Древняя Месопотамия: Портрет погибшей цивилизации
Шрифт:
В те периоды месопотамской экономической истории, когда значительная доля международной торговли находилась в частных или наполовину частных руках, для иностранных гостей и торговцев предназначался, по видимому, особый участок внутри городских стен (bi^t ub(a)ri^), например ''Улица людей из Эшнунны'' в Сиппаре. Свидетельство из Ниппура персидского периода, возможно, указывает на обычай поселять чужеземцев и людей из определенных социальных групп (в частности, ремесленников) в особых городских кварталах или на особых улицах, поскольку за ними должен был осуществляться официальный надзор. По поводу отношения к чужеземцам интересно отметить, что в Месопотамии начисто отсутствует понятие гостеприимства и соответствующая терминология. Картина, таким образом, отличается от того, что мы видим в Ветхом завете (там обычай гостеприимства может объясняться недавним кочевым образом жизни), но представляет весьма поучительное сходство с Грецией - не с гомеровской Грецией, отразившейся в литературе, а с Грецией полисов, где существовало отрицательное отношение к негражданам и практиковалась экономическая и социальная
Поскольку семейные узы были в Месопотамии обычно малонадежными, а родовая организация в городах не засвидетельствована, там возникли другие формы объединения, взявшие на себя функцию семьи по части защиты статуса и безопасности граждан. Эти объединения могли быть профессиональными, религиозными или политическими. Последние были в Месопотамии наиболее важными, если можно назвать политической организацией группу людей, живущих в городе вместе и образующих некое единство. Этот тип организации будет детально рассмотрен в настоящей главе в разделе ''Город''.
О религиозных организациях в Месопотамии мы знаем очень мало. Обычно в месопотамских городах отсутствовали условия, способствующие возникновению таких организаций, - забота о душах усопших, выражающаяся в определенных обрядах и приношении даров мертвым, или существование особых культов, находящихся в конфликте с общепринятыми. Не исключено, что когда-то существовал род связи между лицами, именовавшими себя на собственных печатях слугами или прислужницами определенного божества. Если такие связи и существовали, они не облекались в четкую форму и не имели, насколько известно, большого социального и экономического значения [10].
Профессиональные ассоциации были и многочисленны и влиятельны. Специализация в каком-либо ремесле могла становиться традицией как внутри отдельных семей и родов, так и среди храмовых служащих в зависимости от конкретных экономических и социальных условий. В рамках симбиоза, который возник в процессе урбанизации Южной Месопотамии, группы ремесленников различного социального происхождения должны были как-то консолидироваться в силу обычных экономических причин. Следует различать объединения торговцев и ремесленников, строившиеся по типу гильдий, и профессиональные группы предсказателей и высококвалифицированных специалистов по изгнанию злых духов. Письменные свидетельства о первых весьма сложны, и при их изучении ни в коем случае не следует применять модели и терминологию западного средневековья. В старовавилонский период ''гильдии'' пивоваров, кузнецов и других ремесленников возглавлял дворцовый надсмотрщик, называвшийся по-шумерски ugu.la, а по-аккадски - (w)akо.u. Однако эти объединения не были независимыми, а скорее составляли часть дворцовых и храмовых хозяйств или, во всяком случае, как то включались в эти хозяйства. Независимость - в таком понимании, как это было свойственно средневековой гильдии, - в это время вряд ли могла существовать, и прежде всего в силу чисто экономических причин: трудностей по части добывания сырья и отсутствия рынков сбыта. Весьма показательно, что и старовавилонские купцы - tamkдru (заморские торговцы) - имели свою организацию под началом ciklu. Торговцы - типичный пример административной ячейки, которая должна была неминуемо возникнуть в такой социальной структуре, как месопотамское общество. При наличии двух противоположных видов объединения, из которых одному (дворцу или храму) были присущи бюрократизм и жесткая централизация, а другому (городу) - более или менее равноправное положение людей внутри социальных групп, действовавших по отдельности или сообща, было вполне естественным образование некоей промежуточной зоны, тяготевшей то к одному, то к другому центру власти и обеспечивавшей различные формы пограничного сосуществования.
В каком бы направлении ни развивались эти формы в городах Месопотамии, не приходится сомневаться, что представители важнейших профессий (кузнецы, плотники, пивовары) добились определенной независимости как внутри собственных объединений, так и в отношениях с другими организациями. Они снабжали общество продуктами своего труда; при этом мера их полезности зависела от их взаимоотношений с храмом и дворцом. Надсмотрщики над ''гильдиями'', в свою очередь, приобретали высокий социальный статус и власть, что помогало им достигнуть (вполне законным образом) и личного обогащения. Так было, например, с купцами в старовавилонской Ларсе. Противоположную крайность представляло положение бедного надсмотрщика над музыкантами, которому нечего было продавать или отдавать внаем. Вполне возможно, что некоторые лица, именуемые в старовавилонских текстах ''надсмотрщиками'', почти не имели отношения к самой работе ремесленников, а были просто людьми с определенным положением, получавшими доход благодаря занимаемой должности. С самого начала нововавилонского периода мы встречаем в текстах названия профессий в качестве имен предков (''фамилий'') - ценное свидетельство о том, что многие ремесленники в предшествующий период занимали определенное положение в обществе. Следует подчеркнуть, что к каждой профессии складывалось свое особое отношение. Примером могут быть ссылки в поздних нововавилонских текстах на ''город'' кожевников и ''город'' металлистов - специальные городские кварталы, в которых эти ремесленники селились либо по приказу свыше, либо по собственной воле, для общего удобства. Более того, известно, что в Ниппуре персидского периода во главе объединений мясников, торговцев, столяров, лодочников и ткачей стояли особые чиновники. Очень важно, что так же, как эти чиновники, назывались в Ниппуре и лица, отвечавшие за чужеземцев (киммерийцев, урартов, уроженцев Тира и Малатии) и за некоторые другие социальные группы. Возможно, однако, что это объяснялось
Единственными подлинно независимыми ассоциациями были в Месопотамии, по-видимому, объединения представителей некоторых ученых профессий, таких, как Tnasmдsu - специалисты по изгнанию злых духов и по родственным апотропеическим ритуалам, о которых мы знаем лучше всего, а также предсказатели будущего (barы), врачи и писцы. Исследователь должен, однако, помнить о том, что выводы и заключения, сделанные на материале одного контекста, не следует переносить на другой при всем их кажущемся сходстве и параллелизме. Ma'sm'su и bar'u должны были удовлетворять определенным требованиям, иначе их не допускали к профессиональной деятельности и не принимали в ассоциации. Сюда включалось происхождение, физическая полноценность и соответствующее (причем довольно широкое) образование. Возможно, существовали своего рода вступительные экзамены (masа'aоtu) и даже конкурс (tasminti urnm.вni) .
О других ученых профессиях, кроме писцов (см. гл. VI), в этом отношении известно мало.
Поскольку проблему города мы будем рассматривать детально в соответствующем разделе этой главы, перейдем к взаимоотношениям между той частью населения, которая проживала в городах, больших и малых, и той, которая или вела относительно оседлый образ жизни за пределами города, или кочевала вместе со своими стадами, или по каким-либо иным причинам непрерывно передвигалась между городами. Этот контраст между горожанами и жителями открытых пространств, характерный для общественного строя Месопотамии, был вечным источником конфликтов и сыграл фатальную роль в политическом развитии страны. Напряженность в отношениях между городом и окружающей территорией влияла на историю этого региона, но рассматривать это явление как типичное лишь для Месопотамии не следует - всему древнему Ближнему Востоку приходилось сталкиваться с этой проблемой на разных исторических этапах и постоянно искать хотя бы временное ее разрешение.
Едва ли можно утверждать, что эти две группы населения в какое-то время были прочно отделены друг от друга; происходил постоянный обмен людьми, товарами и идеями, несмотря на разобщенность в пространстве. Разумеется, дворец, храм и основная часть городских жителей больших и старых городов имели лишь случайные контакты с обитателями открытых пространств. Последних никак нельзя было принудить к оседлости, и они кормились за счет того, что им давали эти пространства. Между этими группами населения происходил постоянный обмен. Одни переселялись из городов, другие из открытых пространств. Трудные экономические и политические ситуации приводили к вытеснению из городов несостоятельных должников, представителей политических групп, потерпевших поражение во внутригородской борьбе за власть, выброшенных из больших хозяйств и т. д. Они присоединялись к обитателям покинутых деревень и поселений, вынужденных вести полукочевой образ жизни из за оскудения земель, порчи ирригационных систем или в результате восстаний против налогов и поборов. Число этих кочевников пополнялось также за счет лиц, переселявшихся с гор или пустынь вокруг Месопотамии. Таким образом, объем этой неустойчивой части населения мог опасно разрастаться во времена кризисов; она даже могла превысить население городов и (если во главе стояли энергичные и деловые политические или военные руководители) передать управление городом или даже всей страной в руки аутсайдеров или новопришельцев. Каждый раз, когда лингвистические различия встречаются у жителей городов и у захвативших власть обитателей восставших провинций или, более точно, когда мы сталкиваемся с различиями между диалектом, на котором обычно писали в городе официальные документы, и диалектом, на котором говорила группа, захватившая власть, у нас создается впечатление об иноземном вторжении, возведшем на трон царей, носивших иноземные имена. Но эти драматические события вовсе не обязательно были результатом иноземного вторжения, а могли происходить в процессе довольно медленного нарастания экономических и политических беспорядков, не нашедших отражения в сохранившихся документах.
Самым эффективным средством против потенциально опасных элементов была внутренняя и пограничная колонизация, которую мог осуществлять только очень могущественный царь. Надписи таких царей с триумфом сообщают об объединении рассеянных жителей, о переселении обездоленных на новые места. Там царь заставлял их рыть или восстанавливать каналы, строить и вновь заселять города, обрабатывать землю, платить налоги, выполнять работы по поддержанию ирригационной системы и, наконец, служить в армии, что тоже отнюдь не маловажное дело. Мы увидим, как эта ситуация, характеризуемая напряженностью отношений между городом и открытым пространством, приводила к удивительному отсутствию политической стабильности в Месопотамии. Особенно это касается Ассирии, где городов всегда было мало, да и отстояли они очень далеко друг от друга, и где могущество центральной власти в значительной степени зависело от ее способности преодолевать внутреннее сопротивление большой части населения стремлению превратить страну в территориальное государство с сильным централизованным управлением.
Экономической основой месопотамского общества в течение всего периода его развития было сельское хозяйство. Добавочные доходы приносила торговля шерстью и кожей. То, что можно назвать промышленным производством, вплоть до мусульманского средневековья ограничивается на древнем Ближнем Востоке лишь изготовлением тканей и связанными с ним ремеслами. В Месопотамии ткачество в промышленном масштабе развивалось только в мастерских крупных хозяйств. В частных хозяйствах производство ткани едва удовлетворяло собственные потребности.