Древний Рим. Честь преторианца
Шрифт:
– Одно мое слово – и здесь будет сцена. Читай!
– Что… читать?
– Какие-нибудь драматические стихи, подобающие моменту.
Едва унимая нервную дрожь, я судорожно вздохнула и ломким, срывающимся голосом начала говорить:
– Как этот вечер грузен, не крылат,С растрескавшейся дыней схож закат,И хочется подталкивать слегкаКатящиесяМне хотелось провалиться сквозь мраморный пол и уйти под землю, сейчас я искренне завидовала ароматным ручейкам, свободно покидающим душную залу через мелкие сливные отверстия пола. Мне такой возможности не дано. Придется играть жалкую роль до конца.
Но разве не в моих силах придать своей позе хоть немного достоинства и величия. Ведь я читаю прекрасные стихи замечательного поэта. Хотя и стою в чем мать родила перед кучей мужчин.
Боже, какие мелочи для древнего Рима, рукоплещущего кровавым поединкам, после которых нарасхват идут бутыльки с кровью заколотых гладиаторов, считается, что это прекрасное лекарство и афродизиак!
– … В такие медленные вечераКоней карьером гонят кучера,Сильней веслом бьют воду рыбаки,Ожесточенней рубят лесникиОгромные кудрявые дубы… (с)Император будто не слушал меня, рассеянно почесывал бритый подбородок, а потом обратился к Борату.
– Скажи прямо, Валия тебя привлекает?
Солдат сначала стоял как столб, только верхняя губа криво приподнялась да вздулись синие вены на висках. А потом Борат пожал плечами, и я, наконец, прикрыла руками грудь, отступая за статую и тихо бормоча из своего иллюзорного убежища:
– Фурий, мне зябко. Зачем устраивать нелепый спектакль… Позволь одеться. Прошу тебя!
Насмешливый голос снова заставил вздрогнуть.
– Зачем врать, Валия? Я истекаю потом, а ты жалуешься на озноб в моих термах. Чего застыл, Борат, – потрогай ее там, где хочется. Сегодня я тебе позволяю.
Услышав новый приказ, Борат тут же встрепенулся, накинул на правую руку лежащее на скамье платье и подошел вплотную ко мне. Фурий гаденько хихикал, развалившись в кресле, как же я его ненавидела в этот момент…
– Тащи сюда эту скромницу, ишь, спряталась! Скажи, ее сиськи больше, чем у каменной вакханки? А достаточно ли упруги, лень проверять самому.
Когда Борат коснулся моего плеча, я злобно прошептала ему в лицо:
– Зарежу ночью, так и знай! Или отравлю. Еще чего-то придумаю. Только попробуй!
Невзирая на мое слабое сопротивление, тяжело дыша, солдат замотал меня в тонкую ткань и подвел к ложу Фурия. А там, смиренно склонив голову, произнес:
– Валия твоя певчая пташка, Господин. И как женщина совсем меня не интересует.
Император сладко потянулся, издавая ехидный смешок.
– Да неужели? Это легко проверить. Приподними край туники. Хочу посмотреть на твой пенис. Может, хотя бы он не соврет.
Я стояла, еле жива от нахлынувших эмоций. Стыдно, страшно, жалко себя и… даже Бората. Надо пережить этот позор и куда-то бежать. Но ведь никто не поможет, я в ловушке из мрамора и позолоты.
– Господин… – попробовал заговорить преторианец, но Фурий повысил голос до поросячьего визга.
– Давай, покажи нам своего петушка, Борат. Или ты в одночасье стал бабой? Валия, помоги ему, если у моего храбреца так трясутся руки.
– Не нужно, я сам!
Потом цезарь велел мне смотреть на поднявшийся мужской орган бывшего соседа по комнате. Нда-а, увиденное, может, и впечатляло, но сейчас я вовсе не была настроена на романтический или даже шутливый лад. Все во мне бунтовало против скотского обращения со стороны человека, которого я считала покровителем и даже немного другом.
Бедная наивная Валентина! Уж следовало бы поверить предостережениям Катона или сплетням Мелины. После сегодняшней мерзкой сцены Фурий для меня развратный ублюдок и только. И как я могла польститься на его разговоры о музыке и театре!
Я душу перед ним вывернула, вдохновенно рассказывала ему истории о благородстве и мужестве, а он из одного каприза заставил меня глазеть на вздыбленный член своего солдата.
По счастью двери терпидария растворились и запыхавшийся слуга передал сообщение, что из длительной поездки сегодня возвращается советник Дакрон. Он посылает любимому государю горячий привет и богатые дары из провинции.
Услышав о прекрасном сером жеребце, Фурий чуть не вприпрыжку убежал из купальни, забыв обо мне. Торопливо поправив одежду, Борат метнулся за ним, но у самых дверей зачем-то обернулся и словно в бреду произнес:
– Валия… не плачь и не злись. Я не желаю тебе плохого. Встретимся ночью. Если не придешь сама, я тебя найду, куда бы не спряталась. Нам нужно поговорить.
Стуча зубами в нервном припадке, я натянула на себя столу, хотя меня ужасно раздражал исходящий от нее запах благовоний. Доберусь до своей комнаты, переоденусь в родной сарафанчик и продумаю план побега. Не останусь жить с этими ползучими гадами.
Девушка-рабыня подала мне влажное полотенце – лицо обтереть. Кинув мимолетный взгляд на ее разбитую губу и заляпанную кровью тунику, я горько разрыдалась, понимая, что меня ожидает во дворце развращенного Императора.
Глава 13
Фурий
Император мрачно глядел из окна своей спальни на заходящее солнце. Тяжелые тучи темным плащом покрывали небо, усиливалась духота. Ничего – ночной дождь прибьет пыль на дорогах, смоет нечистоты на улицах, наполнит открытые бассейны свежей водой, но не сможет дать живительной чистоты истерзанному сердцу хозяина Рима.
Одна Марцилла поняла бы его, но Марцилла уже полгода гниет в семейном склепе Августов.
Фурий шумно втянул в себя воздух с улицы – пахло надвигающейся грозой, словно морем и соснами. А в комнате уже нечем дышать от смеси цветочных масел, пропитавших одежды и занавеси. Фурий готов сутками напролет поливать себя благовониями – после смерти дорогой сестры ему везде мерещатся трупные миазмы.