Дровосек, или Человек, наломавший дров. Книга первая

Сотников Игорь

И как только Свят сделал первый вдохновляющий на новые мысли вдох, то он, потемнев в глазах от мысленного вдохновения, глядя на Фому заговорил. – А что если посмотреть на это дело с обратной стороны, как это делают в математике, используя свои доказательства «от противного». – И надо сказать, что Свят знал, о чём говорил, он уже давно, не только по делу и без дела, а уже и по привычке, которая есть вторая натура (а это заставляет задуматься над ролью призвания Свята в выборе своей достаточно требовательной к себе, с необходимой для неё самодисциплиной и самоконтролем профессии), на себя примерял роль плохого парня и этот костюм ему был впору.

И при

этом надо полагать, что ему было определённо легче, чем его помощнику Фоме, всего лишь стажёру и значит новичку, в таком опасном деле по перевоплощению себя в преступную личность, где так легко впасть насчёт себя ошибку и переступить ту грань, которая отделяет его, оперативника, от матёрого преступника (ну, перевоплотиться в матёрого преступника по плечу только лишь матёрому оперативнику, каким был Свят, а Фоме пока что можно рассчитывать только на малоавторитетного бандита первохода).

И на этот раз дымная мысль Свята достигла-таки сознания Фома, поинтересовавшегося у Свята. – Как это?

– Эта идея не нова, – не спеша, рассудительно заговорил Свят, – такой подход к раскрытию преступлений, где ты бы вставал на место преступника, использовало множество выдающихся следователей и детективов. Да тот же Ломброзо, Фантомас или наш Степан Григорьич. – На этом месте Фома заволновался и, как показалось Святу, не то чтобы засомневался, а не поверил ему. Ну а когда доверия нет между практически напарниками, то это ни к чему хорошему не может привести, и Свят просто не имеет право на то, чтобы всё вот так оставлять без ответа.

К тому же в этом своём, достаточно спорном заявлении, Свят, не зря так всё перемешал, поставив в один ряд таких разных личностей. Он не просто терпеть не мог всех этих выдуманных сверхгениальных сыщиков от пера, всяких там Конан Дойлей, и чертовски смекалистых детективов Честертоновского типа, а предпочитая всем им своих родных, из своего отдела знакомых оперов, Свят таким смешением разнокалиберных личностей в одно, пытался прощупать своего помощника Фому на предмет его предпочтений – зная на кого нравственно (Свят всегда глубоко копал) ориентируется Фома, можно будет сразу понять самую важную вещь – сработаются они или нет.

И он для строгого начала прищуривает свой левый глаз, а это уже должно насторожить Фому, после чего откидывает в сторону выкуренную сигарету и с налётом равнодушия интересуется у Фомы, в чём собственно, козёл, сомнения.

– Насчёт первых легендарных личностей, я ничего против не имею – Ломброзо непревзойдённо рисовал преступников, а Фантомас искусно их изображал, – но вот насчёт Степана Григорьича я не уверен, и у меня имеются большие сомнения и претензии к его стилю ведения дел.

– Что, опять папкой с делами по голове получил? – засмеялся в ответ Свят.

– Не пойму, что тут смешного. – Обиделся Фома.

– Вот именно не поймёшь. А Степан Григорьич между тем, для твоего блага старается, вбивая в тебя не только мысли об усердии, без которого в нашем деле никуда, но и давая возможность понять и запомнить, сколь тяжела и ответственна наша служба. Ведь он тебе даёт по голове не просто папкой, а папкой полнёхонькой преступными личностями – оттого она кажется такой тяжеловесной, а были бы там одни ангельские личики, то и папка была бы как пушинка – готовых, как говорил всем известный Глеб, ради этой папки на любого рода должностное преступление. А ты ещё не доволен тем, что тебя ею уму разуму учат. – Сказал Свят, внимательно посмотрел на Фому и вдруг выказал себя с необычной для Фомы стороны – он выступил в роли умудрённого

знаниями наставника.

– Вот как ты думаешь, – вдруг переменив свою тональность разговора, и как показалось Фоме, и своё лицо, обратился к нему Свят, – чем мы здесь все занимаемся?

И хотя Свят обратился к Фоме с самым обычным вопросом, на который всегда отыщется ответ, он между тем вызвал у Фомы свои затруднения. И это вполне понятно, ведь с этим вопросом к тебе обращается твой начальник, а начальники всегда что-нибудь своё да подразумевают в этих, только на первый взгляд простых вопросах. И не получится ли потом так, что ты ответив не то, что от тебя ожидают услышать, – а по сути твой ответ был верен, – тем самым повергнешь своего начальника в размышления насчёт своего недалёкого будущего, в постовые. Так что прежде чем дать ответ на этот самый простой вопрос, нужно хорошенько над ним подумать.

Но Свят скорей всего сам любил находить и давать ответы на свои вопросы, и он не дожидаясь того, когда Фома сообразит, что ему ответить (а он по-своему сообразил, не дав ему ответ), заговорил. – Ответ на мой вопрос лежит в двух плоскостях. Внешней, на публику и для внутреннего потребления. – Сказал Свят. – Так для внутреннего потребления – мы все хотим доказать, что мы чего стоим на этом свете. Ну а для внешнего потребления – мы ищем очередные доказательства истинности науки под названием криминалистика. Да-да, всё так и можешь даже не удивляться. – И хотя Фома удивился тому, что сказал Свят, всё же он ни единым движением своего лица себя не выдал. И получается, что Свят решил его просто остроумно поддеть – любого вида наставнику, даже самому созерцательному, хочется видеть хоть какую-нибудь реакцию на свои слова со стороны своих учеников. Хотя бы для того чтобы видеть по какому пути идёт его ученик – в пропасть безграмотности или по верному пути, в коан хлопка одной руки. Но в этом плане Святу не повезло с учеником и ему приходиться самому учиться понимать его – хотя бы в этом Фома переплюнул своего наставника.

– Основой любых доказательств для разного рода наук, в том числе и для криминалистики, всегда служит опыт. И если практические действия, опыты, ведут к тому, что вероятность того или иного события стремится к очевидности или наоборот, к её ничтожности – мы в тысячный раз на опыте проверили это, и значит дальше не имеет смысла прибегать к такого рода доказательствам (кто-то решил, что для признания истинным того или иного утверждения, такого количества опытов хватит – на основе чего он принимал это решение, не ясно) – то значит, что мы, наконец-то, выковывали в опыте истину, на основе которой и создаётся свой научный постулат, а он в свою очередь становится тем фундаментом, на который опирается вся наша наука доказательств.

– Так и наша наука, – продолжил Свят, – криминалистика, изучающая закономерности приготовления, совершения и раскрытия преступления, где мы числимся младшими научными сотрудниками, а вернее теми лаборантами, кто ещё практикуется, не достигнув той монументальности старших научных работников при погонах, которые всё больше пишет научные работы, претендуя на докторские звания, выстраивает свою доказательную базу на основе ряда факторов: следов и почерка преступника, улик, этих аксиом, процессуальных и следственных действий, и тому подобной вероятности. – Свят перевёл дух и, вернувшись в прежнего себя, раздражённого обитателями своего ореола существования типа (а здесь уж он сам себя должен винить, его никто не заставлял ореолить именно здесь), язвительно заявил: