Древнерусская цивилизация. Начало Руси
Шрифт:
1. Следы взаимодействия Приднепровской Руси с Прибалтикой и Причерноморьем
Как известно, норманизм длительное время питается тем, что в археологических древностях Восточной Европы имеются явно неславянские или не вполне славянские элементы материальной культуры. При этом от славян требуется четкое «удостоверение» в виде неизменного комплекса хозяйственно-бытовых и погребальных традиций, а норманнам-германцам «разрешается» довольно широкий допуск в том и другом. В сущности, норманизм дает заявки едва ли не на все не укладывающееся в рамки строгого славянского эталона, реликты материальной и духовной культуры. Приняв некоторые постулаты норманизма, некоторые антинорманисты незаметно для себя сами способствовали утверждению такого положения. Так, в нашей литературе долгое время шло обсуждение вопроса о «проценте» норманнских элементов в тех или иных древностях. Под натиском реальных или определенным образом осмысленных фактов процент этот в последнее время сдвигался в пользу норманизма.
Недавно видный в прошлом норманист Л.С. Клейн выступил с воспоминаниями о семинаре-дискуссии в ЛГУ в 1965 г. по вышедшей в том же году книге И.П. Шаскольского «Норманнская теория в современной буржуазной науке» (М.-Л.). Автор напомнил, что перед началом дискуссии Игорь Павлович согласовал с ним свое выступление. «Стыдливый норманист», признавая, что варяги – это норманны, просил не завышать процент их в Восточной Европе, дабы не поставить под удар марксистскую концепцию возникновения государства, как спонтанного развития любого конкретного общества. В то время слова Энгельса о том, что «государство не может быть навязано извне», воспринимались как отрицание возможности завоевания одних племен другими, тогда как Энгельс имел в виду «извне» человеческого общества (т. е. с неба). Вспомнил автор и о том, что некто Кузьмин в 1971 г. выступил в «Вопросах истории» против обвинения норманистов в антимарксизме [1021] .
1021
Л.С. Клейн. Норманизм-антинорманизм: конец дискуссии // STRATUM plus. 1969, № 5.
Статья Л.С. Клейна, Г.С. Лебедева, В.А. Назаренко «Норманские древности Киевской Руси на современном этапе археологического изучения» [1022] , равно как позднее вышедшая книга С.И. Кочкуркиной «Юго-Восточное Приладожье в X – XIII вв.» (Л., 1973), оказались весьма полезны введением в научный оборот большого материала, который было необходимо понять и объяснить. Авторы исходили из догмата скандинавской природы варягов. И чем больше они находили варяжских (привнесенных по Волго-Балтийскому пути) элементов культуры, тем более рушилась презумпция о скандинавском происхождении варягов. Это понимал И.П. Шаскольский, для которого главным противником был «буржуазный» антинорманизм [1023] . Поэтому он и уговаривал «не завышать процент». И я действительно в этом споре был на стороне археологов: чем больше в их руки попадало подобного материала, тем скорее они должны были задуматься над главным: а обоснованна ли сама норманистская презумпция? Суть этого взгляда была выражена в ряде статей. «Сложившиеся представления о соотношении автохтонного и привнесенного начала, – сказано в одной из них, – в последнее время серьезно пошатнулись. В археологической литературе все более широкое обоснование получает тезис, что удельный вес нормано-варягов был намного значительней, чем это предполагалось некоторое время назад. С норманнами теперь связывается подавляющая часть социальной верхушки Древнерусского государства. На Белое озеро и Верхнюю Волгу, согласно новым представлениям, варяги-норманны проникают примерно на столетие раньше славян… Но новый материал неизбежно порождает старые вопросы. Снова возникает потребность объяснить, почему на территории, где соприкасаются варяги и угро-финны, распространяется славянский язык, почему нет сколько-нибудь заметных проявлений германских верований, почему так быстро исчезают варяжские имена, причем в княжеской династии раньше, чем у рядовых дружинников. На все эти «почему» норманизм, очевидно, не в состоянии дать ответ. А это означает, что необходимо более тщательное выяснение природы тех этнических элементов, которые многие лингвисты признают северо-германскими» [1024] .
1022
См.: Исторические связи Скандинавии и России. Л., 1970.
1023
И.П. Шаскольский. Антинорманизм и его судьбы//Генезис и развитие феодализма в России. Л., 1983.
1024
А.Г. Кузьмин. Об этнической природе варягов. ВИ, 1974, № П. С. 55.
В частных беседах постоянно звучал призыв: посмотреть на противоположную сторону моря. И отрадно было прочесть вскоре статью Г.С. Лебедева и А. А. Розова. Исследуя укрепления Городца под Лугой (IX – X вв.), авторы установили, что «решетчатые кладки из бревен до сих пор неизвестны в военном зодчестве Руси X – XI вв. Зато они типичны для западнославянских городищ IX – XII столетий в Поморье. Мекленбурге, Лужице». «Возможно, – заключали авторы, – эти аналогии указывают направление дальнейших поисков истоков славянской культуры Верхней Руси» [1025] . Именно о «направлении дальнейших поисков истоков» и шла речь в принципиальном споре. И вопрос осложнялся тем, что южный и восточный берега Балтики знали у нас меньше, чем следовало бы для преодоления норманистской традиции. А под пером тогдашнего директора Ленинградского отделения института археологии М.И. Артамонова норманны-германцы даже вытесняли славян с территории Восточной Европы [1026] .
1025
Г.С. Лебедев, A.A. Розов. Городец под Лугой. ВИ, 1975, № 2. С. 217.
1026
М.И. Артамонов. Вопросы расселения славян и советская археология //Проблемы всеобщей истории. Л., 1967.
Через призму активного норманнского участия в сложении древнерусской государственности рассматривали многие специалисты те или иные языковые явления. Так, А.И. Толкачев, говоря о названиях днепровских порогов, не сомневался, что «всякие попытки… объяснить эти названия путем сопоставления не с северогерманскими, а с другими языками совершенно лишены основания» [1027] . О несостоятельности этого взгляда и с языковой точки зрения речь пойдет ниже (имеется в виду, в частности, работа М.Ю. Брайчевского). Здесь остановимся на торговом и миграционном потоке по Волго-Балтийскому пути.
1027
А.И. Толкачев. О названии днепровских порогов в сочинении Константина Багрянородного… // Историческая грамматика и лексикология русского языка. М., 1962. С. 29.
Как отмечалось выше, ритуальные поиски следов германизмов в культуре Восточной Европы проистекает из априорного понимания варягов как норманнов (именно шведов), что противоречит прямым показаниям источников. Но прибалтийские элементы в археологических материалах Восточной Европы, безусловно, имеются и, может быть, даже в больших размерах, чем это представлялось и представляется норманистам. Дело в том, что эти элементы необязательно неславянские, а различия материальной культуры в зависимости от различия географических условий – явление вполне закономерное, обязательное. Поэтому здесь ставится задача выявить эти прибалтийские элементы без уточнения их конечной этнической принадлежности.
Руги и Русы на карте Европы VI – XII вв.
Хотя колонизационное движение морем являлось издревле самым естественным, а для значительной массы прибалтийского населения уже с VIII в. и вынужденным, эта мысль не пользуется должным вниманием не только в норманистской, но и в антинорманистской литературе. Между тем в общей форме она выдвигалась еще В.Н. Татищевым и М.В. Ломоносовым. В XIX в. приводились и определенные свидетельства, указывавшие на движение славянского и славянизированного населения с южного и юго-восточного побережья Балтики на Восток. Обращали внимание на некоторые этнографические и языковые параллели, сопоставляли южнобалтийские Старграды с Новгородом (и несколькими «Новыми» городами), указывали на прибалтийские истоки некоторых языческих представлений, отмечали сообщения некоторых саг [1028] . Однако этого оказывалось недостаточно для преодоления привычки смотреть на события через призму норманнской концепции. Для позитивистской науки все эти данные были «не прямыми», а потому не заслуживающими серьезного внимания. М. Погодин полагал, что если бы «одно слово сорвалось еще с языка у Гельмольда, то все бы нам стало ясно» [1029] . Одному слову при таком подходе придавалось большее значение, чем целой системе взаимосвязанных явлений.
1028
См.: В.Б. Вилинбахов. Об одном аспекте историографии варяжской проблемы. СС, вып. VII. Таллин, 1963. (Обзор литературы о связях восточных славян с балтийскими).
1029
М. Погодин. Г. Гедеонов и его система о происхождении варягов и руси // Приложение к VI тому записок АН. № 2, 1864. С. 2.
Приводимые в литературе лингвистические данные вполне конкретны. Речь идет о совпадениях лексики, фонетики и некоторых других языковых явлений у балтийских славян и жителей северо-западных и северных областей Руси (прежде всего Новгородской земли) [1030] . Многочисленные этнографические параллели представлены в работах Д.К. Зеленина и В.Б. Вилинбахова, упомянутых выше. Но в то время, как скандинавская археология заполняла книжный рынок исследованиями о скандинавских древностях, отыскивая для них реальные или мнимые параллели в разных частях Европы, даже в нашей литературе долгое время держалось мнение, будто Балтийское Поморье – это самый отсталый уголок славянского мира. Сейчас такое представление отвергнуто. Видный немецкий ученый, специалист по ранним славянам Й. Херрман напоминает о построениях историков, археологов и филологов империалистической Германии как об откровенно спекулятивных и бесплодных. Новый материал позволил поставить вопрос о том, «какой народ соорудил первые города и кто с помощью быстрых кораблей владел Балтийским морем… славяне или шведские викинги» [1031] . Как отметил В.Л. Янин, до первой трети IX в. включительно «основная и притом сравнительно более ранняя группа кладов восточных монет обнаружена не на скандинавских землях, а на земле балтийских славян» [1032] . Уточнения В.М. Потина еще более усиливают положение о своеобразном приоритете славянского Поморья: на Готланде нет кладов ранее IX в., а в самой Швеции древнейший относится лишь к середине IX столетия. В то же время на Поморье имеются клады VIII в. [1033]
1030
Ср.: Б.М. Ляпунов. Исследование о языке Синодального списка 1-й Новгородской летописи. СПб., 1900. С. 238 – 240; Н.М. Петровский. О новгородских «словенах». ИОРЯС. Т. XXV. Пг., 1922; Д.К. Зеленин. О происхождении северновеликорусов Великого Новгорода // Доклады и сообщения Института языкознания. VI. М., 1954.
1031
J.Herrman. Zwischen Hradschin und Vineta. Leipzig-B., 1971, S.8.
1032
В.Л. Янин. Денежно-весовые системы русского средневековья. М., 1956. С. 89.
1033
В.М. Потин. Русско-скандинавские связи по нумизматическим данным. (IX – XII вв.) // Исторические связи Скандинавии и России. С. 64 – 68. Позднее, после прекращения доступа арабского серебра, намечается обратное движение потока монет из Европы через Поморье на Русь. Ср.: В.М. Потин. Древняя Русь и европейские государства в X – XIII вв. Л., 1968. С. 33 – 46, 62 – 69; В.П. Даркевич. К истории торговых связей Древней Руси (по археологическим данным). КСИА. вып. 133. М., 1974. С. 98.
Известное отставание Скандинавии от континентального побережья Европы вполне естественно: на континенте мог быть учтен и использован опыт обширных населенных территорий, в том числе весьма развитых. Специальные исследования показывают, что и процесс классообразования, и создание государственности в Скандинавии, в частности в Швеции, также отставал от темпов развития материковой Европы [1034] . Но, конечно, вопрос об уровне и темпах социального развития ни в коей мере не имеет этнического значения. Славяне на Поморье унаследовали издавна развитую местную морскую культуру. А включение их в международную торговлю по крайней мере с VIII в. было естественным результатом географического положения: Франкская империя с одной стороны, путь в Волжскую Болгарию и далее на Восток – с другой. Неудивительно (и весьма многозначительно), что франкские источники начала IX в. представляют славян монополистами заморской торговли [1035] . Неудивительно также, что кладов арабских монет VIII в. еще больше на Волжско-Ладожском пути [1036] . В итоге же топография кладов прямо-таки накладывается на карту расселения варягов, нарисованную русским летописцем.
1034
С. Д. Ковалевский. Образование классового общества и государства в Швеции. М., 1977.
1035
Ср.: А. Гильфердинг. История западных славян. С. 270 (капитулярий Карла Великого 805 г. о торговле).
1036
В.М. Потин. Русско-скандинавские связи…. С. 68. О Балто-Волжском пути см. В.Б. Вилинбахов. Балтийско-Волжский путь. СА, 1963, № 1.
Традиционные торговые пути обычно используются в первую очередь при вынужденных переселениях. Неман, Западная Двина и реки, впадающие в Ладожское озеро, должны были привлекать и купцов-воинов (возникала необходимость создания на этих путях опорных пунктов), и следовавших за ними мужей и смердов, просто уходивших от теснивших их феодальных государств и христианской церкви.
Д.К. Зеленин и В.Б. Вилинбахов обратили внимание на то, что с южного берега Балтики на русский северо-запад в готовом виде приходит строительная техника и топография поселений [1037] . По существу, о том же идет речь в упомянутой статье С.Г. Лебедева и A.A. Розова. И.И. Ляпушкин склонялся к крайнему скептицизму, не видя возможности увязать славян лесной зоны (словен и кривичей) с Приднепровьем. Затем, однако, он нашел им аналогии в одновременных памятниках западных славян лесной зоны. И различие двух зон, равно как и происхождение некоторых специфических особенностей славянской культуры северной зоны, получили естественное объяснение [1038] .
1037
Д.К. Зеленин. Указ. соч. С. 90; В.Б. Вилинбахов. Балтийские славяне и Русь. SO, t.22. Praha, 1962.
1038
И.И. Ляпушкин. Археологические памятники славян лесной зоны Восточной Европы накануне образования Древнерусского государства (VIII – IX) // Культура Древней Руси. М., 1966; его же: Славяне Восточной Европы накануне образования Древнерусского государства. Л., 1968. С. 16 – 21.