Драконы
Шрифт:
Первый роман Новик «Дракон Его Величества» («His Majesty's Dragon») был опубликован в 2006 году вместе с «Нефритовым троном» («Throne of Jade») и «Войной черного пороха» («Black Powder War») и впоследствии переведен на двадцать три языка. — Новик завоевала премию Джона Кэмпбелла как лучший молодой писатель, а также получила премию Комптона Крука и премию журнала «Locus» за лучший дебютный роман. Четвертая книга цикла «Отчаянный» («Temeraire»), «Империя слоновой кости» («Empire of Ivory»), была признана бестселлером по версии «New York Times». Среди последних работ писательницы новые романы о драконе Отчаянном
Новик живет с мужем в Нью-Йорке в окружении бесчисленных компьютеров.
Дипломат де Гвинье скрылся где-то во дворце. Линь осталась во дворе одна. Слуги с бледными узкими лицами таращились на нее из окон огромного здания; солдаты в бело-голубых мундирах тоже смотрели на нее во все глаза, сжимая в руках длинноствольные мушкеты. Работники, одетые попроще, толпились вокруг нее; судя по запаху, они пришли прямо из конюшни или хлева; невыспавшиеся, неуклюжие и шумные, они жаловались друг другу на то, что приходится работать в неурочные часы.
Дворец, построенный в виде каре вокруг квадратного двора, отличался от всего, к чему она привыкла дома, и вызывал сильное недоумение. Местами он выглядел вполне пристойно, но проделанные на разных уровнях окна и нелепо низкие двери были до смешного маленькими и больше подходили крестьянской избе или, на худой конец, жилищу какого-нибудь купца. Она просто не смогла бы войти внутрь такого дома. Какие-то рабочие сооружали на лужайке шатер из тяжелой плотной ткани, в котором наверняка будет жарко и душно в августовскую пору. Другие работники вытащили откуда-то огромное корыто, должно быть, из-под свиного пойла, и, спотыкаясь и зевая, ведрами таскали туда воду.
Несколько человек волокли пару коров; буренки мычали и вращали огромными глазами. Работники привязали коров перед ней и отошли на несколько шагов, как будто ожидали, что она примется пожирать их живьем. От животных несло навозом и ужасом.
Линь стегнула хвостом и отвернулась. Она явилась сюда не для того, чтобы устраиваться с удобствами.
Де Гвинье вышел из боковой двери в сопровождении незнакомого человека: он тоже был в мундире, похожем на солдатский, но нелепость одеяния — узких панталон в обтяжку — отчасти скрадывалась просторным серым плащом. Приблизившись, спутник дипломата остановился в нескольких шагах от нее, но не из страха: в лице его читалась отвага воина.
— Сир, — сказал с поклоном де Гвинье, — позвольте мне представить вас мадам Линь, она прибыла сюда из Китая, чтобы пожить у нас.
Так это и есть их император? Линь рассматривала его с сомнением. Благодаря долгому совместному путешествию из Китая в компании с де Гвинье и его соотечественниками, она вынуждена была приспособиться к их привычкам, которые казались ей неприличными из-за отсутствия надлежащих церемоний в общении. Но то, что она видела сейчас, выходило за все рамки. Прислуга наблюдала за ними, не пряча глаз и не отворачиваясь: ни тебе соблюдения дистанции, ни уважения. Сам император хлопал де Гвинье по плечу, словно они солдаты из одного полка.
— Мадам, — произнес император, глядя на нее в упор, — соблаговолите объяснить этим людям, как они должны обслуживать вас. Сожалею, что мы оказываем вам такой скромный прием, но в душе мы весьма польщены и постараемся
Де Гвинье прошептал ему что-то так тихо, что она не смогла расслышать, и император, не дожидаясь ее ответа, отвернулся и принялся энергично отдавать распоряжения. Громко мычащих коров увели прочь; прибежали мальчишки и принялись торопливо уничтожать следы коровьей мочи, которые насмерть перепуганные животные оставили на лужайке. Вместо корыта служители принесли большую полированную медную чашу, чтобы напоить гостью водой. Мычание коров оборвалось где-то за стойлами, и вскоре распространился запах жареного мяса. Запах был не слишком привлекательный, но она так проголодалась после длительного путешествия, что аппетит мог послужить достаточной приправой к любой еде.
Де Гвинье вернулся к ней после краткой беседы с императором.
— Надеюсь, это устроит вас на первое время? — поинтересовался он, указав на возводимый на лужайке шатер. — Его величество сообщил мне, что он отдаст распоряжение выстроить поблизости от реки постоянный павильон, сообразуясь с вашими вкусами, чтобы разместить вас с наибольшими удобствами.
— Мелочи не имеют значения, — сказала она. — Я предпочитаю как можно скорее услышать о планах императора в отношении Британии.
— Завтра утром я запрошу необходимую вам информацию, мадам, — с некоторым колебанием пообещал де Гвинье. — Возможно, его величество захочет лично изложить вам свои намерения.
Она смотрела на него, разворачивая и сворачивая ожерелок, словно веер, как бы предупреждая, что все его увертки ей понятны и что она не позволит водить себя за нос слишком долго. Но он поклонился и ушел, явно довольный собой.
Она долго не спала, наслаждаясь свежим воздухом на лужайке возле шатра и время от времени выбирая кусочки жареного мяса с большого блюда, когда голод пересиливал отвращение. К тому же, остыв, мясо стало чуть съедобнее. Восход солнца, столь вредного для ее зрения и кожи, заставил ее искать убежища под пологом шатра. В духоте и неудобстве этого временного пристанища она забылась тяжелым, беспокойным сном; ей снился низкий, хорошо поставленный голос принца, декламировавшего стихи о лете.
Ближе к вечеру солнце скрылось за тучами, и она смогла выбраться наружу, где оказалась в обществе трех огромных драконов-самцов, неимоверно грязных и лениво обгладывающих окровавленные кости; они были в кожаной сбруе — явно служили для перевозок. Драконы уставились на нее с оскорбительным любопытством; Линь уселась и одарила их ледяным взглядом.
— Добрый день, мадам, — не выдержал один из них, осмелившись первым прервать молчание.
Линь свернула ожерелок и, полностью игнорируя приветствие, склонилась над медной чашей. На поверхности воды плавало несколько листьев, которые никто не удосужился убрать; она откинула их кончиком когтя и принялась пить.
Три самца недоуменно переглянулись, подергивая кончиками хвостов и крыльев, словно только что вылупились из яйца. Тот, что первым заговорил с ней, самый крупный из них, неопределенно-бурого цвета, с белым брюхом в серую крапинку, предпринял еще одну попытку.
— Меня зовут Фратерните, — объявил он и, не дождавшись от нее ответа, наклонился к ней и прокричал: — Я сказал: «Добрый день. Меня…»
Она развернула ожерелок во всю ширь и издала короткий упреждающий рык, так что сухая пыль с лужайки взметнулась вверх и попала ему в ноздри.