Драмы
Шрифт:
Миничев. Океан.
Часовников-отец. Шумит.
Миничев. Вы на Тихом не служили?
Часовников-отец. Не довелось.
Миничев. Стоим как на глобусе.
Часовников-отец. Да, большое хозяйство.
Миничев. Прямо пойдешь — в Китай попадешь. Направо пойдешь — Индия, Индонезия, Цейлон. Там — Япония, там — Сан-Франциско, там — Австралийский континент.
Часовников-отец. Где царевна Несмеяна,
Миничев (усмехнулся). А где и Соловей-разбойник. (Помолчав). Кому же фантазия явилась вас так неверно информировать и почему? Ну, был слушок — и растаял. Случись существенное что — член Военного совета, начальник Политуправления он же един бог в двух ликах... знал бы. Ну, не в одном качестве, так в другом хоть. Впрочем... всяко бывает. (Шутливо). В порядке самокритики, конечно. (Пауза). Единственный у вас?
Часовников-отец. Один.
Миничев. Опасная вещь. (Вглядывается в океан). Как летели?
Часовников-отец. Без приключений.
Миничев. Первый мой умер, года не было. Жена находилась в состоянии исключительно тяжелом, врачи всерьез опасались — потеряет рассудок. Однажды сказала: «Иван Тимофеич, сколько их будет, пусть все и родятся». Теперь пятеро у меня. Их бабка всех своих в одной кровати родила, в ней же сама на свет появилась, в ней же и душу отдала. А моя первенца — на Балтике, блокадник, Нинка с Володькой — те полярники, Петр — черноморец, ну а младший, оторва, тот здешний, дальневосточник.
Часовников-отец. Побросало вас.
Миничев (шутливо). Служу Советскому Союзу. А вы, товарищ вице-адмирал, с вашей супругой маленько оплошали.
Часовников-отец (вглядываясь в океан). Жена моя умерла уже давно, в блокаде.
Миничев (покашлял). Ясно. (Помолчав). А парень ваш стихи сочиняет, частенько фамилия ваша мелькает в многотиражке.
Часовников-отец (угрюмо). Балуется.
Миничев. И во флотской печати попадаются.
Часовников-отец. Балует.
Миничев. Кто его знает, может, и прорежется.
Часовников-отец. Ему двадцать семь, адмирал. В таких случаях напоминают: Лермонтов уже застрелился.
Миничев. Застрелили.
Оба молчат.
Часовников-отец. Кстати, забыл поздравить вас с новым званием.
Миничев (засмеялся). Так ведь по третьему
Часовников-отец. Да-да, в сорок втором.
Миничев. В третьем. Съехал тогда с вице-адмиралов в капитаны второго ранга. По правде говоря, попал под гнев. По второму... можно было срезать, а можно и нет. Ну, по третьему... (Вздохнул). Виноват. (Снял фуражку). Отметился серебром. А в общем... (Засмеялся). Дорога без поворотов — длинна, спросите шоферов. Вы с какого на флоте?
Часовников-отец. Двадцать третий, призыв комсомола.
Миничев. Годки. И я по призыву краснопресненский.
Часовников-отец. На «Профинтерне» я тогда плавал. А вы, помнится, на «Комсомольце»?
Миничев. Так точно бывший «Океан». А потом на «Октябрине». (Прислушался). Шумит.
Часовников-отец. Шторм ожидается?
Миничев. Какой же, простите, океан без шторма? Стоячее болото.
Возник в сумерках Флаг-офицер.
Флаг-офицер (приложил руку к фуражке). Товарищ вице-адмирал, старший лейтенант Часовников сошел с корабля, разыскиваем.
Миничев. Не иголка, добудьте. А Платонов?
Флаг-офицер. У оперативного, послали вестового. (Ушел).
Появился Зуб. Он спешил, тяжело дышит.
Зуб (приложил руку к фуражке). Товарищ вице-адмирал, капитан первого ранга Зуб.
Миничев. Знакомьтесь.
Часовников-отец. Часовников.
Зуб посмотрел на него с некоторым испугом.
Миничев. Как ваша печень, не хулиганит? (Часовникову). Митрофана Игнатьевича мы на водичку отправили, в Ессентуки, печенку ремонтировать, ему доктор в меню жареное перечеркнул, нельзя ему, — так он наискосок меню красным карандашом — резолюцию: «Восстановить жареное. Зуб». Говорят, кое-кто на флоте, Митрофан Игнатьевич, так и кличет вас: «Восстановить жареное»?
Зуб. За глаза чего не скажут,
Миничев. Как с походом?
Зуб. Всё на «товсь».
Миничев. На «Взволнованном» что слышно?
Зуб (с некоторым испугом). На «Взволнованном» никаких происшествий не случилось.
Миничев. А с Часовниковым?
Зуб. Как и докладывал. Не подтвердилось.
Миничев. Лично проверяли?