Друг
Шрифт:
Он вытерся, оделся и накачал «Фиш хантер». Когда из-за деревьев вылез край солнца, Таранов энергично греб в сторону мыса. В километре от берега он выбросил за борт якорь – массивный камень, перевязанный крест-накрест капроновым канатом, и закинул удочку. Почти сразу поплавок ушел под воду, но Таранов этого уже не видел – он смотрел в бинокль на залитый солнечным светом мыс.
У причала на неподвижной воде застыли несколько гребных и моторных лодок и пара водных мотоциклов. На флагштоке безвольно повис флаг. Чуть дальше на лужайке стояли два стола под большими бело-синими зонтами. Еще дальше – двухэтажный дом, по-европейски аккуратный, крытый
В 6.15 с правой стороны мыса, из-за красноватых сосен, появился человек в камуфляже. На правом плече он нес ружье, рядом с ним бежала собака… Охранник, подумал Таранов. Совершает плановый обход… Охранник не спеша прошел вдоль береговой кромки, бросил мимолетный взгляд на лодки у причала и двинулся дальше. Спустя пять минут он скрылся в левой стороне мыса.
Таранов убрал бинокль в футляр, с интересом обнаружил отсутствие поплавка на воде и вытащил хорошего, граммов на триста, окуня.
Весь день, под видом рыбалки и катания под парусом, Таранов и Лешка наблюдали за мысом с разных точек. Вечером Иван подвел итоги. Он изготовил схему «колхоза» на песке: обвел условный контур мыса и камнями разного размера и цвета обозначил строения и автомобили.
– Давай мозговать, Алексей, – сказал он. – Со слов Палача, в «колхозе» постоянно находятся «председатель» и два охранника. Но мы с тобой сегодня видели трех человек в камуфляже… Вполне возможно, что количество охраны увеличили. Поэтому будем считать, что охранников как минимум трое. А кроме них есть охрана самого Сынка. Джипыто не зря там стоят. Со слов все того же Палача, Сына постоянно сопровождают четыре человека. Все – с оружием и неплохо натасканы. Итого – семеро. Не считая коменданта и Сына, который, возможно, тоже вооружен. Плюс есть две собаки. Собак я, скажу честно, очень не люблю. Собаки в нашем деле доставляют много хлопот… Кроме всех перечисленных мы сегодня засекли еще четырех человек. Двое, несомненно, гости Сынка – ведут себя с ним на равных. Еще двое явно из обслуги.
– Еще три девки, – подсказал Лешка.
– Тьфу! Даже с полкилометра и без бинокля видно, что проститутки. О них и говорить нечего. Итак, реальных бойцов в «колхозе» около десятка… не много ли для нас двоих?
– Боишься? – спросил Лешка с прищуром. Он сидел на бревне напротив Таранова. Между ними лежала «карта» мыса.
– Трепещу, – сказал Таранов. – Храбрость и дурость, Леха, далеко не одно и то же. Мы с тобой наметили налет на «колхоз», и мы его проведем. Но для того чтобы операция была успешной, мы должны изучить все – ВСЕ! – факторы. И помнить о цели операции. Какова, Леша, наша цель: уничтожение лаборатории или уничтожение Сына?
– Уничтожение лаборатории… и уничтожение Сына, – ответил Леха.
– Круто солишь, – сказал Таранов.
– Ну посуди сам, Ваня. Если уж эта гнида здесь, в руках, можно сказать, то грех его отпустить-то.
– В руках, говоришь? Нет, Леха, пока что он не в наших руках… Но отпускать его, конечно, грех.
Таранов задумался, потом сказал:
– Ладно, утро вечера мудренее. А сейчас, сэр, извольте в тир.
В низинке, метрах в двухстах
– Пожалуй, здесь.
Лешка рассупонил рюкзак, вытащил половинки «лупары» и ловко собрал ее. Вложил в стволы тяжелые цилиндры патронов. Потом достал из рюкзака три пустые бутылки из-под пива и с деловым видом расставил их на поваленной сосне. Отсчитал от «мишеней» двадцать пять длинных шагов, захлопнул обрез и повернулся к цели… Таранов наблюдал за ним с ухмылкой. С серьезным видом Лешка приложил неудобный, наполовину укороченный приклад к плечу и прицелился.
Грохнул выстрел. Длинный язык пламени прорезал воздух.
Все три бутылки стояли на бревне. Таранов улыбнулся.
– Да что это за х… такая? – озадаченно произнес Лешка.
– Это обрез, дядя. Из обреза с двадцати пяти метров в человека попасть невозможно, не то что в бутылку… снайпер!
– Почему?
– Потому что длина ствола оружия во многом определяет его боевые качества. Особенно это относится к охотничьему оружию. Стволы гладкоствольных ружей имеют дульное сужение – чок. А мы этот самый чок отрезали к едрене фене! Картечь теперь имеет огромное рассеивание… Реальная дистанция для выстрела у твоей «лупары» – метров десять, максимум – пятнадцать.
– Маловато, – серьезно сказал Лешка.
– Зато наповал, – ответил Таранов. Он взял ружье, нажал на рычаг затвора и переломил стволы. Эжектор выбросил стреляную гильзу и выдвинул снаряженный патрон. Таранов вставил новый патрон в правый ствол, захлопнул оружие. Повертел головой и нашел то, что нужно – молодую раздвоенную сосенку метрах в пятнадцати. Сказал Лешке: смотри, – и резко вскинул обрез. Два выстрела грохнули почти без промежутка. С левой ветви полетели ошметки коры, обнажая белую древесину, а правую – толщиной с руку – перерубило. С треском, в вихре осыпающейся хвои, ветка надломилась. Стремительно, одним слитным движением Таранов снова переломил обрез и вогнал новые патроны.
– Держи, – сказал Лешке. – И запомни: с обрезом снайпером ты не станешь. Сейчас твоя задача просто пострелять, привыкнуть к оружию, к отдаче, к грохоту, к вспышкам. И научиться быстро, я бы даже сказал – молниеносно, перезаряжать пушку.
В тот вечер Лешка расстрелял еще шестнадцать патронов. Картечь свинцовой плетью хлестала по стволам деревьев, пням и валунам. Летели щепки и куски коры, камни покрывались расплющенными кляксами свинца… Таранов с удовлетворением подумал, что из парня выйдет толк… если ему повезет остаться в живых.
– Плечо болит, – сказал Лешка, потирая плечо под камуфляжем.
– Еще бы! Мы с тобой едва ли не вдвое облегчили ружьишко. А заряд остался тем же… соответственно, вдвое выросла отдача. Терпи, родной. Тяжело в ученье…
– Легко в гробу, – закончил Лешка.
– Тьфу, дурак, – ответил Таранов, а Лешка рассмеялся. В тот вечер больше не стреляли. Лешка вычистил «лупару», и, укрывшись в палатке, тренировался в перезарядке оружия. Отрабатывал цикл: заряжание-выстрел-переламывание стволов – снова заряжание. А Таранов занялся очень странным делом – бродил по берегу и собирал пустые бутылки. Активисты «Гринписа» такое занятие могли бы одобрить. Если бы Таранов греб весь мусор подчистую. Но он подбирал только стеклянные посудины и полностью игнорировал пластиковые. Набрав полтора десятка бутылок из-под «Балтики», «Бочкарева» и «Степана Разина», Таранов приступил к еще более странному занятию: он расстелил на траве красивый трехцветный парус… и стал мазать его черным кремом для обуви.