Друд – сын пирата
Шрифт:
–Да, если бы он нас не сдал, мы бы все сейчас были благородными, ездили каретой шестернёй. Скажи, а эти родственники Браси не смогут выйти на нас? Мы ведь тоже замешаны в этом деле.
–Нет. Свидетелей, кроме него, нет, а он с нами не столкнётся. Мы плывём прямо в Анистину, возьмём груз, а оттуда – прямиком на Андегавские острова. Когда вернёмся, всё уже будет кончено. Не беспокойся, Борд, здесь всё схвачено.
–А не останемся ли мы опять ни с чем?
–Нет, говорю тебе. Да и попробовал бы кто это сделать! Когда вернусь, возьму свою долю и тогда уж насовсем уеду на Андегавы. Куплю плантацию, рабов и стану благородным человеком.
–А я рвану на Мигуэлу. Попробую пристроиться к серебряным
–Будь я моложе, Борд, я поехал бы с тобой. Но я стар. Кроме того, меня там едва не повесили по милости Терборха, поэтому плантация как-то спокойнее, – сказал капитан.
–Одного не пойму, зачем ты надумал тащить с собой мальчишку?
–Потому что мне мало, если Дирка просто повесят. Я хочу, чтобы он умирал много раз до тех пор, пока палач не затянет ему пеньковый галстук. Я хочу, чтобы он потерял всё – уважение, имя, имущество. Я хочу, чтобы он день и ночь думал, где находится его выродок, жив он или умер, чтобы сама мысль о том, что он этого никогда не узнает, убивала его каждое мгновение времени, оставшееся ему на земле.
–И что ты собираешься сделать с мальчишкой? Убить?
–Это слишком просто. Нет, я повезу его с собой на Андегавы, продам на плантации или в какой-нибудь притон, чтобы он никогда не вернулся.
По мере того, как Друд подслушивал разговор, он трезвел. Сначала он подумал, что всё это сон и сильно ущипнул себя за руку, зажмурил и открыл глаза. Однако ничего не изменилось. Тогда мальчик подумал о том, что нужно бежать. Он должен прыгнуть за борт и как-то доплыть до берега. Придерживаясь наиболее густых теней, мальчик добрался до борта, противоположного тому, возле которого слышались голоса. Никакого берега не было видно. До горизонта тянулась темная, поблёскивающая в звёздном свете, водная гладь. Та же картина была и по другому борту. Шхуна ночью переменила курс и вышла в открытое море.
5. Друд плывёт в
колонии и
терпит кораблекрушение
Наступивший рассвет не рассеял мрак, сгустившийся над Друдом ночью. Хуже всего было то, что он остался один среди чужих, враждебно настроенных к нему людей. Подлер, по–видимому, ещё накануне высадился на берег. За утро мальчик как следует хлебнул унижений и издевательств, охваченных праведным гневом против его отца матросов, после чего явилось его освобождение в лице капитана. Бертен разогнал своих подчинённых, а Друду приказал идти на корму и поступить в распоряжение кока. Кафтан, башмаки, шёлковые платок и чулки, а также деньги, конфискованные командой у мальчика, перешли в сундук капитана.
Кок оказался старичком, напоминавшим божий одуванчик. На лице его блуждала блаженная улыбка, а голову покрывал седой пух. Большую часть времени он дремал, сидя где-нибудь в уголке и ласково кивая проходившим мимо матросам. Первые два дня Друд к нему присматривался, а на третий завёл речь о событиях, приведших его на шхуну, и о своём будущем.
– Судьба есть судьба, – ответил кок с тихой улыбкой. – Кому в золоте купаться, а кому и на плантациях работать. Везде люди живут, везде маются.
–А я могу не попасть на плантации?
– И это может быть. Ты – мальчик сильный, и руки у тебя сильные, – сказал кок и, протянув свою дряблую ладонь, коснулся его руки. Друд почувствовал омерзение, потому что ладонь была дрожащая, холодная и потная.
Ночью, а спал теперь мальчик не в кубрике, а в кормовой надстройке, где хранились запасы еды, выпивки и оружия, он внезапно проснулся и увидел склонившегося над ним кока. Лицо старика имело какое-то отсутствующее выражение, а взгляд был сосредоточенный и одновременно невидящий. В руках кок держал нож. Увидев, что Друд на него смотрит, кок издал шипящий звук, челюсть его отвисла и задрожала. Мальчика сковал такой ужас, что у него не было сил ни закричать,
–А ну, коньяка мне, старый висельник!
После этого случая Друд перестал искать способов сближения с коком, а по ночам уходил спать на палубу, благо море было спокойное.
На седьмой день пути слева по борту показалась гряда меловых скал. Это была провинция Скалла- Вера.
«Теутберга» шла в Анистину, столицу провинции Кёрэй, входившую в Нижнюю Арнес. Мысленно Друд торопил её, так как у него возник план. Он решил бежать в порту, а потом по суше добираться до дома. Судя по школьной карте, которую он смутно помнил, это было не очень далеко. Анистина оставалась его единственным шансом, так как затем капитан Бертен без остановок предполагал плыть в колонии. Капитан вызывал у Друда двойственные чувства. После разговора на палубе, подслушанного мальчиком, он больше не вспоминал об его отце. Он вообще почти не обращал на него внимания, только иногда просил принести ему коньяка или водки. Захмелев, Бертен делался сентиментальным и говорливым. Усадив Друда рядом, он рассказывал о своей дочке, в честь которой была названа шхуна. Она держала трактир в каком-то порту. Во время рассказов о ней Друд верил, что капитан – человек не злой. Возможно, Бертен и сам в это верил, так как он прижимал голову мальчика к себе, гладил по волосам и поливал пьяными слезами. Однако, чем больше алкоголь проникал в его кровь, тем больше капитан впадал в мрачное оцепенение. Глаза его наливались кровью, лицо принимало тупое выражение. Сначала он сидел, словно в ступоре, а потом начинал слоняться по кораблю, горланить песни и выкрикивать угрозы. Из этих угроз выяснялись разные подробности его прошлого, которые лишь подтверждали то, что Друд уже знал: в молодости Бертен был пиратом.
Гораздо хуже капитана был боцман Борд Рохлан. Если Бертен нагонял на всех страх своим рёвом, то боцману достаточно было одного взгляда. Едва его мощная фигура с огромными руками появлялась на палубе, а рябое лицо поворачивалось в сторону кого-либо из матросов, как тот подскакивал и летел выполнять даже ещё не высказанное приказание. За двое суток до прибытия в Анистину Борд стал всё чаще останавливать свой непроницаемый взгляд на Друде, и тот чувствовал, как холодеет всё у него внутри.
Ранним утром, когда берег ещё не показался, мальчик мыл посуду осклизлой жирной тряпкой в кормовой надстройке. Старый кок дремал и клевал носом. Вдруг он проснулся и, поглядев на Друда какими-то испуганными глазами, сказал:
–А всё из-за того, что он приказал выбросить за борт Псалтырь и Библию.
–Кто приказал? – спросил мальчик.
–А ты будто не знаешь? – тихо засмеялся старик и погрозил пальцем. – Ты всё знаешь, только притворяешься. Вот потому нас и покинула удача.
В этот момент дверной проход перестал пропускать свет, так как его перегородил собой боцман.
– Иди сюда, – сказал он Друду.
Вместо того, чтобы выполнить его приказ, мальчик замер. Когда глаза его привыкли к полутьме, он заметил в руках Борда верёвку.
– Иди сюда, – снова приказал боцман, но Друд вместо этого уронил тарелку и бросился в противоположную сторону.
Никогда впоследствии Дэвид Шанталь не рассказывал никому о том, что произошло в кормовой надстройке. Сказать по-правде, он вообразил тогда, что боцман пришёл его убить. Он рыдал, выл, забившись в угол, валялся у боцмана в ногах. Однако тот и не думал лишать Друда жизни, а только связал и заткнул рот вонючей тряпкой, пропихнув её чуть не до горла. После этого Рохлан взвалил его на плечо, отнёс в трюм, положил между тюками с товаром и заложил сверху другими. Таким образом, были предприняты меры, предотвращающие побег пленника и вопросы таможни.