Древнее зеркало. Китайские мифы и сказки
Шрифт:
Тут вдруг снова появился полководец, ведя за собой служителей Ада с буйволиными головами, демонов с устрашающе злобными мордами. Они принесли кипящий котел и водрузили его перед Цзы-чунем. Вокруг котла стали демоны, с каждой стороны по два.
– Назови свое имя, и ты свободен! – крикнул полководец. – А не назовешь, берегись! Эти демоны вырвут твое сердце из груди и бросят тебя в кипящий котел.
Цзы-чунь продолжал хранить молчание. Тогда привели жену Цзы-чуня и бросили ее, связанную, у подножия ступеней.
– Назови свое имя, и ты спасешь
И опять Цзы-чунь не проронил ни звука. Демоны били его жену и пороли кнутом, пускали в нее стрелы и метали ножи, поджаривали на огне и прижигали раскаленным железом. Она исходила кровью и, не в силах вынести мучений, вскричала:
– Я уродлива и тупоумна и, конечно, не стою вас. Но вы позволили мне прислуживать вам с полотенцем и гребнем, и я честно служила вам десять лет. Теперь я во власти демонов и терплю страшные муки. Я б не осмелилась вас просить, если б это стоило вам унижений, но одно ваше слово – и они пощадят меня. Кто сравнится с вами в жестокости? Вы можете спасти меня одним словом – и молчите!
Она кричала и молила, проклятия и упреки прерывались слезами. Видя, что этим его не пронять, полководец сказал Цзы-чуню:
– Может, ты думаешь, мы остановимся перед убийством твоей жены?
Он приказал принести топор, которым разрубают мясные туши, и начал медленно рубить жену Цзы-чуня на куски, начиная с ног. Она испускала дикие вопли, но Цзы-чунь и не взглянул на нее.
«Этот негодяй весьма поднаторел в дьявольском искусстве, – решил полководец. – Нельзя оставлять его в живых».
И он приказал своим приближенным убить его. Когда Цзы-чунь был умерщвлен, все его высшие и животные души предстали пред Ямараджей, владыкой Ада.
– Это и есть дьявольское отродье с горной вершины Заоблачная Беседка? Схватить его и низвергнуть в преисподнюю, – повелел Ямараджа.
Демоны схватили Цзы-чуня и потащили в Ад. Ему лили в глотку расплавленную медь, секли его железными прутьями, колотили тяпками, мололи жерновами, клали на огненную лежанку, варили в котле, гнали на гору, сплошь утыканную ножами, заставляли взбираться на деревья, ощетинившиеся острыми копьями, – не было пытки, которой бы его не подвергли. Но, твердо храня в сердце слова даоса, Цзы-чунь все стерпел, не проронив ни звука. Служители Ада доложили своему владыке, что у них в запасе нет новых пыток, все исчерпаны.
– Этот мерзавец с черной душой, – изрек свой приговор Ямараджа, – не достоин родиться мужчиной. Быть ему в новом рождении женщиной и явиться на свет в семье Ван Цюаня, управителя уезда Даньфу области Сун.
И вот Цзы-чунь вновь родился на свет. Теперь он стал девочкой. Она была слабенькой и много хворала. Не проходило и дня, чтоб ее не кололи лечебной иглой или не пичкали каким-нибудь снадобьем. То упадет в печку, то свалится с кровати… Но как бы ни было ей больно, она ни разу не вскрикнула. Девочка выросла и стала редкой красавицей, но никто никогда не слышал от нее ни единого слова. В семье все считали ее немой. Нередко девушке чинили всякие обиды и притесняли ее, а она все молчала.
Один земляк-цзиньши Лу Гуй прослышал о ее красоте и прислал к ней сватов. Семья было отказала, заявив сватам, что девица нема, но Лу Гуй заупрямился:
– Разве нужен язык, чтобы стать хорошей женой? На свете и без нее слишком много болтливых жен.
Тогда семья наконец согласилась, и Лу женился на девушке, совершив все положенные по обычаю обряды. Супруги зажили в любви и согласии. Спустя сколько-то времени жена принесла сына. Мальчику едва сравнялось два года, а он был смышлен и разумен не по летам.
Но в глубине души Лу не верил, что жена его в самом деле нема. И вот однажды, взяв сына на руки, он сурово заговорил со своей женой, требуя от нее ответа. Она молчала. Так и эдак пробовал он вытянуть из нее хоть слово, но напрасно.
Лу пришел в великую ярость и закричал:
– В прежние времена жена советника Цзя так презирала его, что он не мог добиться от нее ни слова, ни улыбки. Но как-то раз увидела она, сколь ловко муж ее стреляет фазанов, улыбнулась и заговорила… Я же не так уродлив, как этот Цзя. И что он умел? Только стрелять фазанов, а я владею литературным даром. Но ты все же не снисходишь до разговора со мной. Мужчине не нужен сын, рожденный матерью, что так презирает его отца!
Взяв ребенка за ножки, он поднял его высоко над камнем и бросил вниз. Ребенок ударился головкой о камень и убился, кровь забрызгала все вокруг. Мать любила ребенка всем сердцем. Позабыв о запрете, она, не помня себя, закричала отчаянным криком.
Не успел крик замереть в воздухе, как Цзы-чунь уж сидел на прежнем месте. Перед ним был даос. Шла пятая стража. Пламя вдруг огромным снопом вырвалось через крышу наружу и охватило дом со всех четырех сторон, грозя обратить его в пепел.
– О, как глубоко я ошибся в тебе! – со вздохом молвил даос.
Схватив Цзы-чуня за волосы, он сунул его в котел с водой. Мгновение – и пламя погасло.
– Твое сердце, сын мой, – сказал даос, – отрешилось от гнева и радости, скорби и страха, ненависти и вожделений. Лишь одну любовь не смог ты побороть. Это было последнее испытание. Не исторгни гибель ребенка крика из уст твоих, мой эликсир был бы готов, и ты бы стал бессмертным. Воистину труден путь к бессмертию. Правда, я могу вновь приготовить мой эликсир, но жизнь твоя слишком крепко привязана к этому бренному миру. Что пользы в пустых усилиях!
И он указал Цзы-чуню путь назад к людям. Цзы-чунь с усилием встал на ноги и заглянул в котел. Огонь погас. Внутри котла лежал железный стержень, толщиною в руку, длиною в несколько чи. Сбросив с себя верхнюю одежду, даос начал резать стержень ножом.
Цзы-чунь пошел прочь, горько упрекая себя за то, что не сумел сдержать клятвы и заплатить даосу долг благодарности.
Спустя немного времени Цзы-чунь еще раз поднялся на эту горную вершину, но все на ней было дико и пусто. Вздыхая от напрасных сожалений, возвратился он домой.