Драконы летнего полдня
Шрифт:
– Я все обдумал, отец. Стил Светлый Меч обещал составить мне компанию. Ом отведет меня в Башню… Я встречусь с Даламаром и постараюсь убедить его…
Может, он позволит мне сделать попытку миновать стражей А если нет, то я сам…
Один раз призрак-страж уже пропустил меня.
– Тогда тебе просто пригрезилось! – начал сердиться Карамон. – Это все штучки магов – ты сам знаешь. Тебе потом объяснили…
– А это, отец? – Палин вытянул Посох Магиуса. – Это мне тоже грезится? Или посох вовсе не моего дяди? Карамон как-то робко взглянул на реликвию и промолчал.
– Посох хранился в лаборатории Рейстлина, там же, где находятся Врата в Бездну. Даже Даламар не имеет туда доступ. И тем не менее посох оказался вне стен лаборатории: он у меня. Я попробую в нее пробраться и разыскать дядю. Он научит меня всему, что знает сам. И никто больше не пострадает, не погибнет из-за моего неумения, неспособности в нужный момент прийти на помощь.
– Ты хочешь сам открыть Врата? Но как ты это сделаешь один? Ты что – забыл? Войти во Врата способен только настоящий маг и в сопровождении жреца…
Именно поэтому твоему дяде нужна была госпожа Крисания…
– Я не собираюсь открывать Врата, отец, – задумчиво произнес Палин. – Они будут открыты с другой стороны.
– Рейстлином?! – вскричал Карамон. – Ты думаешь, их отворит для тебя он?!
– Маджере потряс головой. – Темные рыцари требуют невыполнимого. Ты им ничего не должен. Ни о чем не беспокойся, – сурово добавил он, – Я и Танис разберемся с этим Светлым Мечом.
– Я дал слово чести, что не сбегу. Палин был резок. Ты хочешь, чтобы я нарушил его? Ведь ты сам учил меня всегда держать данное слово. Карамон не сводил глаз с сына; на ресницах у него блестели слезы.
– Считаешь себя умником-разумником, Палин? Моими же словами загоняешь меня в угол… В этом ты копия своего дяди. У него это отменно получалось… Он всегда поступал по-своему, даже если при этом доставлял боль другим… Что ж, делай как знаешь. Я не сумел остановить Рейстлина, не смогу остановить и тебя.
С этими словами Карамон вышел. Оставшись один, Палин приуныл. Да, благодаря своей способности соображать чуть быстрее, чем отец и братья, ладно говорить – он часто одерживал над ними верх. В спорах Палин напоминал собаку, которая наскакивает с разных сторон на медведя, привязанного цепью к столбу. Они всегда ему уступали. Палин долго упрашивал братьев – несмотря на их разумные доводы – взять его в Каламан. Он молил, спорил, всячески хитрил. В конце концов они уступили. Когда произошла стычка, братья больше думали о том, как защитить Палина, нежели о себе. И вот их нет… Сердце Палина вновь заныло. Уставившись в одну точку, он вспомнил, как все было.
Ускользнуть, ретироваться – это здраво и благоразумно, когда перед вами целое войско, а вас всего лишь жалкая горстка. Рыцари помнили и о такой возможности. Черные корабли становились на якорь неподалеку от берега, чтобы баркасами высадить первый десант. В небе над флотом кружили синие драконы.
– Если мы покажем спину, нас рассеют и перебьют поодиночке, – старался перекричать шум прибоя предводитель Соламнийцев.
– И куда мы денемся от драконов? – включился в разговор Танин. – Они будут гоняться за нами, пока не переловят одного за другим. Неужели мы дадим повод для насмешек и обвинений в трусости?.. Мое слово – остаться и дать бой.
– Мы остаемся, – в тон брату произнес Палин.
– О тебе речь не идет, – возразил Танин. Ты налегке. Лошадь у тебя резвая.
Здесь тебе не место… Вернешься в Каламан и предупредишь о надвигающейся опасности.
– Что? Мне бросить своих братьев? – возмутился Палин. – И ты думаешь, я мог бы так поступить? Стурм и Танин переглянулись. Стурм покачал головой и перевел взгляд на море – на приближающиеся баркасы, до отказа наполненные непрошенными гостями. Времени было в обрез. Танин подъехал к Палину и взял его за руку.
– Послушай, мы с братом знали, чем рискуем, вступая в рыцарский орден. Но у тебя другое положение…
– Я вас не покину, – упрямствовал Палин. – Вы всегда отсылаете меня домой… что бы ни случилось. На этот раз у вас ничего не выйдет. Танин подался вперед; лицо его побагровело:
– Проклятье!.. Палин, данная ситуация отличается от той, когда мы дразнили соседского бычка. Нам предстоит умереть. Что будет с роди-телями, когда они узнают о смерти троих сыновей, в особенности – младшего. Палин какое-то время молчал. Он представил, как скачет прочь, как, краснея, говорит отцу и матери:
«Я не знаю, что стало с братьями…» Палин поднял голову:
– А ты смог бы бросить меня. Танин?
– Нет, но… Палин продолжал:
– По-твоему, если я – маг, то менее связан долгом и честью?.. Мы тоже даем клятву – именем Магии, именем Солинари… Я остаюсь и буду сражаться вместе с вами. Стурм криво усмехнулся:
– Как он тебя подловил, Танин. Тебе и возразить нечего. Танин раздумывал.
Ответственность за младшего брата, как он считал, лежала на нем. Внезапно Танин вытянул руку:
– Решено. Сегодня мы идем в бой во имя Паладайна, – он едва заметно улыбнулся, – и во имя Солинари. Они пожали друг другу руки и направились к товарищам, занявшим позицию вдоль берега… Это Палину запомнилось наиболее отчетливо. Схватка была короткой, яростной, беспощадной. Попрыгав из баркасов и дико завывая, варвары в голубой раскраске ринулись на берег. Словно приливная волна, нахлынули они на рыцарей, дрались, не чувствуя боли, со свирепым азартом. Однако Соламнийцы, более искусные, более хладнокровные и организованные, выкосили подчистую первые ряды атакующих. Заклинание-молния Палина ударило в самую гущу варваров, рассекая, разрывая, раскидывая обожженные и дымящиеся тема. Но затем накатились вторая… третья волна. Рассвирепевшие варвары вынуждены были преодолевать вал из трупов соплеменников, чтобы добраться до рыцарей. Палин помнил, что братья прикрывали его собой. По крайней мере ему казалось, что он это помнил. Затем последовал удар в голову, вероятно, копья, – удар, силу которого успел ослабить кто-то из братьев. Больше он их живыми не видел. Когда Палин очнулся, все было кончено. Два темных рыцаря сторожили его. Ему хотелось узнать, что с остальными, но он страшился услышать горькую правду. Потом появился Стил, и все разъяснилось само собой… Палин вздохнул, подошел к двери, выглянул в коридор. В доме стояла тишина. Внизу, кроме Стила, никого не было. Прямой и суровый рыцарь сидел на стуле, не позволяя себе расслабиться, отказывая во сне, хотя, должно быть, дьявольски нуждался в отдыхе. Палину вдруг стало ужасно тоскливо. Как ему не хватало братьев, их смеха, подначиваний, некогда доводивших его до белого каления. Он променял бы здоровье всего Ансалона, лишь бы услышать, как Танин читает ему очередную нотацию, а Стурм в это время язвительно подхихикивает. Палин тосковал и по сестрам, чье поддразнивание так злило его., Еще до появления эльфов Тика и Карамон, боясь возможных неприятностей, отправили девочек в племя кве-шу – погостить у Золотой Луны и Речного Ветра, вождей кве-шу. Хорошо было то, что Лаура и Дезра не увидят похорон братьев. Бедные девочки – их детство кончится в тот самый момент, когда они, вернувшись домой, найдут могилы Стурма и Танина…
По лестнице поднимался Танис Полуэльф.
– Карамон говорит, ты решил ехать? Палин кивнул.
– Где отец?
– С матерью… Дай ему опомниться, Палин, – ненавязчиво посоветовал Танис.
– Пусть он придет в себя.
– Я не хотел… – начал было Палин и запнулся. Затем продолжил:
– Танис, я должен это сделать. Отец меня не понимает… Никто не понимает. Его голос… Я слышу его голос… Танис сочувственно смотрел на Палина.
– Ты останешься на похороны? – спросил он.