Дровосек, или Человек, наломавший дров. Книга первая

Сотников Игорь

– Козёл! – так бы и вслух сказал Свят, находись он не при исполнении, а так он только покачал головой на этого неосторожного человека, которому такие длинные ноги даны лишь в качестве компенсации его умственной отсталости. С чем, с глубокими мыслями о том, что в мире столько ещё людей не смышлёных, гоняющихся и не пойми зачем, начал поворачиваться назад, как вдруг до него, и не поймёшь откуда, доносится фраза: Не верь всему, что видишь.

Что заставляет Свята на всего лишь одно мгновение и то только в физическом плане, замереть на месте – в голове-то, ещё как идут движения. – Что ещё за умник нашёлся! – про себя возмутился на такую вопиющую

бесцеремонность этого и не пойми кто, Свят. – Как будто я это и без него не знаю. И если хочешь знать, то я к тому же не верю и всему сказанному, и особенно теми, кого не знаю, и кто себя так без спросу ведёт. – После чего переполнившийся всем этим возмущением Свят и, не заметив как, вдруг оказывается лицом к лицу к Андрону. На которого и выливается это переполнившее Свята возмущение.

– Ты это слышал? – возмущённо спрашивает Андрона Свят. Ну а Андрон, ни сном, ни духом обо всём том, что тут такого невероятного со Святом случилось. А ведь Свят даже и не задумывается над тем, что всё, что касается его, не обязательно должно касаться других. Ему ошибочно кажется, что раз он что-то там услышал, то и все должны это слышать. А ведь это может быть всего лишь порождение его возмущённого духа – Святу не удалось выпустить пар на того коз… слишком спешащего и неприятного человека, и его организм в целях самозащиты, взял и всё этого успокоительного ему в голову наговорил.

Впрочем, Свят вовремя спохватывается и, не став требовать от Андрона ответа, поднявшись со стула, правда на этот раз он это делает более осмотрительно, чем прежде, выдвигается с ним по направлению того служебного входа, где находятся записи с установленных в зале веб-камер (вот так удача, а ведь Свят для этого дела подрядил Фому, а тут вот как всё получилось – правда как вскоре выяснится, то и для Фомы нашлось дело).

Пока же на этой части пространства кафе происходило эта суть да дело, отправленный Святом Фома, тоже за зря времени не собирался терять. И он не виноват в том, что кто-то первым в эти тёмные коридорные пространства заглянул и так сказать, сообразно своему видению, сделал насчёт Фомы свои выводы.

Так вот, когда Фома прошёл по коридору, ведущему куда-то дальше вглубь внутреннего устройства кафе, а вот куда точно он пока ещё не знал, то первое на что он наткнулся, так это на довольно интересную мысль. – Интересно, что подумают и как отреагируют те люди, к которым я иду, когда я вдруг внезапно выскочу из темноты и окажусь перед ними? – усмехнувшись, задался вопросом Фома и, представив в один момент обалдевшие и потерявшие живой вид лица охранников за мониторами, тем самым сам ответил на этот свой вопрос.

– Надо, наверное, по тише себя вести. А то сюрприз не получится. – Решил Фома, передумав чихать. После чего оглянулся назад и, убедившись, что там вроде бы никого нет, повернулся обратно, затем потрогал себя на груди, где находился пистолет, и только после всех этих приготовлений выдвинулся вперёд, где его в первую очередь ждало не такое яркое освещение, какое было сзади, в главном зале кафе.

А вступление в мало освещенные места, хочешь того или не хочешь, а на уровне рефлексов заставляет напрячься организм, а сам вступивший на этот путь храбрец или только вступивший на путь храбреца человек, начинает даже не тревожится, а осмысливать то, что его впереди ждёт, а может не ждёт, в общем, готовиться к тому неизвестному, чем характеризуется всякий новый путь.

И хотя Фома насчёт себя может без лишней скромности сказать, он уверен в себе (он мог бы сказать, что он смел и немножко храбр, но так как он плюс ко всему ещё и не болтлив, то он решил подчеркнуть себя так), всё же это не отменяет того, что всё же не нужно пренебрегать своим благоразумием и переть напролом. – Темнота такая штука, что может привести к чему угодно. – Только было так подумал Фома, как до него откуда-то из впереди, доносится тот самый всем известный звук шороха, который почему-то всегда всех пугает – это когда кто-то вдруг неожиданно для себя наткнулся на вас и, чтобы вы его не заметили, хочет затаиться, но у него ничего из этого не получается, а тот, от кого от хотел затаиться, как раз слышит этот звук отражения этого его желания затаиться (вот такая круговая абракадабра получается – в темноте самые простые вещи начинают видеться в самом таинственно-тёмном свете).

И первое, что в таких случаях делает человек, обнаруживший эти насчёт себя намерения неизвестного, так это хватается за оружие, если он уверенный в себе человек, как Фома или за сердце, если он чувствительная, боящаяся белой мыши дама. И так как на месте обнаружившего этот шорох человека оказался Фома, то он и сам не заметил, как в его руках уже находится пистолет. Когда же Фома заметил насколько он быстр и молниеносен, то это вызвало у него невольное чувство гордости за себя и большой скепсис насчёт того, кто там, в темноте, решил поиграть с ним в прятки.

Ну а как только Фома видит всю свою подготовленность к встрече с тем неизвестным, то он чуть вперёд выдвигает своё лицо и начинает вглядываться впереди стоящую темноту. Но как вскоре им выясняется, то его противник не только неуклюж, но что ещё много хуже, он коварен – он так умело спрятался и затаился, что Фоме не удаётся его рассмотреть. А раз этот неизвестный столь непредсказуем, то Фоме ничего другого не остаётся делать, как предупредить его о том, что он давно его заметил и догадывается о его насчёт себя злостных намерениях. Так Фома, чтобы дать шанс тому неизвестному сохранить своё лицо во всех смыслах этого выражения, для начала обращается в его сторону с самой распространённой в таких случаях фразой.

– Кто там? – спрашивает темноту Фома и, вглядываясь в неё, ждёт, когда здравомыслие восторжествует в том спрятавшемся негодяе (он уже вывел Фому, вот он и не сдержался от таких отзывов). Но видимо тот тип слишком сильно рассчитывает на своё упорство и на то, что Фома поверит всему тому, что не услышит, раз он и звука в ответ не проронил в ответ. Но Фома не таков человек, каким он представляется тем неизвестным типом из темноты – слабаком (со стороны конечно видней, но только не из темноты), и он, видя, какой всё-таки тот наглец, решает вступить на его же путь хитрости и поймать его на неё.

– Поздно уже прятаться, я тебя заметил. – С показной весёлостью говорит Фома, в тоже время ни на миг не ослабевая рукоятку своего пистолета, который ему, он больше чем уверен, скоро понадобиться. Но и на этот раз в ответ слышится только одна тишина и при этом так продолжительно, что Фома уже начинает сомневаться в себе и в своём слухе. И ещё чуть-чуть и он уже будет готов поверить какому другому объяснению случившемуся, а не самому себе, всё это слышавшему и видевшему. И пока это чуть-чуть не наступило, Фома делает последнюю попытку переубедить того неизвестного так больше не делать. И Фома, подняв вверх пистолет и, направив его в темноту, грозно так заявляет: