Драконы севера
Шрифт:
Мои пажи опоясали пораженного бакалавра поясом с мечом и привязали золотые шпоры к пыльным сапогам.
— Уважаемые сьеры, без деяний рыцаря Джона Пирса не было бы нашей победы! Его сталь и его медь сокрушили наших врагов!
В дальнем конце зала три трубача затрубили в серебряные трубы.
К новому рыцарю с поздравлениями устремились все присутствовавшие.
В своей комнате я предложил Пирсу стул, но он остался стоять.
— Теперь ты рыцарь, и если потребуется, тебе отрубят голову, а не повесят как собаку!
— Я привез все бумаги подтверждающие
Я остановил его жестом и подошел поближе. На лбу новоиспеченного рыцаря выступил пот.
— Джон, я не для того произвел тебя в рыцари, чтобы тут же казнить! Я вызвал тебя для другого. Присядем!
Я подвел его к столику возле окна, там, где на доске были расставлены шахматные фигуры, выточенные из янтаря. Любимые шахматы Бернадетты…
— Ты показал себя отличным менеджером в Хаббарде. Ты смог организовать дело и результат, признаюсь, превзошел все ожидания. Этим летом я присоединил к своим владениям все земли между Клайвом и Шелл. Мне нужен главный менеджер королевства — человек, который возьмет на себя повседневное управление всеми делами. Я выбрал тебя.
— Это большая часть, государь и тяжелая ноша… А как же Хаббард?
— Я назначу менеджером Хаббарда того, кого ты укажешь.
— Я могу обдумать это?
— Можешь обдумывать сколько угодно, но отказа я не приму!
Так я приобрел главного менеджера, или как называется эта должность в Конфландии — генерального интенданта.
— Отличный выбор, Грегори!
Вечером в бассейне Габриель одобрила мои действия.
— У него открытое честное лицо, он молод и честолюбив. Для тебя он будет рыть землю!
— Рыть землю?
— То есть сделает все что угодно! Ты переложил с себя на его плечи тяжелое бремя…
— Я по натуре не менеджер, дорогая Габриель… Я бездельник и лентяй! Моя сестра лучше подошла бы к этой должности, и корона была бы ей впору!
— Ты слишком строг к себе, Грегори!
Сегодня в бассейне мы вели себя так, будто вчера ничего не случилось,…Мы начали все с чистого листа.
Обсуждая наш выезд к морю, маршрут путешествия, Габриель снова повторила свое предложение — ехать одной.
— Если есть заговор и заговорщики — они сделают еще попытку в независимости — поеду ли я или останусь.
— Ты упрям, мой король…
— Я знаю, я чувствую — мне надо ехать, Габриель.
Наш отряд выехал утром из Корнхолла. Кроме Габриель со мной были Гвен и его двадцать горцев. Десяток я оставил для охраны малышей. Рыцарь Беннет с оруженосцем и десяток арбалетчиков из роты пополнили этот отряд, а также мой слуга Майк и двое пажей, Томас и Дуган. Вьючные лошади несли на себе провиант палатки и теплые плащи.
Этой дорогой, через лес и пустоши вдоль южного берега Клайва, я еще не проезжал.
На удивление стояла сухая погода для конца осени. Солнце даже грело еще своими слабеющими лучами.
Беннет ехал рядом со мной и рассказывал очередную историю, которых у него было, похоже, запасено немало. Габриель, в мужской одежде в мужском седле, ехала по другую руку от меня и внимательно слушала его цветистое повествование, надвинув капюшон плаща пониже.
«Юная горожанка, Мария была отдана замуж за пожилого цехового мастера, жившего в Галле. Старикан пережил двух жен и рассчитывал пережить и третью. Но пыл его иссяк, и его корень был уже не так тверд и стоек, как в молодые годы. Его мастерская требовала много времени, и не удивительно, что юная Мария часто оказывалась, предоставлена сама себе. Опытные, но очень редкие ласки старого мужа только разбудили ее аппетит, но утолить не смогли. Бедняжка мучилась от своей неудовлетворенности, и порой только ее шаловливые пальчики приносили облегчение и радость ее любовному бутону.
Но Мари была воспитана в строгости и не могла и помыслить о том, чтобы найти для своего мужа молодого заместителя по ночной работе. Если старому мастеру удалось бы сразу изготовить своей супруге маленького ангелочка, то она бы была поглощена приятными заботами материнства. Но пламя, иногда вспыхивавшее в чреслах мастера, похоже, давало больше дыма, чем огня!
Сопровождаемая строгой матроной, специально приставленной мастером, юная Мари ходила к обедне и порой украдкой рассматривала юных кавалеров, подпиравших крепкими спинами каменные колонны. Кавалеры приходили не для молитв и благочестивых размышлений. Размышления их и намерения были насквозь греховными. Кавалеры искали юных прелестниц, не отягощенных стыдом и готовых раскрыть им объятия для радостного состязания…
Рассматривая из-под вуали крепких молодцов с мускулистыми задами в облегающих штанишках, наша Мари поневоле сравнивала их с дряблым, пузатым мужем и печально вздыхала… В свои семнадцать лет она ощущала себя старой и приходила в ужас от мысли, что ей так и суждено прожить жизнь под боком у потеющего старика.
Но одним весенним днем, когда в сопровождении своей тетушки Мари возвращалась из церкви, за нею следом шел юноша. Его звали Антуан. В двадцать лет слыл красавцем да таким, что его густым бровям, нежным румяным щекам и алым пухлым губам завидовали дамы! И, конечно, он не привык слышать слово «Нет». Та особа в юбке, на которую падал взор ветреного молодца, всегда говорила только «Да»!…»
Габриель фыркнула, не сдержавшись…
— О, мой рассказ будет смешным далее, сьерра!
— Могу себе представить…
Я кивнул, и Беннет продолжил:
«Увидев лицо Мари, когда она забирала освященную воду, и особенно узрев ее гибкий стан и плавное движение ее бедер под облегающей юбкой, он возгорелся, как солома от малой искры. Он ничего не видел и не слышал. Его желание устремило его к цели прямой дорогой. Но, проследив до дома прелестную Мари, Антуан понял, что победа не будет легкой. Юную даму сопровождала везде и всюду дородная матрона, привратник с собакой открыл им дверь. На окнах затейливые кованые решетки. «Крепость» охранялась на совесть!