Дренг
Шрифт:
Шагать до него, по словам Кеолвульфа, было ещё долго, но зато у нас появилась конкретная цель, и это всех немного приободрило. Всех, кроме Олафа, который мрачно шагал позади и не вступал в разговоры ни с кем, кроме брата.
Больше ничего интересного в дороге не происходило. Мы пошли вверх по реке, вдоль берега, всё так же избегая деревень и хуторов, и через два дня пути мы вышли к стенам Кембриджа. Город был обнесён деревянным частоколом и небольшим рвом, а больше никаких укреплений снаружи видно не было. Я, как военный, смотрел не на красоты здешних мест и не на архитектуру раннего Средневековья, а на то, как этот город можно было бы атаковать или оборонять, и увиденное меня разочаровало.
Река, подарившая городу своё имя, рассекала его надвое, и значительная часть домов оставалась за пределами городских стен, а со стороны пристани стены, потемневшие от воды и времени, заходили в реку едва ли на пару метров. Нападение со стороны реки местные не смогут отразить при всём желании.
— Думаешь о том же, о чём и я? — спросил меня Торбьерн, перехватив мой задумчивый взгляд.
— Не знаю, — сказал я. — А о чём ты думаешь?
— Городок неплохо было бы ограбить, — протянул кузен. — Но увы, не в этот раз.
— Не в этот раз, — пробормотал я.
Я продолжал раздумывать над тем озарением, что посетило меня во время драки с Олафом, и всё больше убеждался в том, что моё предназначение состоит именно в этом. Не зря же я попал именно в это время и именно сюда, должен же быть в этом какой-то смысл. И я должен, как во время лесного пожара, предотвратить распространение огня другим огнём. Выжечь всё дотла, чтобы остановить идущее пламя. Начать войну, чтобы остановить будущее кровопролитие, ещё более ужасное и страшное.
Тяжёлые думы, вероятно, легко читались у меня на лице, потому что члены нашей команды то и дело косились на меня, переглядывались и шептались между собой. Наконец, во дворе таверны, в которой мы расположились всем нашим караваном, ко мне подошёл Рагнвальд.
— Что-то тебя тревожит, Бранд, — произнёс он.
Я рассёдлывал одну из наших лошадей, поэтому лишь пожал плечами, пытаясь разобраться во всех этих ремешках и верёвочках, с помощью которых седло держалось на конской спине.
— Что бы это ни было, всегда нужно помнить, что всё в руках норн, — с важным видом пояснил Рагнвальд, дотронувшись до серебряного молотка у него на шее. — Урд, Верданди и Скульд. Одна прядёт, другая — ткёт, третья — режет. И никому не понять всю сложность этого полотна.
— Звучит пугающе, — буркнул я.
— На самом деле нет, — сказал Рагнвальд. — Даже боги подвластны судьбе.
Я наконец справился с подпругой и освободил усталую крестьянскую лошадку от седла, взвалив его себе на плечи.
— Я предпочитаю сам быть хозяином своей судьбы, — сказал я, тут же понимая, что это ложь.
— Ты можешь так думать, — усмехнулся Рагнвальд. — Но противиться судьбе всё равно нельзя.
— А если моя судьба в том, чтобы принести беду целому народу? — вдруг спросил я.
— Значит, иди и делай что должен, — жёстко сказал он. — Иначе будет ещё хуже.
Я кивнул. Пожалуй, он прав. А если я попытаюсь бежать от судьбы, то будет хуже для всех, рано или поздно. Для тех, кто уже родился и для тех, кому предстоит родиться тысячу лет спустя.
— Спасибо, Рагнвальд, — сказал я.
— Пойдём внутрь, — предложил он. — Все уже там.
Сигстейн и Вестгейр нашли таверну, которую сняли целиком. За пределами городских стен, но достаточно дешёвую и вместительную, чтобы вся наша компания могла переночевать под крышей и в тепле. Звалась она «Перо цапли», потрёпанное временем белое пушистое перо и впрямь висело над очагом. Хозяин таверны взял с нас слово, что мы не будем ничего крушить и ломать, и мы без всяких сомнений это слово дали.
Задерживаться в Кембридже мы не собирались, по первоначальному плану мы должны были сбагрить на здешнем рынке всё награбленное, а потом на вырученное серебро купить какой-нибудь корабль, способный переплыть Северное море. А вот насчёт дальнейших действий наши мнения разделились.
Одни хотели вернуться в Бейстад, домой, так сказать, с синицей в руках, довольствуясь малой добычей, вернее, её остатками. Другие предлагали купить корабль и снова прочесать побережье Мерсии, чтобы пошарить по монастырям, которые мы вынужденно пропустили, пока бежали сюда. Эти гнались за журавлём в небе. Нас было слишком мало для полноценного набега и, что более важно, для того, чтобы улизнуть с богатой добычей в Норвегию.
Я же стоял на том, что мы должны отправиться в Данию, к сыновьям Рагнара Лодброка.
— Какое нам вообще дело до этих датчан? — фыркнул Кьяртан, когда я озвучил эту идею за столом.
— Мне есть дело. Я — за, — поддержал меня Хальвдан. — Рагнарсоны наградят того, кто принесёт им весть об отце.
— Они скорее насадят его башку на копьё, — проворчал Вестгейр. — Разве что весть не принесёт какой-нибудь великий скальд, и не преподнесёт всё так, что у них не останется выбора.
— Да, я уже складываю сагу о гибели Лодброка! — оживился Торбьерн.
— Тогда у нас точно нет шансов, — произнёс Асмунд.
Грянул взрыв хохота, и хозяин таверны вздрогнул, едва не уронив крынку с брагой на стол. Мы опустошали его запасы с чудовищной скоростью, но платили серебром, и он пока не жаловался.
— Нет, братцы, надо возвращаться в Бейстад, — снова завёл свою шарманку Гуннстейн. — Нынче год плохой. Вот новый корабль построим за зиму, молодёжь соберём, а на будущий год хоть куда.
— Куда? И с кем? С этими придурками из Хоммельвика, мало мы их колотили? — хмуро проворчал Фридгейр Девять Пальцев. — Кетиль помер. Онунд тоже помер. Сынок его ещё от мамкиной юбки не отлип, кто поведёт-то нас?
— Да уж, что мы Краке-то скажем… — пробормотал кто-то.
— Да то и скажем, не уберегли хёвдинга нашего, — вздохнул Токи.
Хоть в этом времени больше решала удача и воинское умение, а не благородная кровь, воины всё равно предпочитали присоединяться к кому-то знатному. Так было меньше урона для чести. А знатным из всех нас считался только хёвдинг Кетиль.
С другой стороны, любая власть строится не на божественном происхождении и не на голубой крови, а на общественном договоре. Если суметь договориться со всеми так, что каждый признает тебя королём, то так оно и будет. А всё остальное, помазание на царство, родословная, идущая вглубь веков, это всего лишь способы придать этой власти чуточку легитимности.