Драконы, Луна, крысиные хвостики
Шрифт:
Гулкое эхо разнеслось по чертогу, полному небесного света, который лился сквозь высокие окна.
Хозяин, вы бы потише, главный стражник вжал голову в плечи. Потише... Не нужно так про Магистра. Вас-то он, может, и пожалеет, а нам точно головы не сносить. Превратит нас в лысых ежей, только потому, что вы так про него говорите, а мы слушаем.
Ну как? Мы идем искать Черную сферу? спросил ключник чуть слышно. Ржавые ключи в дрожащей руке позвякивали.
Нет. Что толку?
Ключник едва не свалился от счастья.
Они вышли на восточный двор, где Тургубадук продолжал мучить чучело.
Та-а-ак, сказал мальчик, уткнув локти в колени и обхватив ладонями голову. Что мы имеем? Ни-че-го. С Хрустального зеркала не снимается чехол раз. В нем что-то хрустнуло два. Где Черная сфера не знает никто, три... Про Золотой шлем я услышал вообще первый раз четыре. Магистр ушел за крысиными хвостиками пять. Приходи, милый Шара, забирай нас со всеми нашими потрохами, он с отвращением отбросил пучок соломы из чучела. Нет, я ухожу сдаваться. Лучше я сдамся сам, чем умереть от стыда, когда Шара придет и увидит. Какие мы здесь вояки.
Каборга расстроенно замолчал.
Хозяин, не стоит так убиваться, сказал осторожно ключник. Ведь у нас не хуже других. Все-таки и Хрустальное зеркало, и Черная сфера, где-то и Золотой шлем должен быть...
Толку? вздохнул мальчик. Ты вот даже не знаешь, где она, твоя Черная сфера.
Она не моя, перепугался ключник. Не надо так говорить, хозяин. У меня только ключи от подвалов, где она... Должна быть, в общем.
И что? Ты хочешь сказать, что раз она есть допустим, что есть, то и порядок? Больше ничего не нужно? Не-е-ет, все-таки я сам виноват. Распустил тут всех. Поделом мне. Так мне и надо.
Ключник ковырял сапогом каменную кладку двора. Каборга поднялся.
Все! Ухожу.
Взрослые вздрогнули.
Сдаваться? тихо спросил советник.
Пока нет. Сдаться, до утра, я еще успею. Пока пойду к себе и буду думать.
Он встал и поплелся к восточной башне. С полдороги он горестно обернулся, оглядел двор, тяжело вздохнул, добрел до дверей и скрылся.
Каборга поднялся в свой кабинетик, обустроенный под крышей восточной башни. Башня была невысокой, но Замок стоял на холме, и из окна открывался замечательный вид. Каборга любил садиться на подоконник (запустив зубы в булочку), рассматривать окрестности и о чем-нибудь думать. Сейчас он прямиком направился к подоконнику, уселся, прислонившись спиной к косяку, и принялся соображать. День клонился к закату, времени до позорной смерти оставалось все меньше и меньше.
Нужен какой-то ход, бормотал мальчик, оглядывая кромку гор на востоке. Какой-то неожиданный ход. С такими помощниками, он фыркнул, вспомнив жующего ключника, нас этот Шара... Кто он такой, вообще? Вмиг покрошит в свои крошки. Нужен ход, нужен ход...
Мальчик соскочил с подоконника и стал расхаживать взад-вперед. Старые половицы скрипели. Походив с минуту, Каборга уселся за столик, открыл верхний ящик. Там лежала записка, которую несколько дней назад ему подбросил Магистр. Каборга в двадцатый раз развернул
«Мой мальчик. Я уже стар. Меня больше не интересуют заклятья и заклинания. Я устроил в Замке все, чтобы ты мог спокойно хозяйствовать. У тебя есть Хрустальное зеркало, у тебя есть Черная сфера, у тебя есть еще кое-что всего этого тебе хватит. А я уже стар. Мной утрачен интерес к преодолению чисто технических трудностей (свойственный специалистам более молодого возраста). Я уже ощутил всю условность конкретного ремесла и прикладного знания. Меня все сильнее тянет к содержательному естествознанию. Так, вероятно, происходит со всеми стареющими волшебниками, у которых пропадает технический азарт, уступая место стремлению к сути вещей, к обретению ясности, к углубленному проникновению в нечто, лежащее на грани логического и чувственного. Я ищу Чистого Знания».
Содержательное естествознание, застонал мальчик, обхватив руками лохматую голову, которая последние полчаса так гудела, будто ее засунули в колокол. Как мне, во имя этого Чистого Знания, запустить Хрустальное зеркало? Как с него хотя бы чехол снять, а? Хотя бы показать этому злодею Шаре, что у нас тоже Хрустальное зеркало есть. Что голыми руками нас не покрошишь. Что мы не такая деревня. Ты хоть бы разок заикнулся за все это время, Магистр! Помогают ли Черные сферы, когда тебя едут резать. Я бы тебя самого за эту грань, логического и чувственного, заткнул бы сейчас. Только вернись. Содержательный естествознатель.
Каборга перебрался на подоконник и сидел там до тех пор, пока не стало смеркаться. Наступал замечательный тихий вечер. Восточное небо темнело, становилось холодно-глубоким. Закатное солнце ясно сияло на снежных вершинах. Кричали какие-то птицы, и звонкий звук доскакивал издалека такой же холодный и свежий, как воздух осеннего вечера.
Каборга слез с подоконника, подошел к столу и открыл другой ящик. Там лежала огромная книга, заложенная многочисленными закладками. Он бухнул ее на стол, достал из шкафа свечу, засветил, нашел нужную страницу и начал читать, водя пальцем по строкам. Через четверть часа он с облегчением захлопнул книгу и вернул в ящик.
Великий и светлый, хмыкнул Каборга, вставая из-за стола, потягиваясь и кряхтя. Ему только учебники сочинять. Он сам, интересно, хоть раз прочитал что начиркал? мальчик вышел из кабинета и хлопнул дверью. Если так пишут светлые и великие, чего ждать от темных и невеликих?
В прихожей он надел куртку и спустился в стражницкую. Там было пусто только осколки кувшинов валялись в подсыхающих лужицах эля.
Ненавижу, произнес Каборга без выражения, оглядывая плацдарм попойки.
Он выбежал из стражницкой и направился в оружейную, где жили Тукка и Тургубадук.
Да что же это такое, убивался он, пересекая двор, над которым сверкали первые звезды. На самом деле, что ли, пусть приходит, порежет всех тут и покрошит? Другого выхода, видимо, нет.
В оружейной, среди мятых щитов и кольчуг, уже отходили ко сну уставшие, но донельзя счастливые Тукка и Тургубадук. Они так натрудились за длинный сегодняшний день, обучая неумелую молодежь колоть и рубить, что даже не стали перед сном драться. Отсутствие кровоподтеков на круглых физиономиях определенно значило, что времена наступают иные.