Драмы и комедии
Шрифт:
И в у ш к и н. Будет у тетки Матанечки хлеб… И розы будут цвести под ее окошком, черт побери!
Л ю б а ш а. Погодь, молчи! Розы любишь? Посадим! Оранжерею заведем под стеклом разноцветным.
И в у ш к и н. В душе, а не под стеклом розы должны цвести.
Л ю б а ш а. Это в чьей же душе? Уж не у тетки ль Матанечки? Когда ж они там вырастут! Когда из могилки прорастут?!
И в у ш к и н. Нет, раньше! Когда она в ногах у твоего батьки перестанет валяться — хлеба просить. Когда она спину выпрямит, слезы осушит…
Л ю б а ш а.
И в у ш к и н. В эту минуту чужая ты мне… до ненависти.
Л ю б а ш а (ласкаясь к Ивушкину). За что? За что?
И в у ш к и н. Эх, дикая степь…
Они стоят, отчужденные, а сторонкой пробирается П е т ь к а Т е л ь н и х и н с в а т а г о й п ь я н ы х п а р н е й.
П е т ь к а (тихо). Оглушим — и в прорубь.
Парни приближаются, Ивушкин и Любаша замечают их. Из кустарника выходит С а м о й л о П е т е л ь к и н с вязанкой хвороста.
С а м о й л о (сбросив с плеча вязанку). Здорово, ребятки! (Он улыбается парням. Могучая грудь распирает армячишко, за поясом топор.)
П е т ь к а (скрипит зубами). Дьявол беспортошный… (Сопровождаемый парнями, уходит.)
Л ю б а ш а. Спасибо тебе, Самойло… (Порывисто тряхнув руку Петелькина, уходит.)
Слышен цокот конских копыт.
С а м о й л о. Тебе сегодня дома лучше по ночевать, Гаврила Семеныч. Пойдем ко мне.
И в у ш к и н. Да, пожалуй. Ты в Копай-городе живешь, в землянке?
С а м о й л о. Там самые что ни на есть «богатые» поселились.
И в у ш к и н. Давно в этих местах?
С а м о й л о. Да, считай, лет возле тридцати. Я еще мальчонком пришел сюда.
И в у ш к и н. А родители живы?
С а м о й л о. Померли.
И в у ш к и н. И неужели избу не могли поставить?
С а м о й л о. Мир не дал. А потом и обвыклись.
И в у ш к и н. Это какой мир не дал?
С а м о й л о. А ты, если хошь, послушай, тебе полезно знать. Мы из Симбирской губернии сюда подались, от голода спасались… Конь по дороге пал, своим ходом шли… Дошли, зачали дом. А староста против. Как ты есть неприписной и пришлый, земли не имеешь, то и хату тебе строить не положено. Батька через год помер. Мы с матерью годов пять жили в брошенной бане, а потом построили землянку. Много земли под небом, а у меня — ни клочка, батрачу.
И в у ш к и н. Дойдет и сюда ленинский декрет.
С а м о й л о.
И в у ш к и н. И здесь поделят, к весне — обязательно.
С а м о й л о. Богатые зубами схватятся.
И в у ш к и н. А мы им по зубам. Власть-то Советская!
Неожиданно раздается выстрел. Пуля срезает ветку на березе.
С а м о й л о. В тебя метили, Ивушкин. Какая ж тут советская власть?!
И в у ш к и н (оглядывает тонущую в сумерках степь). А все-таки, может, внуки наши, а будут улыбаться друг другу!
Подворье на заимке Тиуновых. На крыльце, в жакете и цветастой шали, стоит Л ю б а ш а. Перегнувшись через перила, она наблюдает ею самой устроенное зрелище — грызню собак, бросает им кости. Входит Т и у н о в.
Т и у н о в. Опять собак стравила! (Забежав за изгородь, разгоняет собак, возвращается.)
Л ю б а ш а (меланхолически). Вас бы стравить.
Т и у н о в. Это кого?
Л ю б а ш а. А всех.
Т и у н о в. Груба ты, груба. Ах, матери нет, рано ушла.
Л ю б а ш а. Сами на тот свет свели. Не хуже собаки грызли.
Т и у н о в. Выгоню, Любка!
Л ю б а ш а. Самих бы вас не выгнали… Вот приехали коммунары… Все теперь будет общее! И наше приберут к рукам.
Т и у н о в. Подавятся.
Л ю б а ш а. Видели б, как голытьба их встречала, когда они в село со своим барахлом въезжали…
Т и у н о в. Что ж они дадут голытьбе, когда у самих ни машин, ни зерна?
Л ю б а ш а. Дадут не дадут, а обещают. Мы вот только и делаем что хлеб да шерсть. А они еще и розы!
Т и у н о в. Розы?!
Л ю б а ш а. Душевного цвета.
Т и у н о в. Ну-ну, нашла кого смешить… (Явно желая спровадить Любашу.) Шла бы к себе в светелку-то… А то ишь — розы!
Л ю б а ш а. А вы спросите у Ивушкина, как приедет.
Т и у н о в. Кто приедет?
Л ю б а ш а. А не он ли, слышите, катит? Ведь за ним сегодня дрожки послали. Ай в тайне сохранить хотите свиданьице?! От меня…
Т и у н о в. Отрезанный ты ломоть, вот что я тебе скажу… Сыновья хоть и умишком не горазды, а свои, понятные, а ты… В доме живешь, а ровно чужая, змеей поглядываешь.
Л ю б а ш а. Смиренная была б — давно уже какому-нибудь богатому дураку запродали б…
Т и у н о в (ища примирения). Эк, норовистая… Ты ж — моя, кровная…
Л ю б а ш а. Матушке вы тоже подчас ласковые слова говаривали… А потом еще лютей попрекали, что из бедности взяли… Родной дом! Каждая половица горячей слезой вымыта…