Дренг
Шрифт:
— Ну-ка, Кеолвульф, напомни, что в Мерсии делают с разбойниками? — спросил я.
— Вешают, — прохрипел он, вновь касаясь распятия.
Я огляделся по сторонам, но не увидел ни одного дерева поблизости, только камыши, осоку, кувшинки и низкорослые заросли ивы.
— Тебе повезло, Кеолвульф, — сказал я. — Здесь негде тебя вешать. Ты знаешь эти места?
Сакс закивал.
— Вставай, — приказал я. — Будешь показывать дорогу. Но если вздумаешь с нами шутить, умирать ты будешь очень медленно и мучительно. Понятно?
— Д-да, — закивал Кеолвульф, неловко поднимаясь на ноги и отряхиваясь
— Бранд, зачем тебе этот заморыш? — спросил Кьяртан.
— Он знает эти места, — сказал я. — Да и в конце концов, рабы тоже стоят серебра.
Кеолвульф хотел жить, я хотел, чтобы нас кто-то мог провести по болоту, а значит, наши цели пока совпадали. Да и к тому же, взрослый сильный мужчина на рынке рабов мог стоить от одной марки серебра до двух, а это уже почти полкило благородного металла.
— Тут есть поблизости места повыше? Где можно заночевать? — спросил я.
Норманны закончили сбор трофеев и перевязку раненых, Хромунд наложил шину на руку нашего кормчего, а новые мешки с добычей навьючили на освободившуюся лошадь, из груди которой тоже пришлось выдернуть стрелы. Все уже готовы были отправляться дальше, всех задерживал только я.
— Бранд, держи! — Торбьерн бросил мне моток верёвки. — Свяжи своего раба, чтобы не убёг.
Я не стал мудрить. Просто завязал скользящий узел и набросил Кеолвульфу на шею, а другой конец привязал к седлу одной из лошадей.
— Если мне покажется, что ты хочешь сбежать — я тебя убью, — произнёс я. — Если ты заведёшь нас в какое-то гиблое место — я тебя убью. Если попробуешь на кого-то напасть — я тебя убью. Тебе ясно?
— Д-да, господин, — проблеял сакс, а я подумал, что отсутствие воли к бегству и обыкновенный страх держат гораздо крепче, чем верёвка.
Кеолвульф, несмотря на своё воинственное имя, боялся нас всех до жути, до коликов. Он и воином-то не был, всего лишь обычный арендатор тана Элфрика, по приказу господина участвующий в набегах и грабежах. Но эти места он знал на самом деле, пусть даже эта земля считалась территорией Восточной Англии. Границы здесь были весьма условными, и жители близлежащих шайров спокойно ездили на ту сторону, если это было ближе или выгоднее.
Он медленно шёл впереди, показывая дорогу в темноте. Нам пришлось зажечь несколько факелов, чтобы видеть хоть что-нибудь, но Кеолвульф уверял, что скоро найдётся подходящее место. Он шёл, поминутно трогая сломанный нос и вычищая запёкшуюся кровь из бороды.
— Клянусь, если твой раб заведёт нас в болото, я лично отрублю ему ноги и руки, — заявил Лейф. — А потом брошу в трясину.
— Заплати мне за него две марки серебра и делай с ним, что хочешь, — сказал я. — А если он заведёт нас в болото, я сам его прикончу.
— Две марки? За этого доходягу? — рассмеялся Сигстейн и тут же скривился в седле от накатившей боли. — Я не дал бы за него и одного пенни!
— Ты бы и за собственного сына ни единого пенни не выложил, Сигстейн, — проворчал Хальвдан. — Но цена и впрямь завышена, Бранд. Он столько не стоит.
— Я продаю, значит мне решать, — пожал плечами я.
Наконец, мы немного поднялись из низины и остановились на более-менее сухом месте, на краю ячменного поля, под одиноким дубом. Я почему-то думал, что оно окажется занято сбежавшими людьми тана Элфрика, но нет. Вокруг не было ни души. Скорее всего, выжившие саксы попрятались по кустам, а когда мы прошли мимо, поспешили обратно к мерсийскому берегу. Мне, конечно, было немного не по себе от того, что мы оставили живого врага за спиной, но искать мерсийцев ночью в болоте — глупо. Всё равно, что искать иголку в стоге сена. Так что придётся вновь ставить караульных.
Кеолвульфа я на всякий случай привязал к дереву, туго связав и ноги, и руки. За одну ночь не отсохнут, зато мне так будет спокойнее. Сакс пытался что-то скулить, уверял, что не сбежит, но я его не слушал.
Дежурить в эту ночь Гуннстейн поставил троих, Асмунда, Хальвдана и Кнута. Мы хоть и выбрались из враждебного нам королевства, но бдительности терять не стоит. Здесь, в отличие от ясеневой рощи, никакого валежника не нашлось, и костёр развести оказалось не из чего, так что нам пришлось ночевать прямо так, на сырой траве, подстелив плащи. Я скучал по армейскому спальнику. Пусть он неприятно шуршал синтетикой, но был удобным и тёплым, в отличие от плаща и мешка под головой.
Но за день все изрядно вымотались, и я тоже, так что сон пришёл быстро, накрывая с головой, будто тяжёлое ватное одеяло. Без сновидений, просто короткое забытье, приносящее чуточку отдыха уставшим за день мускулам и натруженным ногам.
Проснулся я от того, что кто-то наступил на мой топор, который я даже во сне не выпускал из руки. Я моментально раскрыл глаза, уже зная, что происходит, попытался выдернуть топор, но Олаф встал на него всем своим весом, так что я просто выпустил его из руки и вскочил на ноги, хватаясь за тесак, висящий на перевязи поперёк груди.
Уже наступило утро, норманны потихоньку собирались выходить. Олаф продолжал стоять на моём топоре, глядя на меня маленькими щёлочками глаз.
— Олаф, — произнёс я. — Ты, по-моему, перепутал.
— Ты так думаешь? — процедил он. — А мне кажется, нет. Мы выбрались из Мерсии. Пора тебе ответить за свои выходки, щенок.
— Олаф, отстань от него! — прикрикнул Гуннстейн. — Нам сейчас не до этого!
— Поди прочь, старик, — отмахнулся Олаф.
Я медленно потянул из ножен свой новый тесак, потрогал острие большим пальцем.
— Пора тебе ответить за свои слова, Олаф, — произнёс я. — Ты готов?
Глава 9
Мы стояли друг напротив друга, и всё остальное для нас временно перестало существовать. Окрики других норманнов, бьющее в глаза восходящее солнце, утренний туман, поднимающийся над болотом, как какое-то дыхание земли. Всего этого больше не было, остались только мы с Олафом.
Тесак в моей руке медленно покачивался, готовясь распороть его брюхо от пупка и до шеи. Двуручный топор в руках Олафа, ещё вчера принадлежавший мерсийскому тану, оставался неподвижен, чтобы взметнуться вверх и спикировать вниз в самый неожиданный момент. Мой щит лежал на земле, и чтобы до него добраться, придётся отвлечься, а отвлекаться пока нельзя, Олаф бдительно наблюдает за каждым моим шагом. Придётся полагаться исключительно на собственную ловкость. И на удачу.