Древняя Русь и Скандинавия: Избранные труды

Мельникова Елена Александровна

Культурное взаимодействие и взаимообмен проявились в различных формах: в погребальном обряде, в языках взаимодействовавших этнических групп [402] . В этом культурно-историческом контексте в финской среде появляется специальное обозначение приходивших на финские территории скандинавов; финск. ruotsi, эст. roots, водск. r^otsi, ливск. r`uot's, карельск. rotsi, сохранившееся в финских языках до настоящего времени со значением «Швеция», и производным финск. ruotsalainen, эст. rootslane – «швед», «шведский». Топонимы с корнем ruoci распространены в Латвийской ССР [403] и в других восточноприбалтийских землях.

402

Setala Е. N. Beitrage zu den germanischen Wortem im finnischen und ostseefinnischen // Finnisch-ugrische Forschungen. 1913. Bd. 13. S. 316–377; Oehmann E. Die altesten germanischen Lehn-worter im Finnischen // Nachrichten der Akademie der Wissenschaften in Gottingen. Philologisch-hi-storische Klasse. 1954. Bd. 1.

403

Jansons A. Toponimi

«zviedri», «ruoci», «normani» Latvijas PSR // Изв. Акад. наук Латвийской ССР. 1963. № 11.

Ареал слова – пространство от Кольского полуострова до Урала, причем, как показал К.-О. Фальк, по мере продвижения на восток его употребление сокращается, а значение видоизменяется: уже в ряде саамских и карельских диалектов этноним используется для обозначения как шведов, так и русских [404] , т. е. иноэтничного населения вообще, пришлых иноплеменников, собиравших дань. Функциональное сходство затушевывало для местного населения этнические различия [405] . Далее на восток корень роч- в языке коми (из общепермского *roc, за им ст во ван но го из прибалтийско-финских языков [406] ), а также ненецк. луца (<*luotsa), эвенк., лча, нча и др. имеют единственное значение «русский», поскольку население этих областей сталкивалось только с русским колонизационным потоком.

404

Falk К.-О. Einige Bemerkungen zum Namen Rus’ // Les pays du Nord et Byzance. Uppsala, 1981. S. 147–159.

405

Попов А. И. Названия народов СССР. С. 47–50; ср. также: др. – русск. немцы, обозначавшее этнически различные народы Западной Европы; саамск. Tara, Тагга – «Норвегия» и «Русь».

406

Лыткин В. И., Гуляев Е. С. Краткий этимологический словарь коми языка. М., 1970.

Наличие корня ruots- во всех западнофинских языках свидетельствует о появлении слова в период языковой общности, распад которой относят ныне к VI–VIII вв. [407] . Отсутствие же производных от него, узость семантики и изолированность указывают на то, что корень этот не является исконно финским.

Источником заимствования финск. ruotsi традиционно считается производное от древнескандинавского глагола «грести» (др. – исл. r'oa). Отнесение заимствования ruotsi ко времени ранних (до эпохи викингов) скандинаво-финских контактов не вызывает сомнений [408] . Однако поиски однозначной исходной словоформы для ruotsi затруднительны из-за отсутствия письменных источников (лексикон современных заимствованию старшерунических надписей насчитывает менее 500 слов), да и вряд ли необходимы. Существование глагола r'oa и его производных, в том числе rother («гребец») и *roths(– madr, – karl) и др., отразившихся во всех германских языках [409] , бесспорно. Фонетически закономерен и переход древнесеверогерманского roths- (первый элемент композита) > финск. ruots- [410]

407

Хайду П. Уральские языки и народы. М., 1985. С. 80.

408

На вероятность раннего заимствования ruotsi указывали еще В. Томсен и А. Л. Погодин (Томсен В. Начало Русского государства. М., 1891. С. 84; Погодин А. Л. Вопрос о происхождении имени Русь // Сборник в чест на Васил Н. Златарски. София, 1925. С. 272).

409

de Vries J. Altnordisches etymologisches Worterbuch. Leiden, 1977. S. 450.

410

Cp. др. – швед. botsmoen > финск. puosi, др-швед. hofmoen > финск. huovi.

Комплекс значений слова roth(e)r – «гребец; гребля; весло; плавание на гребных судах» – устойчив во всех германских языках: др. – исл. r'odr, др.-в. – нем. ruodar, др. – англ. rodor и др. В рунической надписи первой половины XI в. засвидетельствовано значение «морской поход»: han. uas. buta. bastr. i rudi (др. – исл. 'i r'odi) . hakunar («Он был лучшим из бондов в походе Хакона») [411] .

411

Nibble, Up, 16 (Sveriges runinskrifter. Stockholm, 1940. B. 6: Upplands runinskrifter, H. 1. S. 24–26); см. также: Hovgarden, Up. 11 (Ibid. S. 11–20), около 1080 г.

Обозначение морского похода и его участников однокоренными словами традиционно для Скандинавии. Таковы существительное ж. р. v'iking, употреблявшееся для называния похода викингов (vara 'i v'ikingi – «находиться в викинге», т. е. в морском походе), и существительное м. р. v'ikingr для обозначения его участников (v'ikingr = «викинг, воин»). На территории между Рослагеном и Онежским озером (как предположил на основании ареала заимствований в прибалтийско-финских языках Е. А. Хелимский) собирательное самоназвание «профессиональных» групп пришельцев, более или менее однородных этнически, было наиболее подходящим для усвоения местным населением.

Таким образом, в эпоху, предшествовавшую восточнославянско-скандинавским контактам, в финской среде возникает этносоциальный термин ruotsi, позднее, при изменении форм деятельности скандинавов, удержавший только этническое значение и превратившийся затем в хороним Ruotsi.

Судя по топографии погребений в ладье, скандинавская племенная знать, особенно в Средней Швеции, уже в вендельскую эпоху отличалась значительной активностью и подвижностью как в процессах внутренней колонизации, так и в связях с континентом. В это время скандинавские погребения в ладье появляются на территории Финляндии и на Аландских островах [412] . В IX в. возникает некрополь с трупосожжениями, в том числе в ладьях, под Ладогой в урочище Плакун. Сожжения производились по типично скандинавскому ритуалу, помещались под низкими насыпями и содержали не только мужские, но и женские захоронения [413] . В культуре приладожских сопок выделяется пласт норманнских древностей, а на сложение этой культуры повлияли, видимо, четыре этнических компонента: финский, балтский, славянский и скандинавский [414] .

412

Anderson G. Boatgraves in Finland // Suomen museo. 1963. Yol. 70. P. 5–23.

413

Назаренко В. А. Могильник в урочище Плакун // Средневековая Ладога. Л., 1985.

414

Носов Е. Н. Сопковидная насыпь близ урочища Плакун в Старой Ладоге // Там же; Булкин В. А., Дубов И. В., Лебедев Г. С. Археологические памятники Древней Руси IX–XI вв. Л., 1978. С. 68–69.

Появление скандинавов на территориях, удаленных от побережья Балтийского моря, среди финских племен, в первую очередь в Приладожье, было близко по времени к началу славянской колонизации этого региона. Контакты всех трех этнических групп на первом этапе восточнославянско-скандинавских связей – до середины IX в. – прослеживаются в Старой Ладоге (древнейший открытый скандинавский комплекс датируется серединой VIII в.), на Сарском городище под Ростовом (IX в.), на Рюриковом городище под Новгородом (IX в.) [415] . Эпизодические, нерегулярные связи местного (финского) населения со скандинавами при торговых и грабительских походах норманнских дружин «на восток» дополнились с середины VIII в. более устойчивыми контактами со скандинавами, оседавшими в Старой Ладоге, где показателен смешанный характер расселения скандинавов, финнов, балтов и славян.

415

Мельникова Е. А., Петрухин В. Я., Пушкина Т.А. Древнерусские влияния в культуре Скандинавии раннего средневековья (К постановке проблемы) // ИСССР. 1984. № 3. С. 54–55; Носов Е. Н Новые скандинавские находки с Рюрикова городища под Новгородом // X Сканд. конф. 1986. Ч. 1.

К VIII–IX вв. относятся и древнейшие западнофинско-славянские языковые связи: в западнофинских и эстонском языках имеются заимствования, сохранившие неполногласие, что могло быть лишь до IX в. [416] . Очевидно, именно в это время на основе устоявшегося финского возникает и восточнославянское обозначение скандинавских купцов и воинов [417] . Переход финск. ruotsi > др. – русск. русь фонетически убедительно обоснован. Зап. – финск. uo/oo закономерно отражалось в др. – русск. , что подтверждается рядом аналогий (например, финск. suomi > др. – русск. сумь) и общим соответствием др.-pycск. / финск. uo/oo. Возможность перехода финск. ts > др. – русск. с имеет несколько наиболее вероятных объяснений: во-первых, заимствование могло иметь место до образования ц в древнерусском языке, во-вторых, если заимствование и проходило позже, то с в слове русь могло возникнуть как упрощение консонантной группы ts (ср.: veps"a > весь) [418] .

416

MikkolaJ. Die alteren Berlihrungen zwischen Ostseefinnisch und Russisch. Helsinki, 1938; Kalima J. Die slawischen Lehnworter im Ostseefinnisch. B., 1955; Кипарский В. О хронологии славяно-финских лексических отношений // Scando-Slavica. 1958. Т. 4.

417

Аналогично, хотя и в более позднее время, возникает название варяг, также использовавшееся как этносоциальный термин и, вероятно, заменившее название русъ после того, как последнее было перенесено на древнерусскую народность.

418

Schramm G. Die Herkunft des Namens Rus’ // FzOG. 1982. Bd. 30. S. 19.

Неоднозначности финск. ruotsi (соединению в нем этнического и социального значений) соответствует исходная полисемия др. – русск. русъ. Письменные источники, в первую очередь ПВЛ, не содержат однозначного понимания этого слова. Поэтому выборочное привлечение источников позволяет достаточно убедительно, на первый взгляд, интерпретировать название и как социальный термин, и как этноним, и как хороним. До середины IX в. актуальны, хотя в разной степени, и, как правило, во взаимосвязи, первые два значения. Важнейшим подтверждением доминирующего этнического содержания слова является его морфологическая структура, недвусмысленно связывающая его с древнерусским этнонимическим рядом для обозначения народов северо-запада Европейской части СССР, по преимуществу финских и балтских [419] .

419

См.: Хабургаев Г. А. Этнонимия «Повести временных лет». С. 167–168. Собственно, славянские этнонимы образованы по двум основным словообразовательным моделям. Первая имела аппелятивную основу + суффикс – ан/-ян или – ен (из общеслав. *-janin, *-ётп); ср.: древляне, северяне, бужане. Вторая – топографическую или псевдопатронимическую основу + патронимический суффикс – ич (из общеслав. *-itjo): кривичи, радимичи, вятичи. Обе модели восходят к общеславянскому времени (Rospond S. Struktura pierwotnych etnonimow slowianskich // RS. 1966. T. 26; 1968. T. 29; Иванов В. В., Топоров В. Н. О древних славянских этнонимах // Славянские древности. Киев, 1980).

Эта этнонимическая модель основана на фонетической (более или менее точной) передаче самоназвания и морфологически оформлена как собирательное существительное женского рода на – ь (< *-i): кърсь (> корсь) < балтийских языков, латв. kursa, лит. kursas; чудь (< гот. diuda?) < cаам. норв. cutte, cudde, саам. швед. cute, cude – «преследователь, враг», саам. кольск. cutte, cut; сумь < финск. Suomi, эст. Soome Maa, лив. S`uom; ямь, емь < финск. H"ame (название области); весь < финск. *vepsi, veps"a; водь < водск. vad’d’a, финск. vaaja; лопь < финск. lappi; либь < латв. l~ibis, l~ibitis и др.