Драконы
Шрифт:
Насколько она могла судить, в их стратегии военно-воздушные силы мало принимались в расчет; главной опорой армии считались пехота и кавалерия, в то время как эти части должны были служить только в качестве поддержки. Теперь Линь поняла, почему они так зациклены на размерах: слишком мало драконов участвовало в боевых действиях.
Она недоумевала, как вообще здешний император исхитрялся побеждать на вражеской территории — при такой-то организации дела. Однако юные драконы взахлеб рассказывали ей о славных победах и успешных военных кампаниях, из чего
Ее собеседники удрученно признались, что сами они ни в одном из этих великих событий не участвовали и вообще мало чем успели отличиться; в основном они валялись без дела или вяло и неохотно отрабатывали неуклюжие маневры.
— Почему бы вам не научиться писать, — предложила Линь и заставила их царапать на земле составные черты пяти первых знаков. Они слишком взрослые, и им потребуется по меньшей мере неделя, чтобы выучить первые знаки, и годы для того, чтобы прочитать простейший текст. — А тебе надо есть только рыбу и кресс-салат и каждый день выпивать миску мятного чая, — назидательно заметила она Люмьеру.
Вечером появился де Гвинье, он больше интересовался тем, как складываются ее отношения с благоприобретенными пажами, чем рассказывал о последних новостях. Вопреки требованиям благоразумия, она не могла удержаться от того, чтобы высказать неудовольствие:
— Я что, должна быть без ума от счастья, когда вы приставляете ко мне юных недорослей, не способных на интеллигентное общение? Я еще могу понять, что у вас боевые драконы считаются аристократами, но вы, по крайней мере, могли бы прислать кого-нибудь более опытного и умудренного жизнью.
Де Гвинье несколько уклончиво оправдывался, что они хотели снабдить ее более веселыми и оживленными собеседниками.
— Судя по отзывам, эти ребята одни из лучших, — сказал он. — Руководство военно-воздушными силами его величества специально возложило на них это ответственное поручение.
— Для несения службы, помимо хорошей наследственности, требуется еще и образование, — заявила она. — Насколько я успела заметить, они только и умеют, что есть или демонстрировать свою силу. Возможно… — Она осеклась, с холодным негодованием осознав, для какого рода службы они предназначались.
У де Гвинье хватило воспитанности и соображения, чтобы принять пристыженный и в то же время обеспокоенный вид.
— Они предназначены для того, чтобы доставить вам удовольствие, мадам, — сказал он. — Если они не способны на это, я уверен, другие…
— Можете передать своему императору, — гневно перебила она, — что я приму от него такое одолжение только тогда, когда он решит зачать наследника престола от самой вульгарной замарашки из самой убогой деревушки в своих владениях. Не раньше. Можете идти.
Он поспешно удалился, пока она не разгневалась окончательно. Она немного прошлась по двору, хлопая крыльями, как опахалом, чтобы охладить кожу при такой жаре. Импровизированное опахало причиняло легкую боль, но гораздо сильнее ощущалась
Прямо перед ней приземлился Люмьер после недолгой разминки в небе. Она угрожающе зашипела на него при мысли о том, что он мог себе вообразить о ней.
— И чего вы снова сердитесь? — спросил он. — Погодка замечательная, самое время полетать. Почему бы вам не полюбоваться на Сену с воздуха? За городом есть замечательная лужайка, там чисто, и к тому же, — добавил он, явно довольный собой, — я принес вам подарок, вот. — И он протянул ей большую ветку, покрытую разноцветными листьями.
— Я состояла при особе принца, — низким, глухим голосом произнесла Линь, — и мне дарили золото и драгоценности. А ты предлагаешь мне это и считаешь, что годишься мне в партнеры?
Люмьер обиженно бросил ветку и фыркнул в ответ:
— Ну и где они теперь, все эти ваши драгоценности? И где этот ваш принц, слишком…
Она распахнула крылья во всю ширь, задетая жестоким отпором, и ее ожерелок раздулся до предела, причиняя боль. Когда она наконец заговорила, в голосе ее звучала смертельная угроза:
— Вам не доведется больше интересоваться им.
Оскорбленный и пораженный одновременно, Люмьер встопорщился в ответ и пустил из ноздрей тонкие струйки дыма. Но один из собратьев схватил его за ременную сбрую сзади и воскликнул:
— Постой, приятель! Она же лишилась его; она лишилась вождя!
— О! — сказал Люмьер и тут же опустил крылья, уставившись на нее, вылупив глаза.
Линь отвернулась от непрошеного сочувствия и двинулась через широкий двор ко входу во дворец, где, все еще содрогаясь от ярости и не обращая внимания на протесты слуг, уселась прямо на булыжной мостовой так, чтобы ее невозможно было обойти.
— Я здесь не для того, чтобы служить племенной кобылой, — заявила она, когда Люмьер попытался возразить что-то. — И если ваш император рассчитывает именно на это, я сегодня же вечером улетаю и сама найду дорогу прочь из вашей варварской страны. Если же он рассчитывает на что-то другое, пусть безотлагательно известит меня об этом.
Она сидела там несколько часов, ожидая ответа, под палящим солнцем, и времени было достаточно, чтобы трезво обдумать, где еще можно отыскать способы и средства для уничтожения хорошо укрепленного островного государства. Те же раздумья привели ее сюда. Теперь, когда принц погиб, его соратники рассеяны, ее доброе имя безвозвратно опорочено, а принц Мяньнин получил все возможности для осуществления своих реформ — как будто эти дикари вообще на что-то способны, — она не имела ни власти, ни влияния в Китае.