Дровосек, или Человек, наломавший дров. Книга первая
Шрифт:
– Что ты имеешь в виду? – переспросил Фому Свят.
– Мне, кажется, надо искать человека. – Сказал Фома.
– Не понял. – Удивлённо ответил Свят.
– Наследить можно по-разному. И след о себе можно оставить и в ком-то, в его памяти. – Пространно сказал Фома. Но Свят его понял. – Хочешь сказать, что был свидетель.
– Скорей всего да. – Ответил Фома. – Возможно, что Экономист после совершения своего преступления, перекручивая в своей голове события того дня, видимо и натолкнулся на то, что не входило в его планы – случайного свидетеля. И вполне может
– А ты знаешь, что всё это значит? – вдруг спросил Фому Свят.
– Что? – теперь уже Фома не понимал.
– А то, что если свидетель был, то ему грозит большая опасность. Ведь наш преступник не для самолюбования приходил в кафе за записями, у него определённо есть совсем нехорошие планы насчёт этого свидетеля. – Тревожно для всех проговорил Свят.
– И что же делать? – совсем как новичок повёл себя Фома, задаваясь таким глупым вопросом. Но Фома и был новичком, даже несмотря на то, что он умел делать такие подходящие догадки. О чём прекрасно был осведомлён и Свят, и поэтому Свят не стал у него интересоваться. – Как так-то? Оперативник и задаётся такими вопросами. Да если хочешь знать, то оперативник сам должен преступному лицо таким вопросом задаваться: «Ну и что мне с тобой дальше делать?». А как только тот предложит вместе над этим непростым делом подумать, то как надо за всех подумает. – А Свят оставив на потом (когда Фома, не дай бог, созреет до такого вопроса уже не в стажёрах) все эти свои язвительности, более чем спокойно говорит Фоме: «Не будем спешить». После чего он выдерживает паузу, чтобы насладиться произведённым эффектом нетерпения на лице Фомы, и со словами: «А сейчас, давай ещё раз, уже с новыми настройками пересмотрим запись и попытаемся отыскать того, кто попадает под нашего свидетеля», – переводит всё своё внимание к монитору компьютера. Фома же сочтя всё сказанное Святом как нельзя разумным, присоединяется к нему, и они начинают по новому пересматривать запись с камеры.
Ну а повторный просмотр от первого просмотра отличается уже хотя бы тем, что он не первый, а это значит, что какая-то в этом есть необходимость, а может даже заинтересованность у тех, кто решился на этот повторный просмотр. Что в свою вытекающее следствие значит, что этот просмотр субъективнее и по своим качественным характеристикам будет иным, чем первый, и в первую очередь отличаться тем, что он проводится более внимательно. К тому же у Свята с Фомой появилось направление поиска и это тоже изменило их взгляд на этот свой повторный просмотр – теперь они обращали большее внимание на людей, нежели на то, что они там в своих сумках под столами оставляли. Правда они и при первом просмотре обращали на них внимание, но только в узком коридоре рассмотрения –
При этом надо понимать, что у Свята и Фомы в виду их характерных различий и подхода к жизни, имелся свой отличный от всех других и друг от друга взгляд на всё ими увиденное и они всё видели в ином от друг друга свете и качестве. Правда изображенная на экране картинка была в одном сером свете, отчего лица людей, потеряв солнечную красочность, как по мнению Свята, ничего не потеряли, а наоборот, даже приобрели искренности. И теперь они стали куда как лучше читаемы, нежели если бы они отсвечивали своими загарами и румянами лица.
Чему (субъективности понимания) также способствовало и то, что картинка шла без звука, и поэтому многое из всего того что происходило в зале кафе, осмысливалось в зависимости от того, как на то посмотрит и поймёт смотрящий. Так если для Свята та выразительность взгляда вон той, чертовски красивой стервы, определялась в одно пораженческое восхищение: «Чёрт возьми, умеет же с одного взгляда опускать с небес на землю, и обязательно грешную», – то у Фомы ещё были иллюзии на её счёт: «Да она просто близорукая, и просто таким образом фокусирует свой взгляд на табло с меню».
И тут понятно, что за Свята говорит его огромный опыт взаимоотношения с этими стервами, с одной из которых у него прямо на днях произошёл сердечный разрыв, что тоже наложило на его замечание его категоричности, а в Фоме своё слово взяла его вера в бескорыстные, не приземлённые чувства. Вот почему они оба оказались недостаточно объективны, а вот правы ли, то об этом им так и не суждено будет узнать, если конечно эта стерва не тот самый свидетель, кого они теперь ищут. А вот на этот счёт у Свята и у Фомы было полное единство и понимание. Каждый из них был бы не против, чтобы тем свидетелем, за которым теперь охотится Экономист, была эта стерва. Правда на этом их общие взгляды на свидетеля расходятся, и окончательный итог противостояния с Экономистом ими видится по разному.
– И вот когда эта стерва, оказавшись в тисках кресла для пыток Экономиста, вся истечёт своими гремучими слезами и охрипнет от призывов к богу о своём спасении, которому она пообещает всё что угодно за своё спасение (в том числе исправиться и встать на путь примерной супруги), то тогда я так уж и быть, докурю последнюю сигарету и в один бросок ею в плечо Экономиста, отвлеку его ею на неё и с бокового удара в челюсть Экономисту, спасу эту стерву. После чего я спешить не буду, бросаясь поскорее высвобождать её из пут верёвок. Нет, для начала я ещё раз её спрошу о том, что она тут перед лицом ножа Экономиста обещала и если увижу искренность в её глазах, то тогда лишь освобожу. – Только так видел спасение стервы Свят. – Спасение её из пут Экономиста, чтобы потом она вступила в другие запутанные отношение с другого рода экономистами, то какое это ещё спасение. – Свят определённо знал путь к настоящему спасению.
Конец ознакомительного фрагмента.