Древние боги славян
Шрифт:
Как уже отмечалось, чехи и после принятия христианства помнили Велеса как одного из самых могущественных «демонов» и приносили в жертву ему чёрных кур и голубей (Ирасек, 1952, с. 15).
В «Слове святого Григория» сказано о поклонении славян «скотноу богоу и попутникоу и лесну богу», т. е., вероятно, Велесу — богу скотьему, покровителю путешественников, богу лесов. Стоит отметить, что эпитет «скотий» означает ещё и «дикий». «Волохатость» (волосатость) Велеса восходит к представлениям древнейшей охотничьей магии, оборотничеству, символизируя власть над Дикой Природой. С этой точки зрения нескошенная пшеница (так называемая «Николина» или «Велесова бородка»), которую оставляли на поле ещё в первой четверти XX в., есть не что иное, как языческая треба Велесу, который со стороны Леса пасёт/оберегает стада. Это треба лесному хозяину — медведю — лишь бы скот не воровал сам, а пас
Об «особости» Велеса свидетельствует отсутствие его столпа в пантеоне князя Владимира. Столп в Киеве был, но наособь — не на холме, а на Подоле. Между тем и разделываются с Велесом, отправляя чура в загробный мир по реке, т. е. не уродуют, но хоронят старого Бога: «А сам (князь Владимир. — Авт.) в Киев вшед, повеле испроврещи и избита кумиры, овыи иссещи, а иныя ижжещи; а Волоса идола, егоже именоваху скотья бога, веле в Почайну реку въврещи…» (Иаков-мних, цит. по: Макарий (Булгаков), с. 530–533).
Впрочем, в Ростове много позже каменный кумир Велесу рушат. В житии Авраамия Ростовского сказано: «Чудский конец поклонялся идолу каменну, Велесу». К Велесу приравнен бес, владеющий знанием о спрятанных кладах. И Авраамий, уничтоживший «идолу камену» Волоса в Ростове, «едва не стал жертвой беса», преобразившегося в свою противоположность — «в образ воина, который возвел на него навет „царю“ Владимиру». Бес «обвинил Авраамия в том, что тот занимается волхвованием, что он утаил от князя найденный им в земле медный котёл с деньгами». Поступок вполне в духе этого бога.
В «Сказании о построении града Ярославля» — источнике XVIII в., восходящем к древней записи, «которая хотя и подновлялась позднее, но, тем не менее, в достаточной степени отразила истинный ход событий», прямо говорится, что прежде скоморохов именно волхвы были непосредственными жрецами «скотьего бога»: «Сему же многокозненному идолу и керметь (капище) створена бысть и волхов вдан, а сей неугасимый огнь Волосу держа и жертвенная ему кури». Жрец гадал по дыму костра, и если гадал плохо, а огонь угасал, его казнили. «И люди эти клятвою у Волоса обещали князю жить в согласии и оброки давать ему, но только не хотели креститься… При засухе язычники молили слезно своего Волоса, чтобы низвел дождь на землю… На месте, где некогда стоял Волос, тут и дудки, и гусли, и пение, раздававшееся много раз, и плясание некое было видимо. Скот же когда на этом месте ходил, необычной худобе и недугу подвергался… Говорили, что вся эта напасть была гневом Волоса, что он превратился в злого духа, дабы сокрушить людей, как сокрушили его и керметь» (Краеведческие записки, 1962, с. 90–93).
Велес — бог-оборотень, хозяин магии и сокровенного, властитель перекрёстков, навий бог (Гаврилов, Наговицын, 2002, с. 234–324). С большой долей вероятности можно считать, что Велес — водчий и пастырь мёртвых, как его балтские «родичи» и святой Николай. Сам святой Николай, очевидно, заменил Велеса в период двоеверия (Там же, с. 275–279).
«Бежит река огненная, чрез огненну реку калиновый мост, по тому калинову мосту идёт стар матёр человек; несет в руках золотое блюдечко, серебряно перышко… сбавляет с раба божьего семьдесят болезней» (Там же, с. 295).
И идёт он с той стороны по Калинову мосту, из Иного мира, через реку смердящую (мёртвую) — Смородину. Навий властитель идёт или, по меньшей мере, проводник в Мир Иной (См.: Гаврилов, Ермаков, 2008)!
Река у индоевропейцев вообще, в том числе и у русских, «осмысляется как граница между мирами, как путь в иной мир. Вот почему некогда, в соответствии с древним похоронным обрядом, покойника пускали по воде. Память об этом способе погребения сохранилась в слове „навь“, „навье“ — мертвец, которое является однокоренным с navis (лат.), что значит корабль. Не случайно у многих народов, в том числе у славянских, существовал обычай захоронения в ладье, что обеспечивало покойному возможность благополучно перебраться в иной мир, находящийся за водной преградой…» (Криничная, 2001, с. 420–427). Тот же автор отмечает, что в русском фольклоре «…леший, переправляя похищенных (им) с одного берега на другой, как бы уподобляется Харону, перевозящему мёртвых по водам подземных рек… Леший обладает даром предсказания будущего… Кроме того, леший уносит душу человека после его смерти, если тот оказывал ему услуги при жизни». Кстати, о том, что мифический похититель (леший) является из потустороннего мира, косвенным образом свидетельствует устойчивое выражение «Иди ты к лешему!». Лес тоже издревле осмысляется как потусторонний мир, обиталище мёртвых. Такие свидетельства и размышления прочно увязывают образ древнего бога Велеса с представлениями о лешем, бытующими в России и ныне.
Немногие знают, что знаменитые валькирии, дочери Отца павших Одина-Вальфёдра, не только скачут по полям сражений, собирая души убитых героев в Вальгаллу, но и лодочницы. В одной из девяноста пяти вис Стурла Тордарсона (племянника самого Снорри Стурлуссона и автора документальной исторической «Саги об исландцах»: 23, виса № 4, повествующая о событиях начала XIII в. в Исландии) находим мы упоминание о двух валькириях, идущих на вёслах «людям на погибель»:
«Одному человеку из Нагорного Фьорда приснилось, будто он вошел в большой дом. Внутри на вёслах сидели две кровавые женщины и гребли. Ему показалось, что на уключины ниспадает кровавый дождь.
Одна из женщин сказала:
„Гребём мы, гребём мы Дождь брызжет кровью, — Гудр да Гёндуль{24} —, Людям на погибель“…»Навий бог Один выступает в роли лодочника-перевозчика в Иной мир не только в «Песне о Харбарде», но и «Саге о о Волсунгах».
РУССКИЙ БОГ
У христианизированных народов прежние основные божества язычников приобретают имена христианских святых и их противников. Вернее, происходит своеобразное замещение культов древних богов культами святых или отчасти образами нечистой силы. При этом формы почитания часто перемешиваются, порождая причудливый и парадоксальный мир двоеверных представлений. Двоеверие — термин, конечно, книжный и довольно условный, однако суть «переходного» миропонимания он передаёт достаточно точно.
Давно отмечено и доказано, что и восточные, и западные славяне перенесли культ «скотьего бога» Велеса в первую очередь на святого Николая (Успенский, 1982, с. 31–117). Автор проводит подробный функциональный анализ, так что его работу можно считать по качеству и количеству привлечённого материала, а. также по методике изыскательской работы выдающейся. После исследования Б. А. Успенского о сопоставлении Велеса и святого Николая сказать что-либо новое трудно. Разве что вообще отказать ему в славянской принадлежности, как иногда пытаются сделать даже уважаемые исследователи (например, Т. А. Бернштам). Предположение о том, что Велес «скрывается» под именем Николая Чудотворца, на наш взгляд, вполне обоснованно. Вероятно, и сказочные истории с участием Николая Чудотворца также восходят к более древним пластам языческого наследия.
На особое почитание русскими святого Николая указывают свидетельства иностранцев, бывавших на Руси в позднем Средневековье (Горсей, 1990, с. 269):
Они делают с помощью топора и рук своих главных богов, Их идолы поглощают их сердца, к богу они никогда не взывают, Кроме, разве Николы-Бога, который висит на стене. Дом, в котором нет нарисованного бога или святого Не будет местом их посещения — это обиталище греха.«Среди всех народов русские более прочих привержены чревоугодию и суевериям. Их покровитель, святой Николай, удостаивается большего числа поклонов и молитв, нежели все святые вместе взятые. Русский не молится Богу, он поклоняется святому Николаю и обращается к нему с любыми своими нуждами. Его изображения можно видеть повсюду: в столовых, в кухнях и всех прочих местах. Воистину, это их семейный Бог. Каждый входящий в дом сначала должен поклониться иконе, а потом уже приветствовать хозяина. Мне приходилось видеть московитов, которые, взойдя в комнату, где по какой-то невероятной случайности не было святого образа, бежали в соседнюю искать оный. Как и во всех доведенных до крайности религиях, сии обычаи суть пережитки язычества…» — пишет Джакомо Казанова, посетивший Москву в 1765 г.