Древняя Русь. Быт и культура
Шрифт:
Все приведенные факты свидетельствуют о консервативности, свойственной работе мастерских, будь то древоделы или косторезы и кузнецы. Трудно себе представить отсутствие желания как-то разнообразить свою продукцию, что-то изменить в ней. Однако, судя по Московской Руси, подобная консервативность могла быть и вынужденной, приказной, что зафиксировано письменными источниками. М.В. Довнар-Запольский, однако, считал, что московское правительство в XVII в. регламентировало очень древние правила, действовавшие на Руси исстари (Довнар-Запольский М.В., 1918, с. 137).
Что же это были за правила? Самое
Ряд был обязан контролировать продукцию. В поручной записи в ряд серебряников мастер обязывался делать пуговицы определенного типа, а именно — «однорядные и опашневые серебряные». Так регулировалось производство, а мастер охранялся от конкуренции. М.В. Довнар-Запольский считал, что в XVI в. «приказная бюрократия лишь использовала в своих целях и видах более старую бытовую организацию» Довнар-Запольский М.В., 1910, с. 144).
Действительно, следы такой организации улавливаются в досмотре за весом слитков металла, поступавшими в продажу. В Новгороде в X–XI вв. это были сплавы меди с цинком, в XII–XIV вв. — чистая медь, свинцово-оловянистые и оловянистые бронзы (Коновалов А.А., 1974, с. 10). При раскопках в Новгороде найдены шесть слитков (Рындина Н.В., 1963, с. 206). Если перевести их вес из граммов в бытовавшие на Руси золотники (Черепнин Л.В., 1944, с. 30, 45), то окажется, что вес медных слитков соответствует 86, 10 и 124 золотникам, вес слитков бронзы — 85 и 6 золотникам, слиток серебра — 10 золотникам (золотник = 4,266; десятые и сотые доли веса опущены: сам способ изготовления слитков не мог обеспечить большую точность веса).
Определенность веса покупавшихся для ювелирных работ слитков говорит о наличии контроля за их изготовлением и продажей. Мы располагаем документальными свидетельствами о таком контроле, он осуществлялся центром купцов-вощаников Новгорода, размещавшимся в ц. св. Ивана на Опоках. Там же хранился товар, что ясно из упоминания в Новгородской I летописи «сторожа над товаром». Таможенная уставная грамота 1571 г. (Зимин А.А., 1952, с. 130) проливает свет на ассортимент этих товаров, среди которых, кроме воска, ладана, темьяна, были медь, олово и свинец. Именно эти металлы составляли базу цветной металлургии Новгорода с X в. Интересно, что та же грамота 1571 г. обязывает металл этот «весить по старине», что и позволяет нам с достаточной уверенностью объяснять эталон веса найденных при раскопках слитков наличием досмотра за их продажей.
Русское ремесло, судя по продукции, производит впечатление организованной коллективной деятельности. Это можно объяснить только постепенным сложением производственных корпораций, обусловленным, по верной мысли В. Пешкова, свойством самих ремесел. Другой вопрос, на какой стадии развития находились эти корпорации во времени Киевской Руси, если их письменное официальное оформление началось только в XVII в. В Швеции цеховые уставы появились в XIV–XV вв., в Центральной Европе — на два столетия раньше, но и там они отражают
Историки, допускающие существование корпоративных организаций в городах Древней Руси в стадии ее становления, подчеркивают недостаточность источников для решения этой проблемы (Карлов В.В., 1976, с. 53). Если речь идет об исторических источниках, то это верно. Но объем археологических источников увеличивается с каждым годом. Задача археологов состоит в разработке такой методики их исследования, которая позволит превратить археологический материал в красноречивый источник по истории социальных отношений в русском городском ремесле.
Материалы последних десятилетий, обобщенные в настоящем томе, вносят новые детали в наши представления о культурной жизни Древней Руси. Это прежде всего касается проблемы грамотности. Открытие берестяных грамот, широко бытовавших в Новгороде с первой половины XI в., доказало, что представители самых разных слоев горожан — от боярской верхушки до ремесленного люда — были грамотными. Находки писал-стилосов в Новгороде в слоях 953–972 гг. и эпиграфические материалы — надписи на камне и керамике — подтверждают распространение грамотности на Руси в еще более раннее время.
Важнейшим итогом изучения берестяных грамот стало открытие древненовгородского диалекта, меняющее в корне наши представления о путях освоения славянством северо-западных земель Руси. Документально подтверждается существование в XI–XII вв. двух диалектов славянской речи — новгородского и киевского. Значительная часть их различий восходит к праславянской эпохе, что говорит о существовании в рамках Киевского государства «двух первоначальных различных диалектных разновидностей славянской речи» (гл. 7, с. 140).
В прямой связи с диалектными различиями языка населения Руси, включающими в себя своеобразие многочисленных местных говоров, находились постоянные контакты славян с соседними народами, поволжско-финскими и прибалтийско-финскими. Особенно ярко отражают эти контакты различные амулеты, зооморфные подвески, широко распространенные в древности у новгородских словен, а также у тверских, владимирских и костромских кривичей. Некоторые из этих амулетов, например подвески с изображениями коней, восходят к традиции очень большой древности, ко временам ананьинской культуры (VII–II вв. до н. э.), показывая нам хронологическую глубину происходивших здесь этногенитических процессов.
Отдельные варианты коньковых подвесок, бытовавшие в XI–XII вв. и у смоленских и полоцких кривичей, исследователи связывают с древним балтским культом коня. Коньки-подвески с шумящими привесками, появившиеся в конце XII в., были распространены на огромной территории от Латвии и Эстонии до Печоры. Они говорят о постоянстве контактов славянского и балтского населения в этом большом регионе. Интересно, что городская культура не снивелировала здесь следы общения разных этнических групп. Только у славянских племен, входивших в ядро Киевского государства X–XI вв., нет амулетов с этноопределяющими признаками. Зато здесь с X в. были широко распространены амулеты, связанные с культом Перуна, покровителя военно-дружинной части общества.