Другая Блу
Шрифт:
Мое раздражение только усилилось, когда Уилсон представил нам «особого гостя», блондинку по имени Памела, которая подготовила для нас презентацию про римскую архитектуру после своей поездки туда. Ее фамилия была Шеффилд, как «Шеффилд Эстейтс» – популярный отель в Вегасе, который построили в стиле английского поместья. Очевидно, это ее семья построила его, и здание все еще носит их имя. Сеть таких отелей теперь есть по всей Европе. Памела рассказала, что она окончила университет по направлению международного гостиничного дела и теперь ездит по всем отелям, которыми владеет ее семья. Один из них как раз
Памела нудила и нудила про тот или этот сногсшибательный пример римского мастерства, и я презирала эту ее холодную красоту, знания о мире, ее очевидное удовлетворение собой и своим местом в этой вселенной. Так что я слегка подкалывала ее всю презентацию. Так легко понять, чем она нравилась Уилсону. Она говорила на его языке, в конце концов. На языке молодости и красоты, успеха и прав, а не обязанностей.
В другую эпоху она и Уилсон были бы римлянами, завоевывающими народы, а я была бы вождем одного из варварских племен, которые нападали на Рим. Как Уилсон называл их? Там было несколько. Вестготы, готы, франки и вандалы. А может, я была бы из гуннов, подружкой Аттилы. Носила бы кость в волосах и ездила бы на слоне.
В конце концов племена захватили Рим, разграбили и сожгли дотла. Эта мысль была в какой-то степени приятна. Угнетенные восстают и свергают захватчиков. Но если быть до конца честной с собой, я не хотела захватывать Уилсона. Я просто хотела привлечь его внимание, и порой совершенно несносными способами. Обычно он реагировал нормально, но в день, когда Памела делала презентацию, оставил меня после уроков.
– Мисс Экохок, задержитесь.
Я печально вздохнула, отходя от двери и свободы, которая была в шаге от меня. Другие ученики ухмылялись, обгоняя меня. Они знали, что запахло неприятностями.
– Я думала, мы уже обсудили все эти «мисс экохоки», – проворчала я, когда комната опустела.
Уилсон начал собирать оставленные на столах бумаги в аккуратную стопку, выравнивая и поправляя выбивающиеся листы. Он ничего не сказал, но между его бровей залегли морщинки. Он выглядел раздраженным.
– Что я пропустил? – сдержанно поинтересовался он, а когда наконец поднял на меня взгляд, в нем читалась озабоченность.
Я поправила волосы, переступила с ноги на ногу, встав в позу, которую принимают девочки, когда злятся.
– Что вы имеете в виду?
– Почему ты так злишься?
Его вопрос удивил меня, и я слегка улыбнулась.
– Это не злость, – с усмешкой ответила я. – Это просто я. Привыкайте.
– Мне бы не хотелось, – мягко ответил он, но без улыбки. И я почувствовала укол чего-то похожего на раскаяние, тут же его подавив. Снова качнулась с ноги на ногу и отвернулась, давая понять, что для меня разговор закончен.
– Могу я теперь идти? – резко спросила я.
Он не обратил на это внимания.
– Я тебе не нравлюсь. И я не обижаюсь. У меня тоже были учителя, которые мне не сильно нравились в школе. Но ты же постоянно нарываешься на ссоры, и не уверен, что понимаю причину. Ты очень грубо вела себя с мисс Шеффилд сегодня, мне было так неловко и за тебя, и за нее.
– Таким людям, как мисс Шеффилд, нужно иногда устраивать встряску. Ей пойдет на пользу. Сделает более выносливой, стойкой, закалит в какой-то степени, – усмехнулась я.
– Что значит «люди, как мисс Шеффилд»?
– Да ладно, Уилсон! – протянула я. – Вы знаете, что это значит. Разве вы никогда не замечали все эти компашки, группировки в вашем же классе? Тут у нас сидят спортсмены. – Я прошла к партам на задних рядах. – А тут – красотки и королевы выпускного бала, – показывала я, двигаясь дальше. – Здесь собираются ботаники, злюка – это буду я – вон там. А все остальные, кто понятия не имеет, кто они или что, заполняют оставшееся пространство. Возможно, вы не узнаете эти группы, потому что у таких людей, как вы и мисс Шеффилд, свой статус. Люди, как вы, не принадлежат к каким-то группам, потому что вы над ними. Вы из Англии. Значит, должны же знать о классовой системе, верно?
– Да о чем же ты говоришь? – разочарованно воскликнул Уилсон, и его явное огорчение только подстегнуло меня.
– Джимми, тот человек, кто вырастил меня, рассказал как-то одну историю, – пояснила я. – Она как раз вписывается в то, что вы говорили о римлянах, которые сражались с готами, и о вестготах, которые сражались со всеми вообще. Есть причина, по которой люди сражаются. Это индейская легенда, еще его дедушка рассказывал ее. Он говорил, что мудрый волк Табутс решил вырезать фигурки людей из палочек, сделать всех разных размеров, форм, цветов. Он их вырезал, а потом положил в большой мешок, чтобы равномерно рассыпать фигурки по Земле. Так каждому человеку досталось бы хорошее место, много еды, пространства и покоя.
Но у Табутса был младший брат, койот по имени Шинангоув. Непослушный, больше всего на свете любил каверзы и неприятности. Только мудрый волк Табутс отвернулся, как Шинангоув сделал в мешке дырку. Так что когда мудрый волк попытался высыпать людей, вместо того, чтобы лететь по одному, каждый на свое место, люди падали целыми кучками.
Уилсон стоял неподвижно, не отводя от меня глаз, и я поняла, что теперь-то добилась его безраздельного внимания, хотела того или нет.
– Джимми объяснил, почему люди борются и воюют. Им то не хватает места, то кому-то достался лучший кусок земли, и всем нам хочется то, что принадлежит другому, потому что им просто больше повезло. Так что мы воюем. Вы с Памелой – из одного социального класса. Вы из одной кучки, – вызывающе закончила я.
– И что это должно означать, Блу? – Уилсон говорил спокойно и устало. Он выглядел расстроенным, даже задетым. Я безразлично пожала плечами, злость покидала меня, как воздух из проколотого воздушного шарика.
Уилсон был умен. Ему не составило бы труда расшифровать смысл.
– Но если нас вырезал один тот же волк, – настойчиво произнес он, используя мою же легенду, чтобы объяснить свою точку зрения, – какая разница, куда мы попали?
– Большая. Почему так много людей страдает, а другие получают все без усилий? Для меня в этом не больше смысла, чем в индейской легенде.