Дракула
Шрифт:
Композиция романа тщательно продумана, в отличие от остальных книг писателя (лишь один эпизод выглядит искусственно — спасение Гаркера из замка Дракулы, чему автор не дает никаких объяснений, предлагая читателю принять это как данность). Стокер искусно сочетает письма героев (эпистолярная форма — черта национальной литературной традиции, заложенной английским классическим романом XVIII в.), их дневники и записки, которыми они обмениваются, с вырезками из газет и деловой корреспонденцией. Кроме того, в текст включены расшифровка записи на фонографе, телеграммы, отрывки из корабельного журнала.
Особое значение в идейной структуре романа имеют письма. К Стокеру можно в полной мере отнести слова А. А. Елистратовой, сказанные о Ричардсоне, для которого, по мнению исследовательницы, «преимущества
139
Елистратова А. А. Английский роман эпохи Просвещения. М., С. 174.
Рассказ все время ведется от первого лица — для создания приближенности действия к читателю, и, хотя рассказчики меняются, ощущение, что читатель погружен в гущу событий, сохраняется. «Дракула» являет собой один из самых ярких примеров художественной удачи при использовании множественности точек зрения в английской литературе конца XIX в. таких примеров немного. Роман психологичен, все в нем служит раскрытию душевных переживаний героев. В романе много описаний видений и снов, гипнотических трансов. Даются они для того, чтобы подчеркнуть зыбкость границы между жизнью и смертью, между бытовой повседневностью и миром призрачным, потусторонним. Герои проходят на грани между возможным и фантастическим, при этом повествование остается на почве реальности викторианской Англии, узнаваемой в точных приметах действительности, социального, культурного бытия. Герои раскрываются глубоко, всесторонне, записи в дневнике не просто фиксируют события какого-то дня — они становятся внутренними монологами, помогающими увидеть героя «изнутри», раскрывая не только его мысли, но и переживания.
Психологизм романа — бесспорно, самого сложного произведения писателя — усиливает ощущение ужаса, так впечатляюще воссозданного Стокером. Причем если другие мастера жанра использовали и иные художественные краски — например, у Гоголя страшное соседствует с комическим и оттеняется им, то Стокер ничем «не разбавляет» страшное. Подобная «монохромность» повествования требует от автора немалого мастерства, которое Стокер и демонстрирует на протяжении всего действия, ни разу не изменив выбранному художественному принципу.
Значительна роль контраста в построении романа. Люди — и нелюди; дневной свет, при котором вампиры теряют свою силу, — и ночная тьма, когда они, обретая могущество, выходят из могил; Трансильвания, страна мрачных и таинственных чудес, воплощением которой становится пугающий замок Дракулы, — и Лондон как воплощение цивилизации, противостоящей средневековым кошмарам… Контраст помогает лучше ощутить окутывающую роман атмосферу ужаса — то, что роднит «Дракулу» с традицией готического романа в английской литературе, традицией «романа ужасов и тайн». Замок Дракулы у Стокера в идейной структуре романа идентичен готическому замку, в нем, как и в готическом романе, много таинственных склепов и подвалов, он полон ужаса, царит атмосфера страха, затхлости, запустения. Страх перед потусторонним, ирреальным, что было характерно для готического романа, у Стокера соединяется со страхом перед пугающими безднами человеческой души.
Дракула также являет собой тип готического злодея, предстающего как воплощение ужаса. Но он еще и злодей планетарного масштаба, потому что вынашивает замыслы о господстве над всем человечеством. Дракула пришел из прошлого, при этом он существует в настоящем и убежден, что ему и расе вампиров принадлежит будущее. Дракула — психологический наследник злодеев английской литературы нескольких периодов: классического готического романа последней четверти XVIII в., затухания готики в первой четверти XIX в. (ближе всего к герою Стокера Мельмот Скиталец из одноименного романа Роберта Мэтьюрина) и этапа неоготики конца XIX столетия, когда в литературе появляются таинственный финансист Мельмот из романа Энтони Троллопа «Как мы живем сейчас» (1875), жуткий мистер Хайд из повести Роберта Луи Стивенсона «Странная история доктора Джекиля и мистера Хайда» (1886) и Дориан Грей из романа Оскара Уайльда «Портрет Дориана Грея» (1890).
Роман Стокера глубоко религиозен. Вампиры — существа, боящиеся распятия, крестного знамения, молитвы. И именно эти средства применяют в борьбе с ними Ван Хелсинг и его друзья. Самое страшное, по мнению автора, что могут сделать вампиры, это погубить не тело, а душу человека, ибо, становясь сам вампиром, он приговаривается к вечной жизни, полной преступлений, и обречен, подобно Вечному жиду, влачить без искупления проклятие бессмертия. И окончательная победа над вампиром одерживается не тогда, когда ему вонзают в сердце осиновый кол, отрезают голову и набивают рот чесноком, но когда, как в случае с Люси Вестенра, удается спасти душу погибшего было создания, даровав ему вечный покой.
Потому естественно, что с вампирами борются с помощью сакральных предметов и символов. Но этого недостаточно, и, как ни парадоксально, герои борются с ними также с помощью науки. В романе причудливо сочетаются оккультное и научное знание. Используются последние достижения науки и техники, с помощью которых происходит общение героев и их работа по подготовке к схватке с Дракулой: стенография, фонограф, пишущая машинка, важна роль современных (для конца XIX в.) средств коммуникации: телеграф, железные дороги. Герои (за исключением лорда Холмвуда) — представители современных (конца XIX в.) профессий: это адвокат, врач, университетский преподаватель.
Особо выделяется Ван Хелсинг — врач, философ, ученый-экспериментатор, представляющий те области знания, которые традиционно противостоят суевериям. Ван Хелсинг убежден, что вера — слепая, отвергающая анализ происходящего, делает человека не просто слабым, но беспомощным перед лицом надвигающегося ужаса, перед нападением вампира. Спасение только в работе разума, который противопоставляется вере и побуждает человека к активизации интеллектуальной деятельности. Стокер соединяет научное и ненаучное, сверхъественное — то, что должно, казалось бы, друг друга исключать, напротив, дополняет и усиливает. И благодаря единству несовместимых категорий достигается победа — над сверхъественным и иррациональным.
Особое значение имеет в романе образ Мины Меррей — сначала невесты, а потом жены Джонатана Гаркера. Мина, вопреки стандарту поведения викторианской женщины, неизменно послушной, покорной повелениям супруга, [140] предстает женщиной деятельной, не поддающейся панике. Она стремится анализировать ситуацию, делает свои выводы, стремясь противопоставить иррациональному логику. Она образованна, владеет пишущей машинкой и фонографом, умеет стенографировать. В немалой степени благодаря ей был накоплен и систематизирован материал, позволивший делать выводы об образе жизни и природе Дракулы, что облегчило борьбу с ним. Мина любит своего мужа и готова пожертвовать собой ради него, но при этом она обладает свободой воли и поступков — и, надо думать, не поступилась бы этой свободой. Иными словами, образ Мины — своего рода ответ Стокера на развернувшуюся в конце XIX в. дискуссию о суфражизме, движении женщин за предоставление им гражданских свобод, и в первую очередь избирательного права. В представлении Стокера, отношения Мины и Гаркера идеальны именно потому, что построены не только на взаимной любви, но и на взаимном уважении. Можно сказать без преувеличения, что Стокер в романе выступает выразителем викторианской морали, во многом основанной на культе семейных ценностей. Это можно видеть и на примере отношений Мины и Джонатана Гаркера, и Люси Вестенра и ее жениха Артура Холмвуда.
140
Об этом подробнее см.: Auerbach N. Woman and the demon: The life of a Victorian myth. Cambridge (Mass.) a. Lnd., 1982.