Драмы и комедии
Шрифт:
М а р и я И п п о л и т о в н а. Бери, пока дают. Торопись, милая. (Выходит.)
К л а в д и я. Что она задумала, старушка?..
Входят А н д р е й и Д и ч а л о в.
А н д р е й. Прошу, садитесь. Пожалуйста.
Д и ч а л о в. Опять — я, Клава.
А н д р е й. Оля!
К л а в д и я. Вышла она… только что…
А н д р е й (выбегает). Я сейчас!
К л а в д и я. Эх ты, думала, хоть последние бабьи годы поживу
Д и ч а л о в. Да ты что, дурачком меня, что ли, считаешь?!
К л а в д и я. Хорошо. Хочешь, по большому счету, откровенно?
Д и ч а л о в. Давай откровенно.
К л а в д и я. Могла бы я тебе, как всем, сказать: я — жена Качурина, Ольга — его дочь, я открыла правду, бесполезно возражать, скандалить, искать опровержения! Закон в этом случае только один — мое слово. Вот!
Д и ч а л о в. Удумала! Объявила себя женой Качурина, да еще дочку впутала. Чтоб больше веры.
К л а в д и я. Допустим, удумала, как ты говоришь. Но кому от этого плохо?!
Д и ч а л о в. Ольге.
К л а в д и я. Ольга уедет в Москву и выйдет замуж за сына министра.
Д и ч а л о в. Любит-то она — Андрея.
К л а в д и я. Любит, любит — разлюбит. Кому же еще плохо? Тебе? Считай, пожалуйста, Ольгу своей дочерью, если тебе так нравится, только не скандалить! Теперь сравни, какая польза — не для меня, для общества! Старуха, Мария Ипполитовна, дышит на ладан. Сын — плавает. Кому из близких заниматься памятью героя войны, Василия Качурина? Если я не жена, а просто так, — со мной не будут считаться. А память Василия Качурина общественно важна, для молодого поколения. И я в этом деле смогу сыграть немалую роль. Я буду писать статьи, встречаться с пионерами и школьниками, с комсомольцами на заводах, в колхозах и на рыбных промыслах. Если кинематографисты действительно задумают фильм, — я и здесь подтолкну… Во всем этом нет для меня никакой корысти. Одни хлопоты. Но ты знаешь меня. Для общественной пользы я готова отдать себя всю, без остатка! Вот так, Дичок дорогой, подумай, прежде чем скандалить. И — иди отсюда. Иди!
Д и ч а л о в. Я вижу, ты живую курицу общиплешь, да так, что та и не пикнет.
Входят О л я и А н д р е й.
Стало быть, до свидания. (Уходит.)
И затем — ранний вечер следующего дня. О л я, напряженная, замкнутая, сидит одна в комнате. Входит К л а в д и я. В поведении дочери чувствуется холодок, но Клавдия не замечает этого или не хочет замечать, она полна оптимизма.
К л а в д и я. Оленька, ты почему здесь сидишь?
О л я. Так.
К л а в д и я. Ольга, ведь Москва же! До чего ж ты инертна, а тебе еще только двадцать четыре…
О л я. Пусть.
К л а в д и я. Ты моя дорогая. Рученьки мои. Где ты делала маникюр? Удачный тон, розоватый… Когда ты была маленькой, я стояла над твоей кроваткой и думала: вырастет — какая станет? Сурь-езная стала, молчальница. Ольга, прими-ка для бодрости
Входит М а р и я И п п о л и т о в н а.
О л я. Мария Ипполитовна, позовите, пожалуйста, Андрея, я хочу с ним поговорить.
М а р и я И п п о л и т о в н а. Хорошо. (Уходит.)
Через некоторое время входит А н д р е й.
А н д р е й. О чем нам с тобой говорить?
О л я. Так уж и не о чем?
А н д р е й. В форме переписки — пожалуйста, можно соблюсти вежливость. Если быть откровенным, я уже начал. Пишу тебе под кроватью…
О л я. Почему под кроватью?
А н д р е й. В знак протеста. Забрался под кровать — и пишу. Ты получишь серию писем из-под кровати. Что тебе надо?
О л я. Дай мне, пожалуйста, адрес того человека, что вчера…
А н д р е й. Дичалова? Зачем?
О л я. Я хочу повстречаться с ним. Я всю ночь не спала. И весь день сегодня сама не своя.
А н д р е й. Олька?!
О л я. Я похожа на него… больше, чем на маму… Когда я увидела его, я вдруг как бы узнала… Глаза, нос, рот… Я погибаю… от стыда.
А н д р е й. ?
О л я. Мне стыдно за маму, мучительно стыдно за маму… Сегодня я боюсь поднять глаза, видеть тебя, друзей. Даже в лица прохожих на улице стыдно смотреть!
А н д р е й. Как хорошо, что ты все поняла!
О л я. Нет, Андрюша, не все. Как жить, если даже моя мама так дико обманывает? Я верила ей во всем. Я слушала ее лекции, читала ее статьи. Она меня учила жить… Как мне теперь? Кому же верить?
А н д р е й. Людям.
О л я. Людям… Так это — вообще…
А н д р е й. Вот как раз этого «вообще» нам и не хватает! Тебя накрыла горькая ледяная волна лжи? Не ужасайся и не охай, а то захлебнешься! Борись, плыви.
О л я. С тобой не страшно. Я с тобой куда хочешь.
А н д р е й. Со мной куда хочешь, а с Максимом — в Москву?
О л я. Никуда я с ним не поеду. Вот он сюда придет, ты ему и скажи.
А н д р е й. Так я ж ему это спою!
О л я. Андрюша, давай адрес.
А н д р е й. Что-то не хочется от тебя отлипать.
О л я. Пойдем вместе.
А н д р е й. Идем!
Уходят.
М а р и я И п п о л и т о в н а (появляется в дверях). Благослови их, господи… Ох, уж зря не попрошу, прислушайся к голосу старой безбожницы!
Входит И в а с ю т а.
Где опять бродяжили?
И в а с ю т а. Волка ноги кормят.
М а р и я И п п о л и т о в н а. Молодой, а старые пословицы помните.
И в а с ю т а. Архивная крыса, старые дела грызу, вот в зубах кое-что и застревает.
М а р и я И п п о л и т о в н а. А еще чего-либо погрызть не хотите ли?
И в а с ю т а. Не бумажкой единой сыт человек…
М а р и я И п п о л и т о в н а. Пойдемте, я вас зелеными щами накормлю.