Древний город. Религия, законы, институты Греции и Рима
Шрифт:
Во-первых, признается право возбуждать иск о разделе наследства (actio familiae erciscundae) после смерти отца семейства.
Во-вторых, отец может продать сына, но не более трех раз. Закон гласит: «Если отец трижды продаст сына, то пусть сын будет свободен (от власти) отца». Это первый удар, нанесенный римским законодательством по отцовской власти.
Одно из наиболее существенных изменений относится к праву передачи собственности согласно собственной воле. До этого времени наследником, прямым и очевидным, являлся сын; в отсутствие сына ближайший агнат; в отсутствие агната собственность передавалась в род (отголосок времен, когда род, представлявший собой единое целое, был единственным собственником владения). Законы Двенадцати таблиц отказались от этого устаревшего закона; они рассматривали собственность как принадлежность отдельного человека, а не рода, а потому признавали за человеком право распоряжаться собственностью по своему желанию.
Не следует думать, что в древнем законе ничего не говорилось о завещании. Человек уже в то время мог выбрать наследника, не являвшегося членом его рода,
Такая форма завещания была доступна и плебеям. Плебеи, не имевшие ничего общего с куриями, до этого времени были лишены возможности составлять завещание. Теперь, пользуясь процессом фиктивной продажи, они получили возможность распоряжаться своей собственностью. Но самым примечательным в истории римского законодательства этого периода является то, что в результате введения новых процессуальных форм действие законов распространилось на низшие классы. Правила и формальности, предписанные древним законом, по-прежнему применялись только к религиозным семьям, но появились новые правила и формы судопроизводства, применимые к плебеям.
По этой же причине и в силу тех же потребностей были внесены изменения в закон о браке. Совершенно ясно, что плебеи не заключали священный брак; их брачный союз основывался на взаимном согласии сторон (mutuus consensus) и на обоюдном решении соединить жизнь (affectio maritalis). Заключение брака не сопровождалось ни религиозными, ни гражданскими церемониями. В конечном итоге плебейский брак стал наиболее распространенной формой брака и был узаконен, но вначале законы патрицианской общины не признавали его законной силы. Это имело очень важные последствия. Супружескую и отцовскую власть, по мнению патрициев, устанавливала только религиозная церемония, которая приобщала жену к культу мужа, а поскольку плебейский брак обходился без религиозной церемонии, то, значит, плебей не имел этой власти. Закон не признавал его семьи, и для него не существовало частного права. Такое положение вещей по понятным причинам не устраивало плебеев, и выход был найден. Специально для плебеев была придумана процедура, которая преследовала ту же цель, что и священный брак. В этом случае, как в вопросе о завещании, прибегли к фиктивной продаже. Муж покупал жену (coemptio, коэмпция – купля), и с этого момента закон признавал ее частью собственности мужа. Жена была «под рукой мужа» [177] и находилась при нем на положении дочери.
177
«Под рукой» могли состоять только женщины. Обычный комментирующий перевод «во власти мужа», «в супружеской власти» не вполне точен, ибо если муж сам состоял в отеческой власти, то и его жена оказывалась во власти не самого мужа, а лица, в чьей власти он состоял. Происхождение состояния in manu римские юристы прочно связывают с уже не практиковавшимся во времена империи (а начавшим выходить из употребления много раньше) переходом жены из фамилии отца в фамилию мужа.
Мы не можем утверждать, что эта процедура не была более древней, чем Законы Двенадцати таблиц. Бесспорно лишь то, что новое законодательство признало ее законной и тем самым предоставило плебеям частное право аналогичное патрицианскому праву, хотя и основанное на иных принципах. Usus и coemptio – две формы одного и того же акта. Любой предмет мог быть приобретен одним из двух способов – путем покупки или взятием в пользование; то же самое в отношении поступления в фиктивную собственность женщины в качестве жены. «Через пользование поступала под руку та, что на протяжении года, без перерыва, будучи замужем, упорно держалась этого состояния, ибо она как бы в результате годичного владения приобреталась через пользование, переходила в фамилию мужа и заступала место дочери», то есть пользование устанавливало между мужем и женой те же правовые отношения, как купля (coemptio) или религиозный обряд. Нет необходимости добавлять, что сожительству должен был предшествовать брак, по крайней мере плебейский, который заключался по обоюдному согласию сторон. Ни coemptio, ни usus не устанавливали духовной связи между супругами; они устанавливали правовые отношения. Coemptio и usus не были, как это принято говорить, формами заключения брака; они были всего лишь средством приобретения супружеской и отцовской власти [178] .
178
Гай рассматривает coemptio malrimonii causa (коэмпция в видах брака) вместе с вторичным институтом – coemptio fidnciae causa (коэмпция в видах уговора), суть которого состояла в том, что, совершая с кем угодно коэмпцию, женщина формально оказывалась под рукой, а затем, в соответствии с уговором, отпускалась тем, с кем совершила коэмпцию, из-под власти или передавалась для этого нужному ей человеку, чтобы тот, отпустив ее, остался бы ее опекуном. Цицерон называл коэмпцию в видах уговора «извращенным и злокозненным» изобретением юристов. (Примеч. авт.)
Но супружеская власть древних времен приводила к таким последствиям, которые в эпоху, к изучению которой мы подошли, стали казаться чрезмерными.
179
Гай. Институции. Кн. I, 117, 118. (Примеч. авт.)
Итак, жена, оказавшись под рукой мужа, полностью отделялась от родной семьи. В глазах закона она лишалась права наследования в родной семье и утрачивала с ней родственную связь. Это имело смысл во времена существования древнего закона, когда религия запрещала одному и тому же человеку входить в состав двух родов, приносить жертвы двум очагам, наследовать в двух семьях. Теперь появилась мысль ограничить власть мужа, и для этого имелось несколько отличных поводов. Так, Законами Двенадцати таблиц было определено, что «женщина, не желавшая установления над собой власти мужа (фактом давностного с нею сожительства), должна была ежегодно отлучаться из своего дома на три ночи и таким образом прерывать годичное давностное владение (ею)». Таким образом, жена сохраняла связь с семьей и могла наследовать семейное имущество.
Даже не вдаваясь в подробности, мы видим, что Законы Двенадцати таблиц сильно отличаются от древнего права.
Римское законодательство изменялось вместе с формами управления и социальным строем. Постепенно, почти с каждым поколением, происходили какие-то перемены. По мере получения низшими классами политических прав подвергались постепенному изменению правовые нормы. Сначала разрешили браки между патрициями и плебеями. Затем закон Папирия отменил старую процедуру по долговым обязательствам: теперь ни один римский гражданин не мог быть обращен в рабство иначе, как по приговору суда. Тит Ливий пишет: «Для римских плебеев этот год был как бы новым началом свободы, потому что уничтожено было рабство за долги… Консулам приказано было предложить народу, чтобы никто не содержался в колодках или оковах, кроме действительных преступников, пока они не подвергнутся наказанию; за долги же должно отвечать имущество должника, а не тело его. Таким образом, закабаленные были освобождены и запрещено на будущее время брать должников в кабалу». И наконец, претор, двигаясь дальше по пути, открытому Законами Двенадцати таблиц, создает новое право, не продиктованное религией, которое непрерывно приближалось к естественному праву [180] .
180
Понятие естественное право (лат. lex naturalis) принадлежит к числу самых древних категорий философии права и юриспруденции. Естественное право римских юристов представляет собой также ту часть действующего права, которая, будучи обусловлена самой природой, отличается необходимостью и всеобщностью распространения. Таковы, например, нормы, определяющие различие людей в зависимости от возраста, разделение вещей на различные юридические категории в связи с различием их естественных свойств и тому подобное.
Аналогичный переворот произошел в афинском законе. Известно, что в Афинах с интервалом в тридцать лет было издано два свода законов: законы Дракона и законы Солона.
Законы Дракона были написаны в разгар борьбы двух классов, до поражения эвпатридов. Солон составлял свои законы, когда низший класс одержал победу. Вот почему так велика разница между этими сводами законов.
Дракон был эвпатридом; он испытывал те же чувства, что все представители его касты, и был сведущ в религиозном праве. Он, похоже, всего лишь записал древние обычаи, без каких-либо изменений. Его первый закон гласил: «Людям надлежит почитать богов и героев страны и приносить им ежегодно жертвы, не отклоняясь от обрядов предков». Сохранились его законы об убийстве. Они предписывали, чтобы виновный был отлучен от храма; ему запрещалось прикасаться к очистительной воде и священным сосудам, используемым во время священных церемоний.
Свод законов, введенный им, был так суров, что возникло крылатое выражение «драконовские меры», относящиеся к чрезвычайно строгим наказаниям. Их диктовала неумолимая религия, которая видела в каждом проступке преступление против бога, и в каждом преступлении против бога – преступление, которое нельзя ни простить, ни искупить. Воровство наказывалось смертью, поскольку было посягательством на собственность религии.
Сохранилась любопытная статья, относительно права личной мести, которая показывает, каким духом было проникнуто законодательство Дракона. Преследовать за убийство было обязанностью не общественной власти, а родственников жертвы или членов его рода, что свидетельствует о том, каким могущественным еще был в ту эпоху род; он не позволял вмешиваться общине в его дела, даже для того, чтобы отомстить за убитого. Человек все еще принадлежал больше семье, чем общине.