Друд – сын пирата
Шрифт:
– И правда ничего, – недоумённо сказал он, надкусывая кусок хлеба, вытащенный из-за пазухи у мальчика.
– Эй вы, а ну, пошли вон отсюда! – повелительно сказал двум друзьям офицер.
– Уходим, сударь, уходим, – примирительно сказал Свернишейка, кланяясь.
Друд перевернулся лицом вниз, закрыв лицо и сжавшись в комок. Внутри словно оборвалась сильно натянутая струна. Беззвучные слёзы, словно вода, лились из глаз против его воли.
В это время пришёл тюремщик с вином и закуской для пирующей компании. Офицер подошел к нему, тоже заказал еды и ещё один тюфяк. Вернувшись, он склонился над Друдом:
–Ложись, братец, на мою постель.
Постель его состояла из набитого соломой высокого тюфяка, который, по сравнению с тем, чем владели окружающие узники, был почти роскошным ложем.
Когда
– Расскажи–ка, братец, как тебя зовут, и как ты сюда попал, – попросил он.
Друд рассказал. Офицер слушал его внимательно, но не поверил. Он подумал, что Друд – матрос с корабля, промышлявшего контрабандой, который разбился у берегов Скалла-Веры. По его мнению, выжив после кораблекрушения, Друд решил найти себе пропитание путём кражи курицы. Этому мнению способствовал крайне жалкий вид мальчика и его затруднённая от переживаемой обиды речь.
Самого офицера звали Иннокентиас Морны. Он сказал, что служит в полку, который несколько месяцев назад стоял в Кистоле, а теперь переведён в местечко возле столицы провинции – города Ваноццы. За то время, пока полк располагался здесь, Морны познакомился с сыном одного местного помещика. Неделю назад полк отправился на новые квартиры, а за два дня до этого офицер и помещичий сынок поссорились и договорились разрешить свой спор на шпагах. Узнав, что полк уходит до даты, назначенной для поединка, противник офицера стал распускать слухи, что Морны испугался и бежит. Офицер не мог спустить такого и, притворившись с помощью товарищей, что получил из дома тревожное письмо, добился от начальства разрешения на отлучку, после чего вернулся в Кистоль и уведомил об этом своего оскорбителя. Они уговорились встретиться в безлюдном месте за городом, но едва поединок начался, как появились вёльнеры и арестовали всех участников под предлогом, что дуэли запрещены законом. Морны не сомневался, что вмешательство вёльнеров организовал его соперник, потому что не успели они очутиться в тюремном здании, как заявился его отец – помещик и представил в качестве доказательства невиновности своего сына письмо, где офицер уведомлял соперника о своем приезде и желании встретиться. Выходило, что Морны заманил несмышлёного юношу в безлюдное место, где чуть не убил. Помещичьего сынка тут же отпустили, а офицера посадили под арест. Впрочем, он успел отдать распоряжения своему денщику, который сразу поскакал в полк. Теперь Морны со дня на день ждал, что товарищи ему помогут.
Иннокентиас Морны, проведя четыре дня среди подонков общества, рассказал о своём деле Друду потому, что проникся сочувствием к его тяжёлому положению, и потому, что вид его и речь всё-таки отличались от остальных обитателей камеры в лучшую сторону. Офицер расспросил мальчика о Мирлауде, где никогда не бывал, и пришёл к выводу, что до своего водворения на корабль тот жил в деревне и, возможно, был помощником лесничего. Судя по тому, что мальчик хорошо знал повадки зверей и науку о силках, ружьях и прочем охотничьем снаряжении, но при этом плохо отзывался о лесничем, Морны подумал, что выгнали его за браконьерство. причём это произошло недавно, так как в описании морской части приключений у парня были провалы в знаниях, касавшихся корабля. Ещё больше офицера укрепило в мысли о неправдивости рассказа Друда то, что он не смог описать Анистину, уверяя, что он находился в трюме, не смог говорить по-гречески, хотя должен был учить этот язык в школе, написал камнем на земляном полу камеры название порта Дьюри-Гентон с ошибкой. В общем, Морны решил, что имеет дело с юношей, который имел хороших воспитателей, но сбился с пути. Однако он не подал вида, оставив Друда в уверенности, что доверяет ему. Мальчик не замечал сдержанности офицера, так как был рад встретить человека, согласившегося его выслушать. Ночь прошла относительно спокойно. Нервы мальчика были так напряжены, что он долго не мог сомкнуть глаз, слушая, как храпят, стонут и бормочут во сне обитатели камеры.
Наутро заявился судейский чиновник и зачитал имена тех, чьи дела будут рассматриваться в первый день судебной сессии. Вызванные по списку узники собрались и ушли. Процедура эта вызвала у Друда ужас, тем более что он чувствовал себя плохо и весь день не вставал.
Вызванные вернулись под вечер. Восемь
К утру приговорённые были угрюмы и бледны. Раскаявшиеся бормотали молитвы. Вожак их нарядился настоящим франтом. Он продолжал шутить и доказывал, что голубой кафтан, принесённый невестой, будет под цвет его физиономии после казни. Когда они ушли, в камере установилась гнетущая тишина.
В полдень раздался звон колоколов на городских церквях. Это был знак, что казнь свершилась. Вечером вёльнер, стоявший на часах, рассказал о ней. Двое разбойников, раскаявшихся накануне, так ослабели духом, что до последней минуты держались за священника, просили у всех прощения, кланяясь с высоты эшафота на все четыре стороны, и всё время крестились. Четверо умерли нераскаянными грешниками. Всеобщий восторг вызвал вожак. Его молодость и прекрасный наряд, а также шутки даже с петлёй на шее, покорили не одно женское сердце. Он попросил не связывать ему руки и даже сам приподнял уголок платка, которым ему завязали глаза, в знак того, что он готов к смерти. Это вызвало такое восхищение публики, что посмотреть на его тело, выставленное в доме палача, собралась целая толпа. Девушки платили два лейра, чтобы поцеловать его.
Через день тюремщик принёс листовку с песней, посвящённой казни вожака грабителей, которую спешно отпечатали в городской типографии и уже распевали по всему Кистолю. Позже она разошлась по всей провинции. Звучала она так:
О чём судачит весь Кистоль?
Куда народ спешит?
О том, что схвачен Борн лихой
Весь город говорит.
Невеста Белл в тюрьму к нему
Бежит, что было сил:
«Мой друг, святой залог любви
Надеть ты позабыл
Пока светилось у тебя
На пальце то кольцо,
То даже малых неудач
Не видел ты в лицо.
Лишь снял – покинула тебя
Удача в тот же час.
Но не разбить любовных уз,
Что связывают нас.
Я не сниму кольцо своё,
И ты своё надень.
Нас смерти ночь не разлучит,
А также казни день.
Я не сниму кольцо своё
До самого конца.
Скитаясь тенью по земле,
Не подниму лица.
Тебе останусь верной я
До гробовой доски,
Пока в могилу не сойду
От горя и тоски.
Я вышила наряд тебе,
чтобы пойти к венцу,
А оказалось, что дарю
К ужасному концу».
Подругу обнял крепко Борн,
В уста поцеловал
И, наклонившись низко к ней,
С улыбкой прошептал:
«Прекрасен голубой наряд,
В нем хоть иди к венцу.
Повесят – также подойдёт
по цвету и к лицу.
С кольцом твоим умру я, Белл,
Прижав его к груди.
Не страшен мне теперь удел,
Грозящий впереди.
Смеясь, взошёл на эшафот,
Всем поклонившись он.
С отвагой встретил смерть свою
Лихой разбойник Борн.
После казни первой партии к повешению были приговорены ещё двенадцать преступников. Двадцать попали на военные галеры, где должны были грести, прикованные цепью к борту, до конца своих дней. Поговаривали, что судья Мэлдон «в ударе».
Друда всё ещё не вызывали. Все эти дни он пролежал, страдая от слабости и лихорадки. Болезнь усиливал страх: мальчик думал, что виселицы ему не избежать. Страх за себя, как правило, неотступно преследовал его днём, а ночью он думал о родных. Где теперь отец, в тюрьме или на свободе? Сумел он доказать свою невиновность или нет? Что стало с матерью?