Дразнилки
Шрифт:
– Немного осталось, потерпи, – шептал он на ухо Алле. Не знал, слышит она его или нет.
Сам прислушивался – к дыханию. Трогал рукоять ножи. Подрагивает, вяло. Не знал, на что надеется. Но, наверное, впервые за двадцать лет, не хотел больше никуда убегать. Хотел остаться.
Между четвертым и пятым этажами кончились силы. Выхин прислонился к стене, отдышаться. Закрыл глаза. Под веками бегали белые пятнышки. Боль была во всем теле, отвоевала позиции от макушки до пяток. Каждое движение, вздох, глоток согласовывались теперь с болью.
Пластырь таки слез, горячий воздух
Одна ступенька, ещё одна. Выше. К знакомой двери. Открыта нараспашку, но вряд ли кто-то заглядывал туда.
Ввалился в коридор, мимо туалета и ванной комнаты, направо, через родительскую, в собственную спальню. Запнулся обо что-то и едва не упал на крепость из одеял и стульев. Вхолостую тарахтел кондиционер. Воздух в спальне был горячий и плотный.
Свободной рукой Выхин отодвинул полог одеяла, уложил Аллу внутри на влажный потрёпанный матрас. Она легла, безвольно уронив голову на бок, будто была уже мертва. Будто не успела.
Забрался сам. Закрыл плотно все щели, из последних сил, втягивая ноздрями жар и духоту. Стало темно и не страшно. Лёг рядом с Аллой, нащупал рукоять ножа и осторожно вынул лезвие из её шеи.
– Всё хорошо. Мы здесь, мы пришли.
Кровь была чёрной и неторопливой. Алла сухо вздохнула, открыла глаза и уставилась на свисающий самодельный потолок.
– Ты поцелуешь меня? – спросила она едва слышно.
Эпилог
Лёва Выхин обычно не заходил за Элкой, даже после того, как пропал её старший брат. Они всегда встречались на улице у подъезда. Вот и сейчас – сидел на лавочке, подставив лицо тёплому мартовскому ветерку и ждал.
Он ни разу не видел весну на юге, поэтому удивлялся внезапному расцвету ярких красок вокруг. Деревья будто за одну ночь обзавелись изумрудными шапками, кустарники вокруг дома вытянулись и тоже позеленели, всюду цвели цветы. А этот запах свежей сирени! Прекрасно!
Элка выскочила, как обычно, одеваясь на ходу. Застегнула лёгкую розовую курточку. Подмигнула:
– Целоваться сразу или отойдём подальше, чтобы предки не видели?
Они целовались каждый день уже две недели точно. Лёва не считал специально, но как-то отложил в памяти тот момент, когда Элка поцеловала его после выписки. Мимолётный вышел поцелуй, будто отдавался долг за его походы в больницу.
– Отойдём, а то мало ли.
Лёва стеснялся.
За парком, около гаражей, Элка подтянула его к себе, привстала на цыпочки, прижалась губами к губам, запустила руки за спину. Лёва незамедлительно ответил на поцелуй. От Элки пахло прекрасной весной, лёгкостью и юностью. К Элке хотелось прижиматься, целоваться с ней вечность, не отрываясь. Как же сложно было остановиться!
Впрочем, она всегда отстранялась первой. Игриво облизнула губы, поправила растрепавшиеся волосы. Спросила:
– Пойдём в санаторий?
– Что там делать? Лучше в парк, на чёртово колесо.
– Не работает же. В этом городе всё ради туристов, а без них хоть помирай со скуки.
– Тогда пошли через площадь, куплю мороженое.
Она легонько дотронулась до его
– Ничего не имею против.
Шли, взявшись за руки. Это было важно для Элки, хотя сама она ни разу не говорила. Но Лёва знал, что на пути им будут обязательно попадаться одноклассники, и тогда она будет сжимать ладонь сильнее, и тогда все будут знать, что у неё есть самый настоящий парень, крутой, высокий, не местный, и тогда ей будет приятно, она хотя бы на некоторое время забудет о поисках брата.
На площади работал фонтан. Не задумываясь особо, Лёва выудил из кармана монетку, бросил в воду.
– Чтобы вернуться, – сказал он. – На удачу.
– Как будто ты собрался куда-то, – ответила Элка.
Лёве на мгновение показалось, что в отражении воды он видит Андрея Капустина. Тот стоял, одетый в жёлтую весеннюю куртку. На голове красовалась шляпа из гвоздей, прямо как Выхин рисовал в тетради. Лицо во влажной земле и инее.
Подумалось: его ведь никогда не найдут. Хоть весь лес обыщи. Тропинки уведут в сторону, деревья и кустарники закроют путь. Трава и мох скроют от людских глаз навал камней и земли. Только Выхин знает дорогу, но и он постарается как можно быстрее всё забыть, утрамбовать в глубинах памяти навсегда. Чтоб никто не дотянулся.
Купили мороженное на углу площади. Лёва содрал блестящую упаковку, впился зубами в молочную прохладу. Это было самое вкусное мороженое в его жизни.
– Зачем нам в санаторий? – спросил он, оглядываясь. На площади было немноголюдно. – Пойдём куда-нибудь, где никого нет, а?
– Можно в лес, – пожала плечами Элка. – Я посмотрела на картах, у старой электрической башни есть квадрат, который никто толком не прочёсывал. Там крапива с меня ростом, несколько оврагов и болотное озерцо.
– Мы же гуляем. На поиски можно и вечером.
– Думаешь? – Элка нахмурилась. – А разве нельзя совместить приятное и полезное? Поищем вдвоём, а? Вдруг найдём кого-нибудь.
Именно так и сказала: «кого-нибудь».
Настроение сразу же испортилось. Выхин в молчании быстро доел мороженое, взял Элку за руку и повёл с площади. Элка тоже помалкивала. Непонятно было, что у неё в мыслях. В последнее время она словно с ума сошла на этих поисках. Хотя в больнице её нормально подлечили, всё равно время от времени Элка изучала карты и бегала с поисковыми отрядами по лесу, прочёсывала местность.
– Не надо так, – сказал Выхин. – Я боюсь за тебя. Так же можно всю жизнь потратить на поиски, и ничего не найти.
– Подумаешь, так многие делают до самой смерти. Одни поиски.
Через несколько минут они подошли к санаторию. Металлические ворота куда-то исчезли. Проход перегораживал старый ржавый шлагбаум. За ним была видна разбитая дорога, редкие кустарники – давно не ухоженные, разросшиеся кое-как – а ещё развалившийся памятник пионеру (остались только ноги с торчащими кусками арматур). Вдалеке виднелись заброшенные корпуса с заколоченными окнами и дверьми. Шестиметровый сверкающий пик, венчавший центральный корпус, теперь был надломлен и вгрызался в небо коротким отростком. В обе стороны от шлагбаума растянулись плиты бетонного забора.