Драма советской философии. (Книга — диалог)
Шрифт:
18 Там же. С. 7.
19 Почти — потому что в глубине души у каждого не совсем погибшего человека с детства болела исколотая совесть (М.А.Булгаков) — то самое нравственное чувство, которое есть основание воображения, мышления, воли, мотивов поведения и всех наших действий.
20 О запятой — не просто для красного словца: помню в начале пятидесятым семидневное общее партийно — комсомольское собрание преподавателей и студентов философского факультета, обсуждавших серьезную теоретическую и идеологическую ошибку проф. З.Я.Белецкого, посмевшего трактовать запятую у Ленина, между словами «объективный мир» и «объективная истина» не как разделительную, а как соединительную, чем он, конечно же,
21 Мне кажется, что я имею право сегодня говорить об этом хотя бы потому, что не говоря уже о более поздних работах, одна из первых моих публикаций на эту тему, а именно: Эмпиризм и философия в медицине (Методологические проблемы диагностики. М., 1965. С. 91—112), быта отчаянной и безнадежной попыткой показать вопиющую беспомощность подобного перенесения в медицину эмпи — ристских (а то и просто обывательских) представлений о сознании и познании.
22 А потому и не сумевших вернуться в лоно той церкви, о которой я чуть выше упомянул.
23 Тут я просто не могу обойти еще одно сугубо личное воспоминание. Эвальд и всегда был ярким и заводным полемистом, безоглядно бросавшимся в спор с опошляющими философскую мысль обскурантами (или прохиндеями, как у нас быто принято их назвать). И вот однажды, когда в «Вопросах философии» быта опубликована статья одного бывшего медика с резкой критикой главной мысли моей книги «Загадка человеческого Я» (причем критик обвинял меня во всех смертный грехах идеализма с позиции явного даже студенту вульгарного материализма), Эвалыд позвонил мне и спросил, сижу ли уже за уничтожающей этого критика статьей. Я ответил: не хочу унижать себя участием в подобным спорах, да и спорить — то мне не о чем: нашему критику не свойственно спекулятивное мышление, а все, что я могу сказать по обсуждаемой им проблеме — сказано в книге, глухому же обедню два раза не служат. Это — дословныш мой ответ Эваль — ду. Он же крепко меня обругал и… сам опубликовал свой ответ нашему «оппоненту», чем и вызвал бурный поток идеологически тупой и злобной брани прежде всего в свой адрес. Правда, не так в дискуссии, тут же развернувшейся на страницах журнала (хотя быто и это), как во все последовавшие до его кончины годы и в лекциях особенно агрессивным представителей разношерстного племени «доцентского марксизма», и в речах на партийно — философских конференциях и симпозиумах, и за чашкой чая при частным встречах обойденным талантами профессоров и старших научным сотрудников. Он часто их провоцировал, ибо так и не смог привыкнуть к ним и к их «философии»…
24 Отвлеченный не только от открыггий новейшей психологии, но даже и от фундаментальный прозрений А.А.Ухтомского, А.Н.Бернштейна и П.К.Анохина.
25 «Как известно, Демокрит называл свои атомы «идеями», Платон же отнюдь не чуждался термина «атом»» (Лосев А.Ф. Жизненный и творческий путь Платона / / Платон. Сочинения. Т. 1. М., 1968. С. 13. В сноске А.Ф.Лосев пишет: «У Демокрита быт даже специальный трактат об идеях…»). Научная литература по этому вопросу приведена в книге А.Ф.Лосева «История античной эстетики». М., 1963. С. 464.
26 Самое любопытное, что один из непримиримым оппонентов Эвальда, как раз и обвинявший его в идеализме и в мистике, сейчас увлечен восточной эзотерией и парапсихологическими феноменами. Путь от вульгарного (обыкновенного) материализма к мистике — закономерен и неизбежен. Об этом еще тот же Энгельс писал в статье «Естествознание в мире духов». Кстати, предвижу радостное возбуждение его и других старый критиков наших, первыми в перестроечные годы обвинивших Энгельса и его друга и соавтора во всех грехах большевизма: «Вот — вот! — обязательно закричат они, заметив, что и сегодня я без смущения и стыда вставляю в своей текст ставшие вдруг ненавистными им имена. — Он же (то есть — я) марксист, нераскаявшийся и не покаявшийся… Он, видно, и до сих пор не читал Соловьева и Бердяева, отца Павла (ПАФлоренского) и Якова Бёма с Кыеркегором! Толдыиит как и прежде одно и то же: Маркс да Энгельс, и никаких тебе Хайдеггеров и Фроммов». Да, я как и быт — марксист и кантианец, гегельянец и платоник… я именно тогда читал (правда, не без труда) Sein und Zeit, не говоря уже о всех доступный мне текстах Фрейда и Юнга (а это — почти все их тексты) и других названный и не названный выше мыслителей. Читал, читаю и перечитыгваю по сей день. Но и к текстам Маркса и Энгельса отношусь по — прежнему, а именно так, как к ним относится любой уважающий себя философ и историк духовной культуры.
27 Тогда оба — профессоры Калифорнийского университета в Сан — Диего; в настоящее время Дэвид — профессор философского факультета Университета Королевы в г. Кингстон (Канада) и автор ряда уникальныж работ, в том числе и большого исследования судеб философии в СССР, опубликованного в 1991 году издательством Cambridge University Press (Cambridge) — книги под впечатляющим названием: Consciousness and Revolution in Soviet Philosophy (Сознание и революция в советской философии) — с еще более впечатляющим подзаголовком: for bolshewikis to Ilyenkov (от большевиков до Ильенкова).
28 Так он и любимым своим Вагнером угощал: поставит пластинку на собственноручно собранный им из деталей проигрыватель (например, Золото Рейна) — в руки клавир с подстрочным немецким текстом арий, сам — на подлокотник кресла, и ревниво следит за тем, чтобы я на такте, соответствующем звучащей музыке, переворачивал страницы… А я ведь не ноты, я текст «глазами слушаю»… Да не столь это и важно. Мне казалось тогда, что этим, вот так слитым нашим общим восприятием усиливает он творящую наши души мощь великой музыки.
29 Мой пересказ его возражения абсолютно точен по мысли, но текстуально — лишь частично; хотя просто невозможно так забыть сказанное им в характерный для него оборотах речи, чтобы своими словами подменить суть сказанного. Гарантия тому — тексты так и не дописанной, более того — перед своим уходом из жизни им самим разрозненной и скомканной рукописи книги, посмертно все же опубликованной: Ильенков Э.В. Ленинская диалектика и метафизика позитивизма. М.: Политиздат, 1980. С. 62—104. Более того, Эвальд не раз обсуждал со мной (уверен: не только со мной) замысел книги: новое прочтение «Материализма и эмпириокритицизма» должно быто рассказать умному читателю, хотя бы и эзоповым языком, что в советской философии победил махизм (позитивизм), а в социальном устройстве СССР воплотилась технократическая утопия Богданова.
30 «Давно в обиходе у нас ярлыки, с полсотни на грошик на медный… Иумным кричат: «дураки, дураки!«… А вот дураки незаметны…» — это, боюсь, не очень точно воспроизведенные мною по памяти строчки — из песни Булата Окуджавы «О дураках» (или — «О ярлыках»??), прозвучавшей впервые именно в то время. И именно тогда она стала нашей песней. В ее чуть жалующемся на судьбу миноре, готовым вытиться в восторг протеста, каждый узнал всех и себя во всех. Так кто ж из нашего поколения, чуть ли не тотально «объярлыненного» так или иначе, не хранит в этой песне и в душе своей острое чувство «вдруг — сопричастия» к той духовной общности, в которой каждый быт всей сущностью своей… по крайней мере — против дураков?!
31 Для молодых: это тоже ярлык — печать проклятия и отлучения от церкви большевизма, что могло кончиться отлучением от свободы и жизни. И случалось такое столь нередко, что иной вариант — исключение из партии, увольнение с работы — можно быто считать счастливым исключением… исключением из правила. Правда, в 60—е и более поздние годы это исключение само стало, пожалуй, правилом, хотя и грозящим — особенно так называемым работникам «идеологического фронта»: философам, экономистам, историкам и профессиональным партийным идеологам — лишь… одиночеством, нищетой, а то и голодом.