ДРЕВО ЖИЗНИ(Фантастический роман в 3 книгах)
Шрифт:
В шесть лет он прошел селекцию. Из их группы, которая насчитывала около ста мальчиков, троих сразу увезли. Его товарищи говорили, что они будут учиться в школе и потом займут важные посты. Остальных направили в другой город, названия которого он так и не узнал. Вообще, этого не положено было знать. Здесь помещение оказалось похуже и кормили не так, как в питомнике. Через год – вторая селекция. Теперь большинство детей увезли. Вместе с нити уехал и Том. Потом была операция. Тому сказали, что у него разрушили в мозгу больную опухоль. Если бы ее не разрушали, то Том стал бы плохим мальчиком. Он обижал бы других детей, дрался и, возможно, стал бы в конце концов преступником, способным убить человека. При одной мысли о такой возможности у Тома
"А другие? Те, которых забрали раньше?" – вдруг подумал Том. Он слышал, что им не делают операции. "Наверное, – с завистью рассудил он, – у них нет в мозгу опухоли. Поэтому они могут научиться читать".
На корпусе манипулятора, с которым работал Том, были какие-то значки. Рыжий, он знал больше всех, по секрету сообщил Тому, что это буквы и из них складываются слова. И еще он говорил, что видел в комнате старшего наставника, куда однажды заносил новый диван, много-много сшитых листков бумаги с такими буквами и еще там, рассказывал он, были картинки с изображением людей. Когда Рыжий это говорил. Тому показалось, что он вспомнил, что где-то видел много таких сшитых листов бумаги, ему даже показалось, что он читал их… "Наверное, это было во сне", – догадался он.
Попав на завод. Том уже ни разу не покидал его. Впрочем, даже на территории завода он был всего два или три раза, когда надо было сгружать новую партию манипуляторов. Его каждодневный маршрут прост: спальня – столовая – цех – столовая – туалет – спальня. И так каждый день до тех пор, пока ему не исполнится сорок. В сорок лет Тома увезут вместе со сверстниками. Куда? Никто не знает. Говорят, на отдых. Интересно, будут ли там сниться сны?
Сильно начал зудеть шрам на плече левой руки. Когда-то там был длинный номер. По этому номеру можно было определить родителей Тома. Если, конечно. Том знал бы, как его прочесть. После второй селекции номер удалялся. Теперь уже он никогда не узнает, кто был его матерью. Том почесал шрам, но зуд не унимался. Тогда он помочил его слюной, зуд немного утих.
До сеанса оставалось всего лишь пять минут. Том разделся, повесил комбинезон на вешалку и устроился поудобнее. Раздался звук электрометронома.
МАРИЯ
– Ты надеешься, тебя кто-нибудь купит? – насмешливо бросила через плечо Ирина. – Кому нужна такая скуластая?
Она подошла к зеркалу и еще раз самодовольно осмотрела себя.
– Ты только полюбуйся, какой у меня носик! Точеный!
– Ты это зря! – Вера подошла к Марии и обняла ее за талию. – Ну и что? Некоторым это нравится. Зато посмотри, какие у нее ноги! Это чудо!
– У меня не хуже! – огрызнулась Ирина. Она отошла от зеркала на два шага и, повернув голову, стала рассматривать себя сзади.
– Будь объективной. Ни у кого нет таких ног, как у Марии.
– Девушки, не ссорьтесь, – добродушно сделала замечание Марта, младшая воспитательница. – Все будет хорошо. Вот увидите.
– А если?..
– Ну что же, тогда переведут в распределительный пункт, и кого куда… Кого в армейские подразделения, кого в спецгруппы. Да вы не расстраивайтесь. Там тоже неплохо. Правда, приходится много работать. Особенно в армии. Хотя и там бывает, что некоторые офицеры берут к себе. Иногда на год, а иной раз и на всю жизнь, если, конечно, привыкнут. Здесь уж все от вас самих зависит. Вы должны все время об этом думать! Помните, чему вас учили. Забудете – пеняйте на себя. Скажу вам, что даже если все сегодня обойдется хорошо, не надо успокаиваться. Были случаи, когда купленная девушка надоедала своему хозяину и он продавал ее, а то и просто отдавал даром в спецгруппу. Словом, не думайте, что это ваш последний экзамен. Их придется держать все время. Такова жизнь!
Она критически оглядела еще раз своих воспитанниц. В большом зале, стены которого были увешаны зеркалами, собралось около двадцати выпускниц последнего класса. Каждой из них шестнадцать лет. Девушки были еще раздеты.
– Одевайтесь! – приказала воспитательница.
– Мария, – она сделала знак, чтобы та подошла, – наденешь белое бикини. Оно больше идет к твоему смуглому телу. Да, вот еще… Когда выйдешь на помост, не стой как столб. Двигайся, поворачивайся, но не делай слишком больших шагов. Учти, твой главный козырь – ноги. Ну, дай я тебя на прощание поцелую. Я тебя всегда любила, моя девочка. Желаю тебе счастья! Лет пять назад… да что вспоминать… Меня вот тогда никто не захотел… Если бы не старшая воспитательница… она считала меня самой способной… попросила оставить в школе. Желаю, тебе, чтобы ты попала к доброму человеку… Если он женится на тебе, то ты сможешь иметь детей. Самых настоящих! Тогда ты сможешь попасть в высший класс и твои дети будут принадлежать ему. А я вот так и состарюсь здесь, не познав ни любви, ни мужчины. Но я не ропщу. Это все же лучше, чем быть в спецгруппе и угождать каждый раз новому или еще хуже, стать суррогатной матерью и бесконечно рожать, как корова, чужих детей, о судьбе которых никогда потом не узнаешь.
– А вы видели мужчин? Какие они?
– Ты разве не смотрела учебные фильмы?
– Я не об этом. Фильмы и учебные муляжи, с которыми мы занимались, – это все не то. Я говорю о живых…
– А, ты об этом! Только на аукционе.
– Я помню одного мальчика. Его звали Том. Он был со мною в питомнике.
– Забудь про него!
– А вдруг он прошел все этапы селекции и теперь принадлежит к высшему классу?
– Такого никогда не случается. В высший класс входят только дети, рожденные в этом классе. Дети суррогатных матерей туда не могут попасть. Самое большее, чего он может достичь, – это попасть в средний класс, стать инженером, врачом, даже ученым. Но вряд ли он тебя сможет купить. Ты слишком дорога для него. Ему понадобилось бы откладывать для этого деньги всю жизнь, ничего не есть и ходить голым. Нет! Если он и попал в средний класс, то он найдет себе подругу среди таких же, как и он.
В зал вошла старшая воспитательница, еще нестарая женщина, лет сорока. На ней было белое атласное платье, перехваченное в талии золотистым поясом.
– Ну, готовы? Тогда пошли! – скомандовала она низким, грудным голосом.
– Это какая группа? – тихо спросила она младшую воспитательницу.
– Восьмая, – так же тихо ответила та.
– А седьмая? Разве уже прошла?
– Да, еще вчера. Вы были заняты, и на аукцион пошла ваша заместительница.
– Вирджиния?
– Да, она.
– И какой же результат?
– Одиннадцать взяли, а остальных направили в пункт перераспределения.
– Плохо! Мы отстаем в показателях от девятой школы.
– Я думаю, что с этой группой мы возьмем реванш.
– Учти, нам идут тридцать процентов от общей выручки. Основные деньги мы получаем здесь, на аукционе. Из пункта перераспределения нам попадает мелочь. Если и с этой группой будет так же, как с седьмой, нам снизят зарплату.
– Я, ведь вы знаете, зарплаты не получаю…
– Да, я забыла. Но все равно! Ты должна беспокоиться о чести нашей школы. Кроме того, питание персонала, одежда, питание воспитанниц зависят от общей выручки.
– Но нам поступают еще деньги в результате пожертвований…
– Мелочь, о которой даже не стоит вспоминать… Но что они копаются? Девочки! Поторапливайтесь! Вас уже ждут!
Аукционный зал походил на театральный. Большая сцена ярко освещена. И хоть в зале горел свет, из-за яркого освещения от направленных сверху мощных прожекторов со сцены нельзя было рассмотреть лица сидящих в креслах людей. Все сливалось в однообразную массу. Сбоку на сцене стояло возвышение, нечто вроде трибуны, на которой уже занял место распорядитель.