Драмы. Басни в прозе.
Шрифт:
Сэр Уильям. Мы должны были бы влить в тебя мужество, а выходит, что твой угасающий взор вливает его в нас. Ты не земная моя дочь более, ты уже наполовину ангел. Что значит благословение убитого горем отца для духа, снискавшего все благословения небес? Да падет и на меня, луч света, уже возвысившего тебя над земной юдолью. Или же проси господа, неизменно внемлющего предсмертной молитве того, кто верует, чтобы этот день стал последним днем и моей жизни.
Сара. Испытанной добродетели господь дарует долголетие, дабы она служила примером другим смертным, и лишь добродетель нестойкую, ту, что скорей всего не выдержит суровых испытаний, он внезапно вырывает из опасных земных пределов. По ком льются
Мелефонт. Она умирает. Ах, в последний раз поцеловать хладеющую руку... (Падает на колени.) Нет, я не смею к ней прикоснуться. Страшное поверье вспоминается мне, будто от прикосновения убийцы тело убиенного источает кровь. А кто убил ее? Разве я пе больше ее убийца, чем Марвуд? (Поднимается.) Она мертва, сэр, и ничего не слышит, прокляните же меня! Излейте свою скорбь в заслуженных мною проклятиях! Ни одно из них пе должно пощадить меня, и самое страшное из них пусть сбудется с удвоенной силой! Почему вы продолжаете молчать? Она мертва, совсем мертва! И я опять всего-навсего Мелефонт. Я уже не возлюбленный вашей дочери, которого вы щадили во мне. Что это? Я не хочу, чтобы вы смотрели на меня с состраданием. Вот ваша дочь! А я ее соблазнитель! Подумайте, сэр! Чем еще я могу пробудить вашу ярость? Ее цветущая красота, на которую вы один имели право, была похищена мною! Из-за меня поступилась она своей неопытной добродетелью. Из-за меня отвергла объятия любимого отца! Из-за меня умерла! Ваша кротость мне нестерпима, сэр! Дайте же мне наконец услышать, что вы отец.
Сэр Уильям. Я отец, Мелефонт, любящий отец, и потому я должен благоговейно выполнить последнюю волю моей дочери. Дай мне обнять тебя, сын мой, я заплатил за тебя неслыханно дорогой ценою!
Мелефонт. Нет, сэр! Она — святая, и у человека недостанет сил выполнить ее завещание! Вам не пристало быть моим отцом. Взгляните, сэр (достает из-за пазухи кинжал), вот кинжал, который сегодня занесла надо мною Марвуд. К несчастью, я ее обезоружил. Если бы я пал жертвой ее ревности — Сара была бы жива. У вас была бы дочь, и при ней не было бы Мелефонта. Не в моей власти повернуть события вспять, но покарать себя за свершившееся — в моих силах! (Закалывается и падает у кресла Сары.)
Сэр Уильям. Поддержи его, Уайтуэлл! Еще и эта беда меня не пощадила. О, если бы мое сердце стало третьим остывающим здесь сердцем.
Мелефонт (умирая). Удар попал в цель! Если вы теперь назовете меня своим сыном, сэр, и как сыну пожмете мне руку — я уйду из жизни умиротворенным.
Сэр Уильям обнимает его.
Вы слышали о некой Арабелле. Сара, умирая, просила за нее. Я присоединяюсь к ее просьбе, но Арабелла не только мое дитя, она еще и дитя Марвуд. Какое странное чувство охватывает меня! Умилосердись, создатель, умилосердись надо мной!
Сэр Уильям. Если наши молитвы имеют силу, то давай, Уайтуэлл, вместе молить всевышнего, чтобы он смилостивился над ним! Мелефонт умирает! Ах, он был скорее несчастный, чем порочный человек...
ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ
Те же, Нортон.
Нортон. Врачи, сударь...
Сэр Уильям. Если им дано сотворить чудо — пусть войдут! Мне дольше не вынести этого зрелища смерти. Мы похороним их в одной могиле. Идем, Уайтуэлл, нам надо немедля отдать необходимые распоряжения и затем позаботиться об Арабелле. Кто бы она ни была — моя дочь мне завещала ее.
Уходят, и занавес закрывается.
Конец мещанской трагедии
Филот
Трагедия
Аридей, царь.
Стратон, военачальник Аридея.
Филот, пленный.
Парменион, воин.
Место действия — палатка в лагере Аридея.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Филот.
Филот. Неужто я в самом деле пленник? Плен! Достойное начало ратного пути! О, боги! О, мой родитель! Как хочется верить, что все это сон! С самого младенчества я мечтал только об оружии и привалах, сражениях и приступах. Почему мальчик никогда не думает о поражениях и потерях? Что ж, льсти себе в утешение, Филот! Но вот рана, из-за которой онемевшая рука выпустила меч! Я ее вижу, чувствую ее. Меня насильно перевязали. О, добросердечие коварного врага! «Она не смертельна»,— сказал врач, думая, что утешает меня. Недостойный Филот, она должна была стать смертельной! Увы, у тебя лишь одна рана, всего одна. Будь я уверен, что умру, если сорву повязку, дам вновь наложить ее и вновь сорву... Несчастный, ты сходишь с ума! А какое презрение — мне это вспомнилось только сейчас — было написано на лице у старого воина, стащившего меня с седла! «Дитя!» — бросил мне он. Наверно, царь его тоже считает меня ребенком, изнеженным ребенком. Куда он велел поместить меня! В удобную, роскошно убранную палатку. В ней, конечно, жила одна из его наложниц. Что может быть унизительнее для воина! И меня не сторожат — мне прислуживают. Глумливая учтивость!
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Филот, Стратон.
Стратон. Царевич...
Филот. Как! Снова посетитель? Старик, я хочу побыть один.
Стратон. Царевич, я пришел но приказу царя...
Филот. Понимаю. Да, я — пленник твоего царя, и его право призвать меня, когда ему угодно. Но послушай. Если ты тот, кем кажешься,— если ты действительно старый честный служака, не откажи попросить царя, чтобы он дозволил мне предстать перед ним, как подобает воину, а не женщине.
Стратон. Он сейчас будет у тебя. Я пришел возвестить о его приходе.
Филот. Царь у меня? И ты пришел возвестить о нем? Я пе желаю, чтобы он избавил меня хоть от одного из унижений, которые выпадают на долю пленника. Веди меня к нему! Кто претерпел наигорчайший позор — дал себя обезоружить, для того уже ничто не позорно.
Стратон. Царевич, твой облик, полный юношеской прелести, плохо вяжется с такой непреклонностью.
Филот. Что ж, смейся над моим обликом! Твое покрытое шрамами лицо стократ прекраснее.
Стратон. Клянусь богами, хороший ответ! Не могу не удивляться тебе и не любить тебя.
Филот. Да, мог бы, если бы начал с того, чтобы почувствовать страх передо мной.
Стратон. Сказано еще доблестней! Грозный же у нас враг, если в его рядах много юношей, подобных Филоту.
Филот. Не льсти мне! Чтобы вы боялись меня, за моими словами должны стоять куда более громкие деяния. Могу я спросить, как тебя зовут?