Друд – сын пирата
Шрифт:
Хуже всего было то, что за Морны, поддерживавшим мальчика все эти дни, приехали товарищи. Они как-то сумели уладить дело о дуэли, так что офицеру не пришлось предстать перед судом. Уезжая, он оставил тюремщикам деньги, чтобы Друд смог заказывать себе еду. Это была очень ценная помощь, потому что, если у узников не было денег, и они не получали помощи от родных, им оставалось только выпрашивать еду у более удачливых соседей или отнимать у более слабых.
Отсутствие своего покровителя Друд почувствовал уже через час после выхода офицера из тюрьмы: Свернишейка и Нехлебайка вытащили из-под него хороший тюфяк.
Мальчика вызвали в суд на десятый, последний день сессии. До здания суда он кое-как доплёлся,
Друду очень хотелось пить. Его мучил жар. Сердце, как бешеное, колотилось о рёбра. В глазах темнело. Струйки пота текли по шее и лицу. Каждый вопрос, задаваемый обвиняемым, бросал его в дрожь. Когда приговор племяннику, чьё дело рассматривалось последним перед делом Друда, был оглашён, судья повернул лицо к мальчику и потребовал встать и назвать себя. Друд побледнел, как полотно, встал и рухнул в обморок.
Придя в себя уже в камере, он узнал, что дело его отложено до следующей сессии, которая начнётся через полгода. Всё это время ему предстояло провести в тюрьме.
После окончания сессии порядки в тюрьме смягчились. Оставшихся пятнадцать узников стали выпускать в зарешеченное помещение перед камерой, к которому приходили на них посмотреть за умеренную плату любопытные и зеваки. Иногда охранник выводил нескольких заключённых, скованных одной цепью, в город. Он водил их по улицам, чтобы узники просили милостыню себе на пропитание. Лучше всех подавали Свернишейке и Нехлебайке. Мошенники с надрывом рассказывали о своём трудном детстве и призывали не следовать их дурному примеру. Слушатели рыдали, а сердобольные старушки и женщины наполняли карманы двух друзей пирогами, хлебом и сыром. Серебряную и медную мелочь отдавали охраннику. Некоторые, уверовав в искренность Свернишейки и Нехлебайки, попавших в тюрьму за разбой, дарили им душеспасительные книги о религии. В камере эти трактаты шли для завёртывания в их страницы табака, так как у друзей не было трубок для курения.
Будучи самым сильным и наглым по сравнению с оставшимися узниками, Свернишейка не особенно церемонился с ними. Он отбирал деньги, еду, тюфяки, заставлял выполнять других самые глупые свои прихоти до тех пор, пока в тюрьму не поступил ещё более худший головорез. После того, как он вздул Свернишейку и отобрал все его запасы, последний сделался необыкновенно мягким и услужливым по отношению к остальным.
У коменданта тюрьмы были мать и пять сестёр, которые вместе с семьями охраны проживали на территории заведения, в котором служили их мужья. Будучи от природы женщиной чистоплотной и хозяйственной, мать коменданта приспособилась использовать наиболее тихих и покладистых заключённых для наведения порядка в тюрьме. Их заставляли мести двор, мыть полы и помогать на кухне, где готовилась еда для охраны. Друд, оправившись от болезни, попал в число таких счастливчиков. Кухня, куда его определили, всё-таки представляла собой некоторое разнообразие после камеры, где царили унылая злоба, самодурство чувствовавшего себя хозяином нового головореза и мелкие пакости Свернишейки. Кроме того, на кухне можно было спокойно поесть, а мать коменданта не слыла за скупердяйку. Она даже подарила
Друда очень удивляло, что его выпускают из камеры, поэтому однажды он осмелился спросить у женщин, хлопотавших на кухне, как они не боятся находиться в обществе человека, которого на ближайшей сессии, быть может, приговорят к виселице.
–Это тебя-то? – со смехом спросила одна из сестёр коменданта. – Сразу видно, что ты недавно сбился с истинного пути. Никто тебя не повесит за курицу. Я уверена, что дело обойдётся трёхразовой публичной поркой.
–И это пойдёт тебе на пользу, – заметила мать коменданта. – Подумаешь в следующий раз, следует ли залезать к добрым людям в сарай.
–Не воровал я курицу, – начал было оправдываться Друд, но мать коменданта строго оборвала его:
–Молчи лучше, Дэвид Рудольф. Нужно иметь мужество признавать свои проступки. Если ты искренне раскаешься, я попрошу палача не очень отделывать твою спину, а после, быть может, возьму в услужение. Служить при кухне – совсем не плохой выход для такого оборванца, как ты.
Женщины на кухне не интересовались политикой, поэтому Друд мало знал о том, что творится во внешнем мире. Однако даже из их разговоров следовало, что подвоз товаров из Кёрэй и Гринигина резко снизился, поэтому на рынке резко подскочили цены. Причиной этого была каперская война, которую Южные и Северные провинции развернули против кораблей друг друга.
Друд молча носил дрова, воду и скоблил ножом овощи сначала потому, что труд позволял ему дольше находиться вне камеры, но постепенно он начал оживать и думать о будущем. После того, как мальчик узнал, что, скорее всего, избежит виселицы, её призрак немного побледнел в его воображении. Однако Друд не был уверен, что дело закончится только публичной поркой, после которой его отпустят на все четыре стороны. Так как война разгоралась, то в случае неудачного оборота дел для Южных провинций, судья мог проявить патриотизм и отправить его на военные галеры или в исправительный дом, где изготавливалось парусное полотно для кораблей, и шилась форма для солдат. Мальчик мучительно размышлял, как бы ему выбраться за ворота тюрьмы.
Однажды, когда он чистил на кухне брюкву, жена одного вёльнера сказала ему:
–Эй, парень, иди, вынеси ведро с мусором!
–А куда его нести? – спросил Друд.
–За ворота. Вытряхнешь в сточную канаву – и живо обратно.
–Но меня не выпустят.
–Я крикну сторожу, чтобы выпустил. Только ты веди себя без глупостей, не вздумай бежать. Всё равно тебя схватят. Тогда уж поркой не отделаешься.
Друд с отвращением взял за верёвку мусорное ведро и и пошёл к воротам. Его действительно пропустили. Оказавшись на улице, он сел на корточки и старательно стал вытряхивать содержимое ведра в канаву. Старательность его заключалась в особой тщательности, с которой он стучал по дну ведра, одновременно зорко осматривая улицу. Перед тюрьмой находилась небольшая площадь. Прямо напротив располагалось серое здание суда, а слева, чуть подальше, – постоялый двор. Как раз в этот момент возле двора стоял дилижанс, в который садились пассажиры.
Сердце Друда сжалось от желания бросить проклятое ведро и бежать отсюда, но сделать это днём, на людной улице, не зная дороги, было бы глупостью.
–Эй, тюремная пташка, а ну, лети обратно! – раздался окрик сторожа.
Покраснев под взглядами прохожих, Друд вернулся в тюрьму.
Следующие две недели возможности снова выйти за ворота не представилось. Мать коменданта, узнав, что Друд туда выходил, сурово отчитала жену вёльнера, заставившую его выносить ведро. Мальчик при этом получил свою долю нравоучений и предупреждений о последствиях попытки к бегству. Друд слушал, опустив глаза, с непроницаемым лицом. Тайно он воровал корки хлеба, толок их и хранил крошки в узелке за пазухой.