Драконы, Луна, крысиные хвостики
Шрифт:
Они вышли из Леса. Солнце угасло. Только в том месте, где оно спряталось, легкое золотое сияние теплело под пронзительной синевой неба. Звезды уже проснулись и ворочались, потягивались, помаргивали, перемигивались. Горы на горизонте черным хребтом прорезали поздний закат. Река в долине блестела тонкой струной, отражая угасающее сияние. Ветер сонно шуршал. Мимо пролетели птицы, глухо стуча крыльями. Они хорошо выспались и теперь направлялись по делу, потом на охоту.
Марк повернулся к Лесу, прижал к груди ветку с ягодами:
Леший, я к тебе еще приду! Только ты
Марк побежал к маме она ждала его неподалеку. Взял за руку, и они зашагали к домику, к уютным желтым окошкам в холодной темноте осенней ночи.
В доме вкусно пахло ужином. На столе в большой комнате были расставлены тарелки. Марк ворвался в яркий свет дома и воздел над головой ветку:
А у меня ветка! Это Леший мне подарил!
Сейчас поглядим, отозвался папа (он нес блюдо с едой). Давай разувайся, раздевайся, мой руки.
Они чистые, заспорил Марк. Я же ходил в Лес, не куда-нибудь!
Но до этого мы с тобой таскали грязные сумки, улыбнулась мама.
А ты с такими руками в Лес, улыбнулся и папа.
Марк, не зевай, а то все съедим без тебя, заключил папин знакомый. Ужинать!
Марк мыл руки, оглядываясь на ветку, которую бережно положил рядом на стеклянный столик. Вытер руки о пушистое полотенце, взял ветку, примчался к столу и устроил ее у тарелки.
Вот эту? Интересно, что это? Я таких никогда не видел, папа внимательно осмотрел ветку.
У Лешего такие чтобы дарить. Они растут далеко, в самой чаще, и только чтобы дарить.
Марк взял вилку и нож. Одним глазом он следил за сверкающим блюдом, другой не сводил с ветки. Папа взял блюдо и стал обходить стол, накладывая еду.
Интересно, что на ужин у Лешего? спросил папин знакомый.
Листья, ягоды и грибы, ответил Марк, пока папа выкладывал ему самый вкусный кусок.
А зимой?
Сушеные. Еще иногда белки приносят ему орехи, только он не берет. Их надо грызть, а он уже старенький, у него зубы.
Марк, поев, почувствовал, как его клонит ко сну. Пока несли чай, Марк задремал. И вдруг ему привиделся Леший. Он стоял на поляне, у старого замшелого пня. Рядом прыгали птицы, сидели белки и еще какие-то маленькие пушистые звери. Они вполголоса разговаривали, но Марку было неясно о чем. Похоже, они говорили на каком-то особом лесном языке чтобы никто не подслушивал и не совался в лесные дела.
Тут Марка больно кольнуло. Ведь Леший пришел-таки его встретить, но мама... Леший испугался и спрятался. Совсем плохо получилось, все не так, как должно. Леший, наверно, сейчас тоже думает, что получилось не так, как должно. Но что было делать? Не мог же он просто так показаться маме. Вот если бы она осталась там, на тропе? Не побежала за Марком? Нет, нужно было, чтобы Марк вообще был один. Пусть он приехал с родителями, это ладно, конечно. Но чтобы в Лесу показался один.
Марка закружила музыка глухая, таинственная. Неясные, полуразборчивые звуки огромные деревянные трубы-стволы, гулкие пни-барабаны. Играют на них ушастые мохнатые звери, а Леший сидит в стороне и о чем-то думает, слушает музыку, чудную и чудную. Что-то решает, какое-то важное лесное дело.
У него много забот, все важные. А Марк только отнял у Лешего время. Но так получилось, и виновата точно не мама. Сам виноват. «Леший, подарок, я, мне!» Нужно было просто дождаться, чтобы все уснули, и тогда идти в Лес, чтобы никто не знал. Так было и надо: никто не знает, никто не волнуется, а главное, спокойнее Лешему.
Ма-арк, донесся ласковый мамин голос. Ты спишь!
Не сплю, Марк едва разлепил глаза. Только засыпаю.
Пей чай и давай спать, сказал папа. Завтра рано вставать. Поедем в Лесной замок.
А что это? оживился Марк.
Заброшенная усадьба, старинная, сказал папин знакомый. Там уже лет сорок никто не живет, хотя место красивейшее. Туда обязательно нужно съездить.
Марк пил чай, и спать ему расхотелось. Теперь нужно дождаться, пока все уснут. Потом вытащить из сумки фонарик, тихонько одеться и к Лешему. Скорей бы уснули. Чего сидеть вставать рано.
Наконец все отправились спать. Мама с папой уложили Марка, пожелали спокойной ночи, поцеловали, ушли к себе. Свет в доме погас, тишина растеклась по углам. Марк лежал и терпеливо смотрел в окно. Месяц сиял в черном небе, звезды уютно сверкали. Казалось, мир с его бесконечным бездонным небом вдруг превратился в дом. Без стен, без дверей, без окон, но такой домашний, свой дом, в котором безмятежно и хорошо.
Марк сладко подумал о Лешем. Что он там делает, где он там? Вряд ли далеко ведь Марк сейчас к нему придет, уже без мамы. Сидит, должно быть, на пне и думает. Или нет неслышно идет по тропе, высматривая непорядок.
Марк тихонько поднялся, оделся, прокрался к сумкам, вытащил фонарик. На цыпочках пробрался к порогу, аккуратно обулся, юркнул в пальто, обернул шею шарфом. Притворил осторожно дверь, спрыгнул с крыльца и побежал по тропе.
Вот Лес. Марк вдохнул полной грудью пронзительно свежий воздух. Глаза видели в темноте по-волшебному. Месяц лил зеленоватое серебро на Горы, на Реку она сверкала и переливалась в долине. Кусты и камни застыли призраками. С неба падали хрустальные звуки медленные, очень тонкие, ухом не уловить. Они возникали сразу повсюду в деревьях, в камнях, в земле и у Марка в кружащейся голове. Звуки гремели, звенели одновременно тяжелые, вечные и легкие, сегодняшние. Звезды медленно плыли в выси, чуть покачиваясь.
Марк оглядывал ночной мир осенний, холодный, беспредельно ясный. Мир был будто прочерчен волшебным пером на стенках хрустального шара, и в середине этого шара стоит Марк, в лучах месяца. Перо острое, тонкое, точное вывело яркие линии на угольно-черном покрове. Осеребренные изломы хребтов, льдинки звезд. Река миллионом искр. Холмы мягкие пятна. Кусты хвостатые кисточки. Камни-горошины, разбросанные внизу. Мир сиял лунным светом, оживляя бездонный холод неба теплом и уютом земли.
Марк повернулся и шагнул в Лес.