Другая женщина
Шрифт:
– Господи помилуй. Видимо, теперь вы с ней больше не друзья.
Я усмехнулась:
– Нет, мы больше не друзья, прямо даже удивительно. Я с ней после этого не разговаривала. И не намерена разговаривать с ней в будущем.
– Получается, это и был твой последний… перед тем, как мы с тобой встретились? – спросил он.
– Слушай, ты уже мне задал пятьсот вопросов, а я пока ни одного, так нечестно, – засмеялась я. – Он был мой единственный серьезный. С тех пор прошло три года, у меня были всякие истории, ничего особенного. А потом я встретила тебя.
Он улыбнулся.
– А
Откинувшись на спинку дивана, он уставился прямо перед собой, избегая моего взгляда.
– Как насчет тебя? Ты когда-нибудь был влюблен?
Не отвечая, он стал ковырять носком ноги край темно-синего коврика, который лежал под журнальным столиком. Я не хотела выбивать из него признания. Может, он еще переживает из-за этого.
– Ну, не важно, – прощебетала я, хотя настроение у меня совсем не соответствовало этому веселому щебету. – Если тебе…
– Да, – тихо произнес он.
Я решила попытать счастья:
– В Ребекку?
Он кивнул:
– Я думал, что проведу с ней всю оставшуюся жизнь. Оказалось – не судьба.
После такого ответа мне подумалось: лучше бы я никогда не спрашивала.
– Ладно, хватит обо всем этом, – заявил он. Казалось, он встряхнулся и заставил себя вырваться из того места, где блуждали его мысли. – Я хотел у тебя спросить, как насчет того, чтобы провести вместе некоторое время в рождественские дни. Если трудно, я понимаю… ну, если тебе… я просто думал…
Дотянувшись до него, я прижала палец к его губам. Улыбаясь, он проговорил:
– Значит, ответ – да?
Он привлек меня к себе, поцеловал.
– Придешь на рождественский обед? – с воодушевлением спросил он.
Я сморщила нос:
– В само Рождество не могу.
Он так и поник, а я добавила:
– Я поеду к родителям. Но ты тоже можешь приехать. Они будут только рады с тобой познакомиться.
– Ты же знаешь, я не могу, – грустно ответил он. – Мама одна – Джеймс в этот день обедает со своей подружкой Хлоей, так что ей нужно, чтобы я был с ней. Для нее это всегда тяжелые дни.
Я кивнула. Он уже рассказывал мне, что его отец умер за два дня до Рождества.
– Тогда приезжай на День подарков [6] , – предложил он.
– Но ко мне как раз собираются брат с женой, мы планировали легкий обед. И они привезут свою малышку.
Впрочем, я уже понимала, что мне легче будет приехать к нему, чем ему – ко мне. У отца была мать, у матери – отец, у них обоих – Стюарт, Лора и ребенок. А к Памми разве что соседка заглянет.
– Наверное, я могла бы приехать под вечер… – неуверенно произнесла я.
6
В Англии – следующий день после Рождества, когда слугам, почтальонам, молочникам и т. п. принято было делать небольшие подарки.
– И переночевать. Как тебе? А на другой день покатаемся, выберем приятный паб или еще что-нибудь.
Казалось, мы словно дети, которые с чрезмерным воодушевлением строят планы на праздники.
Назавтра я позвонила Памми,
– Вот так неожиданность, – сказала она, тем самым вынудив меня оправдываться.
– Памми, простите меня, пожалуйста. Я думала, Адам с вами уже говорил. Он сказал, что утром вам сразу же позвонит.
– Нет, милая, он не звонил, – ответила она. – Впрочем, не важно. Буду очень рада вас видеть. Вы у нас останетесь?
– Да, – ответила я. – Хотя, скорее всего, я приеду только под вечер.
– Значит, вы захотите выпить с нами чаю? – осведомилась она.
– Моя мама готовит к обеду индейку, так что если вечером что-нибудь совсем легкое… это будет замечательно. – Я не хотела выглядеть грубой или неблагодарной.
– Но мы не станем вас дожидаться, чтобы…
– Господи, да нет, конечно. Вы все делайте как обычно, а я к вам присоединюсь, как только смогу.
– Потому что Адам всегда быстро успевает проголодаться, он к этому времени уже будет умирать от истощения, – добавила она.
– Ну да, конечно, я понимаю. Садитесь за стол и все такое, а я с вами и с ним потом просто попью чаю.
– Значит, мы будем есть все вместе? – Казалось, она меня не слышит.
– Великолепно, – отозвалась я, хотя уже не совсем понимала, на что я, собственно, соглашаюсь.
7
Тогда казалось, что это отличная идея. Но когда я очутилась у мамы с папой, то подумала, что с радостью осталась бы у них. Там было тепло и уютно – и все напоминало мне о давних Рождествах. К примеру, когда я, восторженная семилетка, посреди ночи трясла младшего брата за плечо, чтобы он проснулся, и потом мы крались вниз по лестнице в ужасе оттого, что можем увидеть Санта-Клауса, – но при этом нам не хотелось его пропустить.
– Он поймет, что мы не спим, – шептал Стюарт. – А тем, кто не спит, он не оставляет подарков.
– Ш-ш, – отвечала я. Сердце у меня билось где-то в горле. – Прикрой глаза рукой, подглядывай через щелочку между пальцами.
Мы спускались на ощупь, ориентируясь по перилам, и пробирались к елке, которая стояла в углу главной гостиной. Проходили мимо камина, на котором заранее оставили стакан молока и сладкий пирожок. Подсматривая сквозь пальцы, я видела в лунном свете, озарявшем комнату, что на тарелке остался только кусок пирожка. Я громко ахала.
– Что такое? Он приходил? – нетерпеливо вскрикивал Стюарт.
Я различала очертания завернутых подарков под елкой, и сердце у меня прыгало от радости.
– Приходил, – сообщала я, с трудом сдерживая возбуждение. – Он приходил.
С тех пор прошло лет двадцать, и в этом смысле мало что переменилось. Хотя уже День подарков, мы по-прежнему относимся к нему так, словно это день самого Рождества. По-прежнему собираемся вокруг все той же елки. «Если не сломано – незачем чинить», – твердит папа уже десяток лет, хотя не помешало бы помочь одной-двум хиреющим веткам. Мама по-прежнему настаивает, что подарки под елкой не имеют к ней никакого отношения, а мы со Стюартом переглядываемся, словно заставляя себя в это поверить.