Драконы летнего полдня
Шрифт:
Много лет назад на зависть всей Утехе Карамон выстроил для Тики дом. Он был достаточно просторным, чтобы большая, растущая семья не ощутила однажды тесноты. В течение долгого времени дом оглашался смехом и криками трех сыновей-проказников. Позднее родились две дочери. Палин часто повторял, что родители обзавелись девочками специально для того, чтобы они дразнили братьев и всячески им надоедали. Ко времени, когда семья окончательно сформировалась, Тика и Карамон стали полными хозяевами и владельцами таверны «Последний приют».
Мальчикам скоро предстояло вступить в период зрелости, пору самостоятельной жизни. Дом находился на некотором расстоянии от таверны, и супругам приходилось ежедневно совершать вынужденные прогулки. Карамон, кроме того, зачастую делал и внеочередные, поскольку Тике, вдруг проснувшейся среди ночи, казалось, что таверна объята пламенем пожара. Это им в конце
Разумеется, у Карамона и в мыслях не было называть какую-либо из комнат таверны «комнатой Рейстлина». Но как-то раз он стал невольным свидетелем разговора своих дочерей и очень удивился, услышав, что «комнатой Рейстлина» они называют небольшой чулан. Тика отнеслась к этому как к причуде дочерей, желанию девочек поскорее обжить новое место. Карамон согласился с ее соображениями, но с тех пор у них тоже вошло в привычку звать чулан «комнатой Рейстлина». Как-то в таверне остановился странствующий маг, и так получилось, что в беседе хозяев была упомянута «комната Рейстлина». Маг принялся буквально умолять показать ему место, где когда-то жил знаменитый чародей. Как ни пытался Карамон разубедить красного мага, как ни доказывал, что при жизни Рейстлина этой части таверны вовсе не существовало – все было напрасно. И Карамон позволил ему осмотреть чулан – все же тот являлся постоянным клиентом и платил не зубами ящерицы, а чеканной монетой. Кудесник нашел «комнату» довольно милой, хотя и несколько захламленной. Он попросил хозяина – «в знак уважения великого мага» разрешить ему оставить в обители Рейстлина магическое кольцо. Карамон и тут не мог отказать. Так на пустой бочке из-под эля появился первый магический предмет.
Карамон не стал тревожить кольцо. Он достаточно всякого навидался, чтобы у него пропало желание даже прикасаться к подобного рода вещам. «Возьми что-нибудь этакое в руки и превратишься… к примеру – в ящерицу», – подумал он. А месяц спустя таверну посетили два белых мага. Как выяснилось, они прибыли в «Последний приют» исключительно для того, чтобы увидеть «святыню». Оказалось, что первому, красному, магу после остановки в таверне стало невероятно везти, и в своем везении он усмотрел добрую волю Рейстлина. Естественно, он не мог умолчать о том, что явилось причиной его удач. Белые маги изъявили желание пополнить святилище и своими знаками почитания знаменитого Рейстлина. Ими стали пергаментный свиток и пузырек с таинственным настоем. Чародеи пробыли в таверне двое суток, не скупясь на деньги, с огромным удовольствием слушая рассказы Карамона о брате, о былых временах. Еще через месяц в «Последний приют» пожаловала женщина-маг из ложи Черных Мантий. За время своего недолгого пребывания она не произнесла ни слова, если не считать ее вопроса о местонахождении «комнаты». Она не осталась на ночлег, но заказала лучшее вино и заплатила за него чеканной монетой. Вскоре таверна превратилась в место паломничества магов всего Ансалона. Одни приносили реликвии насовсем, другие оставляли на время, чтобы усилить их волшебные свойства. Впоследствии они клялись, что магическая сила предметов и впрямь многократно возрастала. Тика язвила по поводу необыкновенности и исключительности «комнаты», смеялась над тем, что чулан может обладать какой-то чудесной атмосферой. Карамон был с ней согласен, но только до тех пор, пока в старых бумагах Отака не обнаружил план таверны-предшественницы, разрушенной еще драконами во время Войн Копья. Из чистого любопытства он просматривал план и поразился, когда увидел, что «комната Рейстлина» (этот чулан) располагалась как раз над тем местом, где любил сидеть, греясь у камина, его брат. Карамон рассказал о необычном совпадении Тике, отчего (как она сама призналась) у нее по спине побежали мурашки. После этого Маджере освободил чулан от лишнего барахла, оставив только бочку, на которой скопилось множество разнообразных вещиц. Карамон составил подробный список предметов. Мысль что-либо из них продать никогда не приходила ему в голову, но часто он просто отдавал вещи тем магам, которые оказались в трудном положении, или еще совсем молодым, готовящимся пройти Испытание в Башне Высшего Волшебства. (Вступление в сословие магов представляло собой довольно жестокую процедуру, а бывали случаи, когда Испытание заканчивалось и смертью претендента.) Карамон чувствовал, что побывавшие в «комнате» предметы обладают особенно магической силой и ценностью. Пусть Рейстлин совершил немало ошибок, но он всегда питал расположение к слабым и униженным и приходил им на помощь.
Именно в эту комнату Палин привел своего отца. С годами в ней все переменилось.
Бочка из-под эля продолжала стоять на своем месте, но для многочисленных волшебных колец, брошей, оружия, кошелей специально были приобретены деревянные с резьбой сундуки. На одной из полок лежали свитки, аккуратно перетянутые белой, красной или черной тесьмой. На стеллажах помещались книги с заклинаниями, а наиболее опасные по своему воздействию реликвии занимали дальний, затемненный угол комнаты. Солнечный свет проникал сквозь маленькое окошко. Для магов, впрочем, было более важным то, что через это оконце струился по ночам свет красной или серебряной луны, а также – невидимый – черной. Стол украшал всегда свежий букет цветов. Посреди комнаты стояло уютное кресло для тех, кто приходил медитировать или порыться в книгах. Кендеров к «святилищу» и близко не подпускали. Карамон и Палин вошли в «комнату Рейстлина». Отец уселся в единственное кресло. Он был настолько потрясен, что совершенно не понимал, куда и зачем его привели. Палин – наоборот, несмотря на рану и крайнюю изнуренность, ощутил, что к нему возвращаются силы. Возможно, причиной тому была успокаивающая атмосфера комнаты, которую он всегда любил; а может быть, на него столь благотворно повлиял голос, все еще звучавший в голове, – голос, который он никогда не слышал наяву, но который так хорошо знал.
– Мой долг найти его, даже если мне придется шагнуть в Бездну.
– Что? – Голова Карамона дернулась. Хмуря брови, он воззрился на сына. – Что ты сказал? До Палина дошло: сам того не сознавая, он говорил вслух. Маг хотел сначала подготовить отца к тому, о чем собирался вести речь. Но раз уж так вышло, не имело смысла оттягивать нелегкую беседу.
– Я хочу, чтобы ты знал, отец… У меня есть план, который я собираюсь осуществить. Не думаю, что ты его одобришь. – Палин заколебался на мгновение, но затем твердо продолжил:
– В любом случае ты должен знать о моих намерениях… В Башню Вайрета я не пойду…
– Вот это славно, мальчик! – с облегчением воскликнул Карамон. – Мы что-нибудь придумаем. Ради твоего спасения я готов помериться силами с самой Такхизис. Я не позволю эти ублюдкам-рыцарям отнять у меня…
– Отец, прошу тебя! – оборвал Палин. – Я не собираюсь идти в Башню Вайрета, потому что намерен отправиться в Палантас и пробраться в Башню Высшего Волшебства. Я хочу проникнуть в Бездну и попробовать отыскать дядю. У Карамона отвисла челюсть; его изумлению не было границ.
– Мальчик мой, но Рейстлина нет в Бездне. Его жертву принял Паладайн и даровал ему вечное успокоение.
– Отец, ты не можешь утверждать это со всей определенностью.
– Я видел его мертвого так же, как вижу теперь тебя.
– Тебе это снилось… ты сам потом признался. По легенде, Рейстлин – узник Бездны, день за днем истязаемый Такхизис; день за днем он выносит ужасные муки, за которыми следует агония смерти; день за днем все повторяется сначала.
Карамон поднялся с кресла. Он был уверен в своей правоте.
– Я, знаю легенду. Она также гласит, что Стурм Светлый Меч отправился в долгий путь к красной луне… Все это чушь! Рейстлин мертв! Спит вечным сном…
Я запрещаю идти в Палантас. Ты останешься дома. Мы попробуем договориться с Ариаканом. Танис нам поможет…. От Посоха Магиуса исходило тепло, Палин это явственно ощущал. Оно придавало смелости, как после доброго глотка горячего, терпкого вина.
– Просто тебе хочется думать, что Рейстлина нет. Полагать иначе – значит сказать себе, что ты отрекся от него, покинул, бросил… Слова Палина словно камнепад обрушились на отца. Карамон побледнел, дыхание участилось, могучее тело затряслось. Он пытался что-то выговорить… и не мог. Палин закусил губу и крепче сжал посох. Ему самому стало страшно от своих слов. Все произошло помимо его воли, и теперь он не мог вернуть сказанного, равно как не мог вдохнуть жизнь в окоченевшие тела братьев.
– Неужели ты в самом деле так думаешь? – чуть слышно, с дрожью в голосе спросил Карамон.
– Нет, отец. Нет… Прости. Я знаю, ты чем угодно пожертвовал бы ради Рейстлина. Я понимаю, что твое убеждение – это своеобразное лекарство. Ты искренен в своем убеждении… Но все-таки ты можешь ошибаться, отец. Ты можешь ошибаться… Эти слова эхом отозвались в голове Палина; они обрели размеры, форму, цвет настолько явственно, что молодой маг мог видеть, как они полыхают перед ним. Карамон сделал судорожный вдох и потряс головой. Очевидно, он подыскивал контраргументы. «Он хочет отговорить меня, – подумал Палин. – Нельзя ему этого позволить. Меня не так сложно разубедить. В Башне во время Испытания такое случилось. Это было внушение, но страх и ужас я почувствовал взаправду».