Древний Аллан. Дитя из слоновой кости
Шрифт:
– Господи! – воскликнул я, когда этот длинный перечень был наконец окончен. – Должно быть, этот человек родился в рубашке. Но, по всей вероятности, он несчастлив в любви?
– В этом-то именно он счастливее всего, – ответила мисс Маннерс, невеста Скрупа, с которой я разговаривал, – мне говорили, что он помолвлен с самой милой, красивой и умной девушкой во всей Англии и что они обожают друг друга.
– Господи! – повторил я. – Удивительно, почему судьба так щедра по отношению к лорду Регноллу и его возлюбленной?
Впоследствии мне суждено было узнать это…
Когда на следующее
Однако мне интереснее всего было взглянуть, если представится случай, на самого лорда Регнолла, так как все перечисленные достоинства его произвели на меня, бедного колониста, весьма сильное впечатление.
Часто сталкиваясь в жизни с демонами в человеческом образе, я никогда не встречал ангелов, по крайней мере мужского пола.
Кроме того, мог представиться случай увидеть невесту лорда, которую, как я узнал, звали мисс Холмс.
Итак, ничто не могло доставить мне большего удовольствия, чем посещение этого замка.
Был уже декабрь; стояла тихая морозная погода.
По приезде в Регнолл-Кастл Скрупу сообщили, что лорд Регнолл (с которым он был хорошо знаком) занимается стрельбой где-то в парке, но что мистер Скруп может показать своему другу замок.
Мы вошли втроем, так как с нами была мисс Маннерс, которая привезла нас в своей коляске, запряженной пони. Привратник передал нас у главного входа мужчине, которого он назвал мистером Сэвиджем, шепнув мне, что это личный слуга его светлости.
Это имя совершенно не соответствовало внешности его владельца [1] . Он показался мне переодетым герцогом, насколько я представлял себе герцогов, никогда не видев ни одного.
Его платье – на нем был черный утренний костюм – было безукоризненно; манеры изысканны, учтивость граничила с иронией с оттенком скрытой надменности. Он был красив со своим тонким носом и смелыми ястребиными глазами. Лет ему было, вероятно, тридцать пять-сорок, и манера, с которой он отобрал у меня палку и шляпу, обнаруживала решительный характер. По всей вероятности, он считал меня способным повредить палкой картины и другие произведения искусства, находившиеся в замке.
1
Savage (англ.) – дикий.
Впоследствии мистер Сэмюэль Сэвидж признался мне, что я не ошибся в своем предположении. Судя обо мне по наружности, он принял меня за анархиста, о которых он читал в газетах.
Этот человек, столь безукоризненный в других отношениях, удивительно коверкал некоторые слова.
Показывая нам картины, он говорил о них языком хорошего художественного критика, но вдруг так коверкал какое-нибудь слово, что получалось впечатление, как от ушата холодной воды, опрокинутого на голову.
Он водил нас по парадным комнатам замка, показывая нам множество редких дорогих вещей и по крайней мере сотни две картин лучших старых мастеров.
При этом ему представился случай обнаружить свое особенное, вернее, превратное понимание истории.
По пути из большой галереи в меньшую мы проходили через небольшую комнату, довольно уютную и хорошо натопленную.
То была студия лорда Регнолла.
Задержавшись на минуту у огня, я заметил на стене картину, покрытую полотном, и спросил Сэвиджа, что она изображает.
– Это, сэр, – ответил он с гордой скромностью, – портрет будущей супруги его светлости; портрет, так сказать, только для глаз его светлости.
Мисс Маннерс сдержала улыбку, а у меня мелькнула мысль, что скрывать портрет таким образом – совсем дурная примета.
Потом, увидев в открытую дверь переднюю, где остались моя шляпа и палка, я замедлил шаги и, когда мои спутники скрылись в галерее, забрал свои пожитки и вышел в парк, рассчитывая согреться ходьбой взад и вперед по террасе до возвращения Скрупа и его невесты.
Я слышал несколько выстрелов, доносившихся из небольшой дубовой рощи, ярдах в пятистах от меня. Стреляли, очевидно, из маленького недробового ружья.
Стрельба – моя профессия; я не мог сдержать своего любопытства и направился к роще окружным путем, через кустарник. Скоро я очутился у одного конца полянки и из-за прикрытия огромного старого вяза увидел недалеко от себя двух мужчин.
Одним из них был молодой егерь, державший и заряжавший запасное ружье, в другом я сразу признал лорда Регнолла. Это был действительно очень красивый широкоплечий мужчина высокого роста, с острой бородкой, приветливым лицом и большими темными глазами. На его плечи был накинут плащ, и во всем, за исключением ружья в руках, он походил на своих предков времен Карла I, портрет которого, писанный Ван Дейком, я видел в большой галерее замка.
Стоя за дубом, я видел, как он тщетно пытался подстрелить одного из лесных голубей, спускавшихся покормиться желудями.
Когда перед спуском на землю они как бы задерживались в воздухе, охотник стрелял, и они улетали.
Бах! Бах! Снова раздались два выстрела из двуствольного ружья. Голубь улетел цел и невредим.
– Черт возьми! – весело воскликнул охотник. – Ведь это двенадцатый промах, Чарльз!
– Ваша светлость попали в хвост. Я видел, как полетело перо. Но разве может кто-нибудь, да еще при ветре, попасть в голубя пулей, даже когда тот собирается сесть на землю?
– Я слышал об одном таком человеке, Чарльз. У мистера Скрупа гостит его друг из Африки, который из шести раз попадает четыре.
– В таком случае друг мистера Скрупа – лжец, – возразил Чарльз, подавая новое ружье.
Это было слишком. Я выступил вперед, вежливо пр иподнял шляпу и сказал:
– Извините, сэр, что я прерываю вас, но вы совершенно неправильно стреляете по голубям. То, что они как бы задерживаются в воздухе, только кажется нам. В действительности они очень быстро опускаются на землю. Ваш егерь ошибается, утверждая, что вы попали в хвост последней птице, в которую вы стреляли из обоих стволов. В том и другом случае ваша пуля пролетела по крайней мере на фут выше цели, и упал дубовый лист, а не перо голубя.