Дразнилки
Шрифт:
– Не обижайся! – повторила Элка и ткнула его кулаком в грудь, куда дотянулась. – Или я перестану с тобой общаться. Ты этого хочешь?
– Нет, конечно.
– Тогда пошли, купим колы и чипсов, посидим в парке на лавочке. Там дядька крутые фокусы показывает. Местный сумасшедший.
Её детский задор передался и Выхину тоже. Он, конечно, не избавился от дурных мыслей окончательно, но хотя бы попробовал отодвинуть их на задний план.
– Пойдём, но чур я буду платить.
– Тогда у нас, считай, свидание!
– А разве было по-другому? – он легонько щелкнул Элку по носу и крепче сжал её ладонь.
Хотелось,
3.
Выхин не помнил многих деталей того вечера. Как, например, умудрились с Элкой пробраться в маршрутку и съездить к подножию горы? Дорога занимала почти полтора часа в одну сторону. Воспоминания подбрасывали обманчивые запахи дерматиновых кресел, сигарет, алкоголя, влажной одежды – а ещё мельтешение фонарей за окном, ворох снежинок, густые капли воды на стёклах, песни Меладзе из водительского радио. Кто-то пил водку, звеня стаканами и обсуждал отставку Ельцина, втягивая в разговор неравнодушных.
Элка и Выхин втиснулись на заднее сиденье, где тухло пахло соляркой, и непрерывно хихикали, потому что боялись, что их разоблачат и вышвырнут из маршрутки прямо среди ночного леса. Там же, под чей-то тост «не чокаясь», Элка вдруг прикоснулась ледяным носом к носу Выхина. Будто нечаянно, но ясно же, что специально, потому что зачем ей вообще прикасаться? Он едва не дёрнулся назад, едва не стукнулся затылком о «запаску», что висела на дверце маршрутки, но сдержался и как бы в шутку потёрся носом об Элкин нос. Элка прикрыла глаза – ожидала поцелуя что ли? Но Выхин не решился. Он никогда раньше не целовался с девчонками.
На горках они схватили одну ватрушку на двоих и долго катались с разных горок. Элка сидела у него на коленях или иногда обхватывала сзади за талию. Неизменно вопила каждый раз, как ватрушка подпрыгивала на сугробах и трамплинах.
Ночь стояла вязкая, тяжёлая, без звёзд и луны. Время летело стремительно. Выхин обратил внимание на часы, когда стрелки показывали половину десятого. Он изрядно вспотел и устал, но был доволен. Элка тоже вспотела, стащила шапку и стояла перед Выхиным – маленькая, щуплая, в нелепой курточке, с раскрасневшимися щеками и горящим взглядом.
– Хочу ещё!
– Поздно, домой пора. Нам ещё до санатория добираться.
– Мама в курсе, что я с Андреем. А когда я с ним, можно хоть до утра домой не приходить, родители спокойные.
– А если он придёт раньше тебя?
– Никогда такого не было. Шляется с друзьями всю ночь.
Элка показала язык, подхватила ватрушку и пошла к ближайшей горке.
Выхина тоже никто не должен был спохватиться. Мама была чрезмерно занятая личной жизнью. С отчимом он ещё не наладил достаточной связи, чтобы вообще думать о нём. А больше некому.
Они покатались ещё минут двадцать, а потом горки стали закрываться. Туристов сгоняли к маршруткам. В общей толчее Элка и Выхин снова незаметно забрались на заднее сиденье. Пока ехали обратно, Выхин даже успел вздремнуть. Элка зачем-то гладила его волосы.
– Ты такой большой, – шептала она. – Просто великан. Как из сказки. Никогда не думала, что такие бывают.
– Именно поэтому я тебе и понравился?
– Дурачок ты. Просто нравишься и всё. Как тебя в первый раз увидела,
– А ты ещё не мелкая вот так запросто гулять с парнем до ночи?
– Дурак, – повторила Элка без злости. – Ты старше меня на три месяца, между прочим.
– И то верно.
На улице пошёл густой сухой снег. Ветер кружил его без ярости, словно наслаждался размеренными танцевальными па. Это была хорошая погода для романтики. Выхин оценил.
Они вышли из маршрутки чуть ли не последними, переоделись в гардеробе и ещё немного прогулялись по опустевшим заснеженным тропинкам санатория. Вокруг постепенно становилось тихо. Люди разбредались по номерам и ресторанным зонам. Свет фонарей насыщал воздух синевой. Выхин ничего не хотел говорить. Ему нравилось идти рядом с Элкой и просто разглядывать её в бледном свете фонарей. Снежинки смешно путались в волосах. Элка, видимо, тоже, наслаждалась молчанием. Потом она сказала:
– Пора домой, – и повела Выхина к ёлкам, что росли вдоль забора.
Возвращались тем же путём, что и пришли. Дорога назад казалась короче, миновали небольшой микрорайон, гаражи, прошли возле знакомого магазина и дальше – мимо детской площадки, к неказистой пятиэтажке. Ещё издалека Выхин услышал рокот голосов, неровный смех – то затихающий, то взрывающийся, будто петарда. Он первым увидел подростков, оккупировавших лавочку метрах в трёх от подъезда его нового дома. Сразу опознал коренастого лысого, одетого сейчас в линялую джинсовку и «адидасовские» штаны. Рядом с ним примостились нерусские парень и девочка, тоже знакомые по санаторию. А напротив лавочки стоял, засунув руки в карманы пальто, с сигареткой в уголке губ – Андрей Капустин. Он лениво катал носком ботинка пивную банку. Из небольшого кассетного магнитофона, похрипывая, доносилась модная песня про ветер с моря.
Меньше всего Выхину сейчас хотелось вступать в диалог с компанией местных, портить волшебный вечер. Но пройти к подъезду он мог только мимо них – ну или трусливо обогнуть дом с обратной стороны, что было, конечно же, совершенно неприемлемо. Вдобавок Элка восторженно крякнула:
– О, Андрей! Как классно-то! Пойдём, познакомлю с остальными.
– Думаешь, надо?
– Ещё как надо. Там все нормальные, не переживай. Просто нужно пообщаться как следует.
Их уже заметили. Капустин ухмыльнулся и, выудив руки из карманов, расставил их в стороны, словно ждал объятий. Было в его движении что-то угрожающее, а в ухмылке – злобное. Говорил же, не приближаться к сестре… Элка, ничего этого не замечая, бросилась к брату.
– Домой не заходил? Сколько уже здесь? Купались? А мы на ватрушки съездили и не спалились! – тараторила она, обнимая Капустина за талию.
Выхин остановился в метре от лавочки. Песня сменилась на новую, незнакомую. Мужской голос тоскливо затянул про ветер, который сорвал с его головы колпак.
Вышло всё не так, – прозвучало внутри головы.
Мир вдруг преобразился. Лица подростков перед Выхиным обесцветились, искривились тёмно-синими линиями, будто были нарисованы шариковой ручкой. Выхин увидел, что у лысого паренька голова покрыта трещинами и вмятинами, будто по ней долго били чем-то твёрдым. Рот почему-то был набит пирожками, кровоточил чёрно-синими размазанными штрихами, сквозь порванные губы торчали зубы.