Древний Рим. Быт, религия, культура

Коуэл Франк

Перед выходом в свет больше внимание следует уделять своему внешнему виду. Ведь не все женщины красивы, поэтому должны заботиться о своей привлекательности. Овидий большой упор делал на укладку их волос, которая не должна быть всегда в одном и том же стиле, а время от времени меняться и подходить определенной форме лица. Некоторые женщины отбеливали волосы с помощью германского «мыла»; другие, не скрывая намерений, отправлялись покупать парики рядом с храмом Геркулеса и муз на Марсовом поле. Парики в основном изготавливались из кос, отрезанных у рабынь, часто германских. Выбор правильного цвета одежды составлял еще одну проблему. Было ошибкой тратить целое состояние на лиловый пурпур или золотое шитье; ведь можно гораздо экономнее заполучить широкий спектр расцветок. Лицо белить следует меловым порошком, а глаза – оттенять мелко растертым углем или шафраном. Также использовался винный осадок. Все эти ухищрения нужно делать без посторонних глаз. Нет ничего хуже, чем застать девушку, когда она чистит зубы или за ее туалетом. Пока все это происходит, она должна делать вид, что все еще находится в постели, за одним исключением. Она

может, если у нее красивые волосы, позволить, чтобы видели, как ее распущенные по плечам волосы причесывают, но только в случае, если это ее не раздражает, если она не заставляет бедную рабыню, которая делает ей прическу, переделывать ее несколько раз, расцарапывая ее лицо ногтями или втыкая шпильки в руки. Более сотни лет спустя Ювенал описывает похожие сцены, свидетельствующие об одиозной стороне некоторых римлянок, и приводит примеры ужасов рабства. Много намеков Овидия давались даже в извинительном тоне, с оговоркой, что конечно же нет необходимости говорить, что девушке следует умываться каждое утро или чистить зубы. Его совет, что ей не следует смеяться нескромно или громко и что она не должна широко открывать рот, а должна научиться привлекательно говорить и петь, по-видимому, был гораздо более необходим. Таков, видимо, был и совет для обоих полов, что им никогда не следует напиваться вином до потери контроля над собой.

Рис. 48. Женские прически

Все эти советы, кажущиеся нам само собой разумеющимися, по-видимому, считались полезными и необходимыми для подрастающего поколения. Книга Овидия быстро стала популярной, несмотря на его открытое непочтение к брачным клятвам и прямое подстрекательство к аморальности. Римлянам не нужна была его книга, чтобы помочь им посвящать свое время эгоистичному потаканию своим желаниям, о чем век спустя говорят пылкие обвинения римского общества Марциала и Ювенала.

Танцы

Древние римляне с большим неодобрением смотрели на танцы ради развлечения, но уже во II веке до н. э. после Второй Пунической войны и девочек и мальчиков учили танцевать. Приблизительно в 130 году до н. э. Сципион Эмилиан с негодованием сообщал, что его водили в эти «академии», где, он клянется, было более пятисот детей обоего пола, танцующих с цимбалами и с такими вызывающими позами, которые обесчестили бы и самого последнего раба [47] .

47

Древние римляне считали танцы занятием позорным, особенно для мужчин.

Уже в римском обществе не считалось зазорным для дам танцевать при условии, то они не воспринимают это всерьез и танцуют настолько хорошо, что их можно было принять за профессионалов. Римские танцы, видимо, были скорее похожи на сольное выступление балерины или на танец двух-трех девушек под собственный аккомпанемент на тамбуринах, чем на наши переполненные танцевальные залы, где женщины танцуют с мужчинами в качестве партнеров. Но видимо, упорно поддерживалось более суровое отношение, во всяком случае в том, что касалось мужчин. Для того чтобы охарактеризовать нечто действительно смешное, римляне говорили, что это «все равно что танцевать в тоге». Цицерон, будучи консулом в 63 году до н. э., защищая избранного консула, Лицина Мурену, против уличения того во взяточничестве, столкнулся с обвинением своего клиента в том, что его к тому же видели танцующим. По словам Цицерона, это было очень серьезное обвинение, выдвинутое против консула римского народа, потому что если это правда, то это также подразумевало и множество других пороков, поскольку вряд ли кто-то в здравом уме станет танцевать, если только он не лишился рассудка, и не важно, делает он это в полном одиночестве или в каком-то уважаемом собрании.

В разнузданные времена ранней империи древние запреты, по-видимому, вышли из моды. Овидий, как мы уже видели, выступал в защиту танцев, особенно для девушек, грациозность движений которых усиливала их очарование. К его времени мужчины и женщины уже танцевали вместе: «Пальцами стана коснись, ногу ногою задень» – таков был его совет юному влюбленному; но похоже, римляне никогда не увлекались танцами так, как мы сегодня. Старомодные римляне продолжали неодобрительно относиться к танцам, особенно когда полусумасшедшие императоры, такие как Калигула или Нерон, жаждущие поклонения толпы, сами пускались в пляс, чтобы развлечь зрителей. Однажды Калигула созвал трех важных сенаторов посреди ночи. Они все подумали, что пришел их последний час. Однако император хотел лишь, чтобы они посмотрели, как он танцует. К закату империи, однако, налицо были признаки совершенно другого отношения. Приблизительно в 400 году н. э. Макробий уже всерьез вопрошал: «Вы когда-нибудь видели танцора, мужчину или женщину, на каком-нибудь пиру?» Его картина возобновленной умеренности и сдержанности в общественной жизни среди более рафинированных членов общества резко контрастирует с ярым обличением святым Иеронимом мирской жизни как самой греховной для того времени.

КУЛЬТУРНЫЕ ИНТЕРЕСЫ

Музыка

Пиры и танцевальные выступления в долгие вечера взывали к музыке, еще одной форме искусства, которую римляне не слишком культивировали.

Римляне времен республики были гораздо менее чувствительны, чем греки, и большинство из них с радостью сбросило бы музыку со счетов как напрасную трату времени. Для свободнорожденного римлянина играть на музыкальном инструменте или петь считалось

недостойным, но они были готовы терпеть выступления рабов или профессионалов в небольших дозах. Неудивительно, что римляне «старой школы» были основательно шокированы императором Нероном, «упражнявшимся в непристойностях... вплоть до постыдных для мужчины телодвижений и таких же песен», как описывает его Тацит. Среди сатирических стихов, распространившихся в Риме, был один, повествующий, как персы натягивали тетиву, в то время как император бренчал на струнах своей цитры. Маршевая музыка медных труб была им больше по вкусу. Эти трубы были как прямые (туба), так и изогнутые (корнет). Не существует латинского слова, обозначающего барабан. Флейты и свирели, тамбурины и цимбалы использовались в основном на религиозных процессиях и церемониях, таких как церемония почитания Исиды. В древнеримской религии ранней республики имелись свои гимны или псалмы, но их музыкальное сопровождение вовсе не было выдающимся. Стихи обычно читались нараспев под аккомпанемент на лире, и в поздней империи, как мы видели, хозяева, дающие пиры, имели обыкновение развлекать своих гостей приятной музыкой на всем протяжении празднества.

Рис. 49. Уличные музыканты и музыкальные инструменты: 1 – свирель; 2 – кимвал (тарелки); 3, 4 – флейта; 5 – труба

Кроме как от уличных музыкантов и на некоторых театрализованных представлениях, религиозных праздниках, процессиях на играх и по великим торжествам государственного масштаба, римляне редко имели возможность слышать хорошую музыку, поскольку не было организованных концертов или музыкальных фестивалей, которые столь известны сегодня в западной культуре. Комические песенки и мелодии, услышанные в театрах, однако, «подхватывались», и их мурлыкали или насвистывали точно так же, как в Англии мальчишки-посыльные напевали водевильные номера на улицах задолго до изобретения граммофона, который распространил популярные песенки по всей стране. Среди очень немногочисленных механических устройств, которыми владели римляне, был, как ни странно, орган, приводимый в действие силой воды. Это изобретение датируется второй половиной III века до н. э., и родиной его, как многих научных открытий греков, является Александрия. Это единственный вид механической музыки в Древнем Риме, сведения о котором сохранились, но он был доступен, вне всяких сомнений, лишь немногим богатым римлянам.

Ораторское искусство

Марциал был того же мнения, что и доктор Джонсон. Несмотря на все свои сентиментальные восхваления сельских радостей, они вскоре ему надоели до тошноты. Проведя в родной Испании три года, несмотря на то что он там женился на богатой даме, Марциал признавался своему другу, что скучает по аудитории, к которой привык в Риме, и чувствует себя адвокатом в заморском суде. Он писал, что если и было что-то приятное в его маленьких книжках, то этим они обязаны его слушателям, и чувствовал себя выброшенным на незнакомый берег потерпевшим кораблекрушение, ему не хватало проницательных суждений, изобилия изобретательности, библиотек, театров, публичных собраний – всех тех удовольствий, от которых он неосознанно так много получал и которые так разборчиво отвергал прежде.

Очевидно, Рим был неплохим местом для любого, кто ценил интеллектуальную жизнь. Популярным развлечением было послушать людей, чья способность говорить с силой и убеждением и чьи знания закона демонстрировались в спорах перед судьей и присяжными на Форуме. Тонкие ценители достоинств истинного красноречия появились, таким образом, во времена республики, превратив изучение ораторского искусства в практику, гораздо более распространенную и лучше понимаемую, чем в наши дни. Хороший оратор к тому же производил сильное впечатление на толпу. Катулл, вернувшись с Форума в 54 году до н. э., писал, что он очень смеялся: его приятель Кальв блестяще выступал обвинителем против Ватиния, когда кто-то из толпы воздел в восхищении руки и сказал: «Боги, что за красноречивое ничтожество!» Как проницательно указывал Тацит позднее, подобные случаи сплачивали все общество en masse [48] , так что почти любого холодного как рыба оратора мог разогреть интерес возбужденной публики. «Публичному оратору полагаются аплодисменты». Во времена империи, однако, тяжбы зачастую слушались в тесных помещениях, где ораторскому таланту не было возможности показать себя. Тогда к тому же исчез величайший стимул ораторского искусства времен республики – произнесение политических речей в Сенате, в результате чего ораторское искусство резко упало с того высокого уровня, на который было поднято Цицероном и его современниками.

48

В массе, целиком (фр.).

Рис. 50. Оратор

Еще одна причина упадка состоит в том, что законы становились все сложнее и запутаннее до такой степени, что стало почти невозможно сочетать обширные юридические знания с блестящей защитой. Тем не менее всегда происходило что-то, что могло привлечь аудиторию, располагающую некоторым разумным любопытством и свободным временем. К закату республики и во времена империи появилась мода посещать публичные рецитации, где поэты читали свои стихи. Видимо, они не были слишком популярными. «И бывало ли, чтобы молва о чтении какого-нибудь на редкость замечательного произведения захватывала весь Рим? Тем более чтобы она дошла до провинций?» – вопрошает Тацит где-то в 85 году до н. э. Ювенал говорит поколение спустя: