Дремучий случай

Солодкова Татьяна

Это стало для меня откровением.

— Любит… меня?

— Тебя, дурачок, — ее рука приподнялась, будто он хотела потрепать меня по волосам, а потом вернулась на место. — Между прочим, Оксана сейчас здесь.

— Где? — не понял я.

— Здесь, в этом здании. Она принесла тебе одежду переодеться, она видела, в каком виде тебя вчера увезли.

— Димка попросил?

— Она тоже тебя успела полюбить.

Я молча уставился на нее. Мой ангел сошел с ума и плетет всякий бред?

— Неужели проще

думать, что ты никому не нужен, что все тебя ненавидят?

Я задумался над этим ее вопросом. Возможно, она права. Я привык к тому, что моя жизнь не представляет ценность ни для кого, кроме меня. И открытие, что я могу быть важен для кого-то, пугало.

В коридоре послышались шаги.

— Опять свидание, — сказала Жанна.

— Я, что, вип-клиент? — удивился я. — Разве можно столько посетителей подряд?

Жанна пожала плечами:

— Просто Оксана находчива, — и испарилась.

В дверях появился все тот же младший лейтенант.

— На выход, — объявил он.

Я встал и последовал за ним. Приятно было выйти из холодной камеры, я попытался расслабиться и впитать в себя теплый воздух, чтобы хватило на потом.

Оксана ждала меня в тесной комнатке для свиданий.

— Рома! — воскликнула она и заключила меня в объятия. — Мы так беспокоились за тебя! — она отстранила меня на длину вытянутых рук и тревожно вгляделась в мое лицо. — Как ты? Глаза чернющие! Ты ел? Я принесла тебе еды и одежду, выглядишь ты отвратительно.

— Знаю, — буркнул я. Было неуютно, когда она меня так обнимала. Я не привык к нежности.

— Садись, — она отошла от меня и устроилась на стуле на противоположной стороне стола.

— Как тебя пропустили? — спросил я. — Вроде бы, пускают только родных и адвокатов.

— Ах это, — отмахнулась она. — Так я твоя сестра! — я выпучил на нее глаза. — Ага, двоюродная сестра, троюродная, если быть точной. Короче говоря, я им такое семейное древо закрутила, что им проще было меня впустить, чем перепроверять мои данные.

— Потрясающе, — восхитился я.

— А то, — она была очень довольна собой. Да и вообще довольна. А это могла значить только одно, то, что Жанна не ошиблась, и с Березиным все в порядке.

— Как Дима? — мой голос дрогнул и выдал мое волнение.

— С ним все хорошо, — она протянула руку через стол и сжала мою ладонь, успокаивая. Мне захотелось рвануться от нее в другой конец комнаты, но я сдержался. Вечно живущая во мне ненависть к себе пребывала в полнейшем шоке. Меня любят? Обо мне заботятся? За меня беспокоятся?

— Он злится? — спросил я совершенную чушь. Как может злиться человек, который сам прикрыл меня своим телом.

— Конечно, нет! Все действительно хорошо, поваляется неделю на больничной койке, и все. Нам всем очень повезло.

— Это точно, — я опустил голову. Скверно-то как на душе.

— Дима передает тебе привет, и просит не унывать, мы тебя отсюда вытащим.

— Как, интересно?

— Совсем забыла, — тут спохватилась Оксана, — у тебя же руки ледяные, — она придвинула мне стопку одежды, лежащую на столе. — Они все проверили, — она покосилась на дверь, — и разрешили мне отдать все тебе лично здесь. Быстро одевайся!

— Прямо здесь? — изумился я.

— Конечно, здесь, я отвернусь, — и она немедленно выполнила обещание.

Я пожал плечами и взял одежду. Водолазка и теплый свитер — это же чудо! А еще нижнее белье и джинсы!

— Оксана, ты чудо! — вместе со свитером по телу разливалось блаженное тепло.

— Я подумала, здесь плохо топят, и оказалась права. Можно поворачиваться?

— Можно, — переодевшись, я чувствовал, себя довольным, как удав.

— Ну вот, на человека похож, — прокомментировала она. — Другое дело. К слову о вытащим, мы с Лёшей сегодня идем к адвокату, будем действовать. Нечего затягивать и держать тебя здесь.

— С Лёшей? — не понял я.

— Ну с Алексеем Дмитриевичем, — объяснила Оксана. — Дело непростое, от суда тебе не уйти, но может быть удастся вытащить тебя под залог.

— Кстати, у меня есть деньги.

— Разберемся, — Оксана отмахнулась. — Ты, главное, не вешай нос. Лёша тоже хотел к тебе попасть, но сам понимаешь, не пропустили, я и так пробилась, можно сказать, с боем. Он передает тебе свою благодарность в спасении Сережки.

— Ну-ну, — грустно усмехнулся я, — за что? Я стоял там, как осел. Нет, скорее, как корова на убой.

— И на старуху бывает проруха, ты сам говорил, — не дала она мне вернуться к самобичеванию. — Ты сделал главное, ты не позволил ему впасть в панику, ты вселил в него надежду, во всех нас.

— И натворил столько глупостей.

— Тот, кто ничего не делает, вообще не ошибается. Все будет хорошо. У Лёшки есть кто-то знакомый в прокуратуре, может, выкрутимся.

— Спасибо, — в последнее время я чересчур часто благодарил, наверное, больше, чем за всю свою жизнь до этого.

— Не дрейфь, — подмигнула она мне. За дверью послышался шорох. — Ну мне пора. Ты только не кисни. Как только смогу, приду. Постараюсь завтра.

— Хорошо.

Она еще раз обняла меня на прощение и выпорхнула в открывшуюся дверь.

На этот раз в камеру я возвращался с легким сердцем.

Впервые за мои шестнадцать лет жизни, у меня появились друзья. Настоящие друзья.

Я вернулся в камеру и улегся на жесткую койку. И, несмотря на эту камеру, сложившиеся обстоятельства и предстоящие трудности, впервые за четыре года, со дня маминой смерти, я почувствовал себя счастливым.

Я растянулся на койке и тут же уснул.