Dream in the fragments of the heart
Шрифт:
Общежитие представляло собой огромное здание, которое строили для спортсменов международных соревнований, но они закончились, а здание стало местом жительства нескольких тысяч студентов, приехавших из разных уголков Панема, и для нас с Питом тоже.
Учеба в первый год была просто прекрасной, я даже не думала, что будет настолько весело, интересно и увлекательно. По дому скучать даже времени не было: меня закрутило в водоворот учебы, а даже если появлялось свободное время, я проводила его с Питом или Джоанной, но домой я звонила каждый день. Сколько бы мне еще не надо было зубрить, сколько бы мне еще не нужно было репетировать, как бы я не спешила куда-то, но для мамы я всегда находила полчасика, чтобы поделиться всем,
Занятия проходили в огромном здании, в котором мы по началу путались, из-за чего опаздывали на лекции. Конечно, почти все время уделялось вокалу, но каждый день было по одной паре либо математики, либо русского языка, либо литературы, ведь мы не закончили школьный курс по этим предметам, а они всем нужны в жизни. На этих уроках нас объединяли по несколько групп, и по счастливой случайности, оказалось, что мы с Питом вместе.
Преподаватели нередко делали нам замечания за разговоры и смех, но мы останавливались лишь на несколько минут. Из-за нашего поведения, мне приходилось засиживаться над учебниками довольно-таки долго. Джоанна уже спала, в коридорах затихали разговоры, не было слышно даже чересчур музыкальных соседей сверху, а лампа на моем столе все горела, пока я читала материал прослушанной в пол-уха лекции.
Зато на остальных предметах я была внимательной на столько, на сколько это возможно: ловила каждое слово, так что скоро стала любимицей нескольких педагогов. Так проходили мои дни: колледж, часовая прогулка с Питом, а в случае дождя просмотр половины какого-нибудь фильм, который мы хотели посмотреть давно, а после я шла в свою комнату и долго-долго занималась.
Каким же наслаждением для меня было жить с Питом за стеной. Да, мы прожили так какое-то время дома, в Двенадцатом, а потом и вовсе в одной комнате летнего лагеря, но тут нас разделяла стена. И когда я хотела, чтобы Пит пришел ко мне, я просто стучала по стене.
Мы не договаривались. Это вышло само собой. В первую ночь я спала одна, потому что Джоанна, с который мы живем в одной комнате, ушла с Финником праздновать начало студенческой жизни. Звуки, к которым я не привыкла, пугали: из-за сильного ветра шатало трубу и подоконник, в коридоре скрипели половицы. Я заснула всего на несколько минут, а потом вскочила из-за очередного непонятного скрипа и стала яростно колотить в стену, за которой спал Пит.
Он пришел, весь перепуганный, заспанный, помятый, но увидев меня в таком же состоянии, внезапно рассмеялся так искренне и невозможно заразительно, что я сделала то же самое, хоть и не понимала причины его веселья. Наше веселье разрушило нагоняющую страх атмосферу, так что спать здесь я больше никогда не боялась, но в ту ночь он лег рядом. С тех пор я стучу, когда хочу видеть его рядом, не так сильно, как в ту ночь, конечно.
Однажды, когда мы ездили на экскурсию, Пит так меня отвлек, что я проглядела нашу остановку. Забавно, конечно, об это вспоминать спустя время, но тогда мы потерялись, кое-как нашли выход, в конечном итоге не попав на экскурсию, зато с тех пор держу в телефоне карту Капитолия.
А все началось, когда в автобус зашла пожилая женщина, а я пересела на Пита, уступая ей место. До этого я не могла разговаривать с парнем, ведь он сидел напротив, а мне не очень хотелось нагибаться вперед. К тому же, не хотелось, чтобы люди, окружающие нас, слушали мои откровения, так что теперь Пит мог нести всякую околесицу мне на ухо, а я тихонько хихикать. Женщина, сидящая на месте, где я была минуту назад, смотрела на нас с неприкрытым удовольствием, наверное, видела во мне себя молодую. На остановке, как оказалось позже, это была и наша остановка, вышли почти все, так что я пересела на соседнее сидение.
– Честное слово! Все так и было! – утверждал Пит, когда я в очередной раз опровергла его басни, он неодобрительно сдвинул брови, но потом он тепло улыбнулся. – Знаешь, мне надо тебе кое-что сказать, -
После нового года, в последние деньки нашего нормального общения, я сидели с карандашом в руках, пытаясь придумать что-то простое, но в то же время красивое. Как назло ничего в голову не приходило, и я, разломав карандаш пополам, откинулась на спинку стула. А во всем был виноват неугомонный преподаватель, считающий, что «талантливый человек талантлив во все». На этот раз он задал нарисовать нам нечто «вызывающее в нас глубокие чувства».
Я не хотела просить Пита, ведь у него самого домашнего задания не меньше, но он пришел сам и, узнав в чем дело, предложил свою помощь. Я долго протестовала, но потом Мелларк сказал, что карандаш будет у меня в руке тоже, так что я смело смогу считать себя авторам рисунка тоже. С боем, но я согласилась, его рука накрыла мою ладонь, держащую карандаш, и он плавно, почти невесомо стал касаться грифелем бумаги.
Вскоре стали видны силуэты зданий, а потом все словно приобрело цвет, хотя на самом деле Пит использовал только один карандаш, но передо мной совершенно точно был ночной Капитолий с его яркими огнями, бесконечной круглосуточной жизнью и весельем. Если Пит смог сотворить такое простым карандашом, на маленьком тетрадном листке, то мне было интересно что же будет, если все то же самое он нарисует на большом холсте яркими красками?
К слову, это был последний день, когда все было как обычно: милые фразы, звонкий смех, ощущение полета, счастье. На следующий день я его не видела в колледже, а потом он вел себя очень отстраненно: быстро разрывал объятия, сам никогда не начинал разговор, отвечал на мои вопросы резко и односложно. Мы по-прежнему медленным шагом прогуливались от колледжа до общежития, только теперь ни он, ни я не разговаривали, не было больше стуков в стенку, мы больше не дурачились, отправляя друг другу сообщения, сидя рядом друг с другом. Мы стали словно чужими, между нами словно стена выросла, и я совершенно не понимала, что происходит.
Я думала все это закончиться по приезду домой на летние каникулы, хотя там был всего лишь июнь, учеба у второго курса начиналась в июле, но мне казалось, что этот месяц должен стать самым лучшим, может, он отгородился, чтобы наши отношения не мешали учебе. Но и тут я ошиблась. Мы находились дома уже почти месяц, завтра мы отправляемся обратно в Капитолий, а Пит все еще сидит в своей скорлупе.
Сегодня мой день рождения, я прождала Пита все утро у себя в комнате, но, увы, кроме мамы ко мне никто не пришел, так что я полная решимости двинулась к нему в комнату. Дверь балкона распахнута, а Пит сидит ко мне спинной на кровати, что-то делая в ноутбуке. Тихо подхожу к нему и закрываю его глаза своими ладонями. Он молчит и не двигается, так что через несколько секунд я опускаю руки.
– Пит что происходит? – спрашиваю я, когда он поворачивается ко мне лицом, но отводит глаза, когда я пытаюсь в них заглянуть. Он весь напрягся, такое ощущение, что он не дышит, напуган или взволнован чем-то. – Ты меня больше не любишь? – спрашиваю я, справившись с комом в горле, не позволяющим произносить такое вслух.
– Да в том-то и дело, что люблю и больше так не могу! – кричит он, вскакивая на ноги. Пит меряет комнату большими шагами, затем замирает на месте и смотрит на стену. Я поднимаюсь и подхожу к нему, кладя руку на его плечо, пытаясь успокоить. Он резко перехватывает ее, разворачиваясь так, что между нашими лицами почти не остается пространства. – Я всегда тебя любил и люблю сейчас, - шепчет он, а затем быстро целует меня, я стараюсь сохранять разум чистым, напоминая себе, как он вел себя очень долгое время.