Драйверы
Шрифт:
Та-а-к… В трубке напряженное молчание. Значит гипноз по вектору на нашу с Бобом «хорошесть» уже не работает. Неплохо знает Веруня, что такое мы вдвоем. Значит надо переключить ее вектор, убедительно внушить, что мы с Борькой не только умные, осторожные и рассудительные, но и крутые парни.
— Да вдвоем мы с Борькой сами страшнее атомной бомбы! Да мы пятерым хари запросто начистим. А очень припрет — и шестерым. Ничего не бойся, все абсолютно безопасно и законно на сто пять процентов.
— Знаю я вас… Если бы не знала, не волновалась бы, — вздох в телефоннную трубку. — Ладно, жди нас через сорок минут на «Площади Мира».
Ну, и славно. Я повесил трубку, прошел через турникет и взял курс на «Сенную», бывшую «Площадь Мира».
Люблю я наше питерское метро. По сравнению с улицей там было хорошо. Просто великолепно. В метро всегда хорошо, и зимой и летом. Летом, в жару — прохладно, зимой — тепло и светло, и пьяных нет… Лестницы-чудесницы самоходные возят пассажиров вверх-вниз, голубые вагоны катятся во все стороны. Хрусталь, мрамор, всякие художественные прибамбахи и чистота.
Славно и уютно в нашем метро, несмотря на толчею и обилие пассажиров. Вот если бы зодчие наши подземельные еще и сортиры в нем предусмотрели — цены бы ему не было, метро нашему. Да я при наличии сортиров, наверное, даже жить бы здесь мог… если бы разрешили, конечно.
Глава девятнадцатая
Борька с Верой уже ждали меня у эскалатора. У Боба выражение лица было обычным, то есть безмятежным. Этакий почти двухметровый амбал с ясными невинными глазками.
Не дебил, конечно, но…
Да, слаб человек, но велики беси. Ох, беси велики… Игруля чертов! Мало того, что гараж с машиной просадил, так еще и продал их всего за полцены… Сволочь.
А может — это болезнь? Где-то я даже читал об этом. Название какое-то хитромудрое, кажется, шведские врачи для этого дела придумали. Ну, не может человек удержаться, и все тут.
Ага, болезнь… Как же! Всем бы так болеть. У этих ребят в белых халатах, у медиков то есть, даже алкоголизм болезнью считается, лечить алконавтов пытаются. А ломом не пробовали? Зря, батенька, зря.
Я-то точно знаю, что никакая это не болезнь. Разве бывает болезнь, когда в кайф? Болезнь — это когда человеку очень плохо, а алкашам после приема — наоборот, хорошо. И наркоманам хорошо. И игрулей этих не тошнит, не крутит их боль невыносимая. Интересная вещь получается: когда алкаши на зону попадают — почему-то мигом излечиваются, но стоит им на воле оказаться, снова заболевают. Или у нас, в поле, — по два-три месяца без водки обходятся, не умирают в страшных судорогах. Там, в тайге или в тундре, и без водяры им адреналинчику вполне хватает. А в поселок вырвутся, и… понеслось.
Значит болезнь у него. Прихворнул. Ну, ну…
Веруня слегка напугана, глазки красненькие. Уже поплакать успела. Вот чего-чего, а поплакать она любит. Видно, не очень на нее мой гипноз телефонный подействовал.
Ну, а чего бояться-то? Нам с Борькой почти по полтиннику — как бы и не юноши уже нецелованные. Есть, что вспомнить. И, дай Бог, еще впечатлений от жизни для мемуаров подкопим. Но Верке, разумеется, об этом лучше не заикаться — тогда точно не отпустит Боба.
Я поздоровался с Борькой, чмокнул в щечку Веру и сходу изложил им свой стратегический план.
— Значит так, други мои. Мы с Борькой сейчас берем эту машину и сразу же получаем аванс… Не спорь, Боря, я сказал — сразу. Если этот Хаджи-Мурат нам сразу американских теньге не дает — разбегаемся по домам. Я задаром пахать на него не собираюсь, а кинуть нас без аванса — плевое дело. Обещать-то они все мастера, а как до денег доходит… Значит — получаем, тщательно пересчитываем, проверяем подручными средствами на вшивость, кладем в карман — лучше в твой, Борька, у тебя отнять труднее — и аккуратно выруливаем на Московский проспект. С Московского — на Витебский, идем до метро «Купчино» — где ты, Веруня, нас и будешь поджидать в засаде. Как план, подходящий? Ну вот… Значит — стоишь у входа, того, что в сторону Московского района, с приготовленным метровским жетоном в кулачке. Тут мы на «КамАЗе» незаметно подъезжаем, Борька незаметно вылезает, тихо подкрадывается и быстро передает тебе баксы. Но Борьке надо постараться сделать это действительно быстро и абсолютно незаметно. Лучше даже — в толпе, как незнакомые люди. И ни в коем случае — не целоваться, не бросаться друг другу на грудь с рыданьями. Это — аксиома тайных операций. Эх, жалко у нас двух одинаковых кейсов нет… Во всех боевиках агенты с резидентами в толпе почему-то кейсами обмениваются. В одном — валюта в пачечках, в другом — микропленки… Юстас — Алексу, в общем. Да еще, Веруня, я тебе на бумажке номерок черкану — позвонишь. Ага? Это — не главное, но ты все же сразу позвони — мол, отъехали от «Купчино» во столько-то. Просто набери номер и скажи в трубку. Это для Лидуси моей, чтобы не психовала. Там знают и передадут. Ну, а потом мы с Бобом на «КамАЗе» продолжаем движение на Мурманск, как будто ничего и не случилось, а ты, Веруня, на метро — домой. Все согласны?
— Небольшое уточнение, — сказала Вера. — Деньги пусть будут не у Борьки, а у тебя, Витя. Во-первых, Борька — дылда, а если за вами будут следить (Господи! Неужели и в самом деле поверила?!) — его легче заметить. И целоваться-обниматься я с ним совсем не собираюсь. Он мне за двадцать три года надоел хуже горькой редьки. А во-вторых, если там, у «Купчино», какой-нибудь игровой автомат случайно найдется… Ну ты, Витя, меня понимаешь.
Я ее понимал.
— А звонить кому, Лиде? — вдруг заинтересовался Борька. Любопытный какой! Пытливый ты наш…
— Нет. Лиды уже дома не будет. Ведь, кажется, русским языком сказал — ей передадут. — Я выразительно и не очень ласково глянул на Боба. Засохни, плесень! Лезет тут…
— Просто я одного знакомого попросил перезвонить ей попозже в садик. У них там телефон только в кабинете заведующей, а она на работе раньше десяти не появляется.
Почти все решили, но тут Вера возьми и снова заплачь. О, боги!.. Все — я выпадаю в осадок. У моей Лидуси много «хороших» женских качеств, но слава Богу — не плачет. Точнее — бывает, но очень редко.
А Вера слезы платочком вытирает, всхлипывает и еще слова разные говорит. Нехорошие и обидные. Козлами, дураками и проч. и проч. обзывается.
— …сами говорят — ничего страшного, а сами уже в метро начинают в шпионов играть. Я же вижу — затеяли что-то. Убьют вас, уродов, и правильно сделают.
Ну не понимает шуток человек!.. Все, сил моих больше нет — ухожу, ухожу, ухожу…
Через минуту меня догоняет грустный Борька с огромной черно-зеленой сумкой на плече. При этом, на нем-то как раз эта сумка не кажется такой уж огромной — так, сумка как сумка… А мое бренное тело, пожалуй, целиком в эту «сумочку» войдет и еще место останется. Боб вздыхает, но молчит. Видно, и его Веруня своими слезками достала.