Древнейшие государства Кавказа и Средней Азии
Шрифт:
Мы, естественно, не можем в данной работе подробно исследовать вопросы социальной структуры древних обществ закавказского региона сколько-нибудь подробно. Отметим несколько важных, с нашей точки зрения, фактов, которые, как нам кажется, позволят модифицировать картину, нарисованную А.П. Новосельцевым.
Назовем прежде всего то обстоятельство, что часть Закавказья вошла в государство Урарту и тем самым была включена в древневосточный мир. С точки зрения социальной структуры, Урарту больше всего напоминало Ассирийскую державу. Как бы в целом ни решался вопрос о формационной принадлежности древневосточных обществ, рабовладельческая основа строя Ассирии вряд ли может у кого-либо вызвать сомнения. Урартское наследие сыграло большую роль в последующей жизни закавказского региона. Но если мы признаем сохранение и в дальнейшем урартских традиций в области культуры, идеологии, то столь же несомненно, что в определенной степени сохранялись традиции и урартского общественного строя. Это тем более вероятно, что после падения Урарту на Армянском нагорье не произошел возврат к первобытнообщинному
Второе обстоятельство, на которое необходимо обратить внимание: значительная часть Колхиды достаточно рано вошла в государственные образования античного типа — сначала в состав Понтийского царства, а затем Рима, что имело своим естественным результатом распространение здесь рабства античного типа. Прибрежная Колхида очень долго находилась в составе Римской империи, была важным фактором римского влияния на Кавказе. Города, которые здесь существовали, являлись обычными провинциальными римскими городами, и главным элементом их социальной структуры было наличие рабства. Кроме того, можно полагать, что традиция римского влияния предполагала распространение классического рабства в государствах, тесно связанных с Римом.
Отмеченные обстоятельства заставляют думать, что концепция А.П. Новосельцева не полностью отражает ту социальную реальность, которая существовала в закавказском регионе в древности. Однако гораздо важнее два других момента.
Первый заключается в том, что из концепции А.П. Новосельцева полностью исчез город. В сущности им анализируются только отношения, существовавшие в деревне. Однако история закавказского региона в древности — это история обществ, в которых шел (как показывают и приведенные в данной части тома материалы) бурный процесс урбанизации. Он носил спонтанный характер, выражал общественный прогресс, в частности был результатом второго и третьего общественного разделения труда. Потребность общества в возникновении городов, выступавших как центры ремесла и обмена, была естественной, хотя пути становления городов различались. Процесс урбанизации общества начался достаточно рано и шел в различных частях закавказского региона с различной скоростью. Если на Армянском нагорье города появились уже в начале I тысячелетия до н. э., то в Албании они стали возникать только в первые века до н. э., но общая тенденция совершенно несомненна, и если общество Албании несколько отставало в этом отношении, то в первые века до н. э. оно переживало настоящий «урбанистический взрыв». К сожалению, наши сведения о внутреннем строе городов очень недостаточны. Наибольшее количество материалов для суждения о характере городов закавказского региона дает Армения. Выражением потребности общества в развитии урбанистического элемента своей структуры явилась градостроительная политика армянских царей. Наиболее подробные сведения мы имеем о Тигранокерте, основанном по воле Тиграна II. Это был типичный эллинистический город, крупный ремесленно-торговый центр, но в то же самое время имевший и полисный статус. Для нас представляется несомненным, что урбанизм в закавказском регионе, носивший спонтанный характер, вместе с тем приобретал определенные формы под воздействием эллинистического мира, а эти формы были порождены рабовладельческими отношениями. Города выступали как очаги развития рабства и рабовладельческих форм эксплуатации.
Отметим, наконец, еще одно важное обстоятельство — место подчиненных общин в общей структуре общества. Вопрос может быть поставлен следующим образом: каковы были формы эксплуатации этих подчиненных общин и к какому общественному укладу они могут быть отнесены? Нам кажется правильным, следуя концепции, разработанной И.М. Дьяконовым, отнести их к числу «подневольных работников рабского типа». Это соображение основывается не только на общетеоретических положениях, но также и на прямых свидетельствах источников. Страбон прямо называет четвертый разряд населения Иберии «царскими рабами». Кроме того, необходимо иметь в виду и очень большую близость социального строя закавказских обществ обществу Парфии, для которой, как показали недавние исследования, также было характерно существование формы зависимости основной массы эксплуатируемого населения, сходной со спартанской илотией. Поэтому можно сказать, что отношения рабовладельческого типа существовали и в сельском хозяйстве Закавказья. Наконец, отметим наличие царских дастакертов, рабовладельческий характер которых вряд ли может вызвать сомнения.
Таким образом, общества закавказского региона в эпоху древности можно определить как общества рабовладельческие. Конечно, мы не хотим упрощать картину и уподоблять их классическим рабовладельческим обществам, хотя мы не склонны и преувеличивать эти различия. Несомненно, что значительная часть населения в Закавказье, как городского, так и сельского, объединенного в общины, — свободные, полноправные граждане. И бесспорно, что процесс феодализации общества — это в известной мере превращение свободных общинников в зависимых от феодалов крестьян. Но наличие класса свободных мелких производителей является как раз одной из характерных черт рабовладельческой формации. Попытка отрицать рабовладельческий характер общества на том основании, что значительную часть общества составляет именно этот класс, основана на непонимании основных характерных особенностей рабовладельческого государства. Необходимо в связи с этим подчеркнуть мысль, уже высказывавшуюся в литературе, — относительно роли рабского (и близкого ему) труда в общих судьбах общества: если труд свободных мелких производителей шел главным образом для простого воспроизводства, т. е. для поддержки существования данного общества, то продукты рабского труда (благодаря большей степени эксплуатации) были обращены на расширенное воспроизводство, т.
В заключение необходимо самым кратким образом коснуться некоторых общих проблем культуры. Если рассматривать в целом культуру закавказского региона, то, видимо, справедливым будет мнение (уже высказывавшееся в литературе) о значительном культурном единстве в пределах этого региона. При всех отличиях его отдельных частей, вполне естественно объясняемых спецификой (социальной, политической и т. п.) их развития, преобладающей тенденцией была тенденция к культурному единству. В основе этого лежали не только древние традиции, но и общность исторических судеб, близость социальной структуры, политических институтов и ряд других факторов. Общества, возникшие в Закавказье, представляли собой общества «периферийного» типа, т. е. они находились на границе, отделяющей старые цивилизации Переднего Востока от обширного мира, где господствовали еще первобытнообщинные отношения. Это приводило к тому, что на социальную, политическую и культурную сферы этих обществ оказывали определенное воздействие старые, ранее сложившиеся центры государственности. Взаимодействие старых местных традиций, влияние культуры переднеазиатского (и античного) мира, контакты с горцами и степняками — все это в целом создавало неповторимый облик местных культур.
Можно думать, что определенное воздействие на культурное развитие региона оказал и древний Восток. Бесспорно влияние культуры Ассирии на Урарту, но столь же бесспорно, что Урарту в свою очередь оказало сильное воздействие на развитие форм культуры Индийского и ахеменидского Ирана. Позднее последние в свою очередь вновь оказали определенное воздействие на культуру ряда народов Закавказья. Своеобразна ситуация с культурным воздействием эллинистического мира. В эпоху расцвета эллинистической государственности культурное влияние эллинистического мира на Закавказье было минимальным, но когда он стал клониться к упадку и особенно в постэллинистическую эпоху многие культурные достижения этого мира были восприняты народами Закавказья. В последние века до н. э. и в первые века н. э. на культуру Закавказья оказывали влияние и Рим, и Парфия. Парфянское влияние особенно ощутимо. Оно сказывается в ономастиконе привилегированных слоев общества, типах одежды, конского убранства, оружия, наконец в религии. Насколько мы можем судить, по всему Закавказью распространяются синкретические религиозные верования, в которых сливались культы древних местных божеств с культами функционально им близких иранских божеств, из которых особенно большую роль играли Митра и Анахита. Огромная роль храмов и жречества в Закавказье приводила к тому, что эти синкретические верования, как, возможно, и другие синкретические формы культуры, широко распространились среди местного населения (в этом состояло отличие от влияния римской культуры, распространение которой, за исключением районов приморской Колхиды, ограничивалось очень узким верхушечным слоем населения).
Глубокая трансформация местных культур происходит в IV–V вв. н. э. Наиболее значительными проявлениями тех структурных изменений, которые происходили в обществе, были принятие и распространение христианства, а затем создание собственной письменности. Нарождающийся феодальный строй решительно менял и культуру общества.
Иллюстрации
Таблица I. Колхидская деревянная архитектура VI–IV вв. до н. э. Составитель О.Д. Лордкипанидзе.
1 — колхидский жилой дом по Витрувию (реконструкция Г.И. Лежава); 2 — поселения Симагре, VI в. до н. э. План дома; 3а, 3б, Зв, 3г — святилище V–IV вв. до н. э. План, разрезы, остатки деревянных конструкций; 4 — фортификационное сооружение V–IV вв. до н. э. План и разрез (1–1).
Таблица II. Железное производство Колхиды VI–V вв. до н. э. Составитель О.Д. Лордкипанидзе.
А — железоплавильная печь. План, разрезы (1–1; 2–2).
Б — железные изделия: 1 — лемехообразное орудие; 2 — мотыга; 3а, 3б, 3в — гвозди; 4 — серп; 5а, 5б — наконечники копий; 6а, 6б — кинжалы; 7а, 7б — топоры; 8 — топор-молоток; 9 — удила.
Таблица III. Колхидская керамика VI–IV вв. до н. э. Составитель О.Д. Лордкипанидзе.
А — основные типы орнаментов.
1 — пифос; 2, 6, 7 — корчаги; 4, 8, 10 — кувшины; 3, 5 — декоративные вазы; 9, 11–13 — горшки; 14, 15 — крышки; 16–21 — кубки; 22, 23 — миски.