Другая жизнь Генриха Крамера
Шрифт:
Пять лет назад Крамер, сразу после заселения в западный форт, стал узником цитадели. Целый год он искал возможность получить свободу, но только присланный на почту с анонимного адреса лайфак про шпинатный пирог, даровал ему, подобно Золушке, временное избавление от стен крепости, ибо каждый вечер, с закатом, неизвестная сила возвращала его в трапезную цитадели. Тысячи рецептов, напитков, приправ и химических веществ размещал он в выходной нише. Тщетно. Срабатывал только шпинатный пирог.
Пять лет поисков и вот он, новый ключ к свободе – старинный ковш, полный теплого верескового эля. “Мда…Пивом тут не обойдешься”, – ликующе закричал Крамер. Он поднялся в трапезную, принял на грудь стакан рома от старика Флинта, загорланил: “тварь ли я дрожащая”, – и, прихватив две бутылки “хвачкары”, гулко зашагал по ночным черепинским улицам в гости к За Саде.
Визит большой дамы
Бам! Бам! Бам!
Гулкие удары стучали
Бам! Бам! Бам!
Теперь гул ударов наполнил правое полушарие. Придется открыть глаза. В смотровую щель отекших век он увидел высокий потолок собственной трапезной. Как я сюда попал. Еще ночью я был на свободе. Преодолевая тошноту он лег на спину. Судя по солнцу в окне был полдень.
Бам! Бам! Бам!
Теперь грохот дуплетом взрывался в обоих полушариях!
Бам! Бам! Бам! Он медленно оторвал голову от подушки. Удары доносились снизу.
Бам! Бам! Бам!
Это стучат в двери – была следующая мысль. Кто же там.
Крамер медленно пошатываясь подошел к оконной амбразуре, распахнул створки и посмотрел вниз.
Бам! Бам! Бам!
Сада стояла спиной к двери и что было силы лупила по двери пяткой закованной в кирзовый сапог. На скрип створок она подняла косматую голову, глаза ее сияли радостным восторгом. Ни капли пресыщения не было в них. “Я так и знала, что ты здесь, хотя и нет твоих следов ведущих в дом” – запела она. “Господи, еще следопыта мне не хватало”, – медленно думал Крамер разглядывая свежевыпавший снег. Действительно, на площадке были только следы За Сады. “Воздушно-капельным путем”, – почему то вспомнилась ему надпись на плакате размещенном на стене в школьном коридоре его детства. “Спускай корзину, пошевеливайся, пока шпинатный пирог горячий”. Двухметровая амазонка кариатидой демонстрировала, вздымая к небу, здоровенную коробку с пирогом. “Негодяй, – радостно кричала она, – ты исчез прямо с меня на рассвете, ты оставил неудовлетворенную женщину и сейчас я требую сатисфакции!”
“Ции… Ции.. Ции…” – отзывалось плато Наска.
Увидев пирог Крамер проглотил тошноту и отошел от окна. Разочарование переполняло его. Значит эль действует только до рассвета. Пирог – до заката, а эль – до рассвета. Кстати об эле. Он подхватил лежащий на полу ковш, зачерпнул горьковатый, пахнущий полдневным медом напиток и разом жадно ополовинил сосуд. Живительная влага утолила жажду, легкий хмель очистил разум и волшебная сила наполнила его. “Лолита, свет моей души, огонь моих чресел” – сказал книжный шкаф. Крамер обернулся к вырезанному из красного дерева шкафу. Книги молчали. “Однако чудесные козлы были у этого самого волшебника”, – сообщил Крамер корчаге с вересковым элем.
Бам! Бам! Бам! донеслось снизу. “Пойду ,открою, – как бы нехотя подумал он, – а заодно и позавтракаю, а больше ничего другого, ни-ни”. Крамер наполнил ковш, спустился вниз и поставил его в нишу. Ничего не произошло. Он достал ковш и снова нарочито-демонстративно водрузил его в внутрь стены. Двери стояли как вкопанные. В этом месте повествования Крамеру стоило бы расстроиться, но волшебный напиток освещал дорогу в мир, и он предположил, что эль действует только после заката солнца. “И эль действительно действовал только после заката”, – подтвердил голос за кадром. “Копелян! Точно, Ефим Копелян”, – узнал голос Крамер.
Бам! Бам! Бам! Снова раздались оглушающие удары в дверь. Эль вступал в свои права заполняя территорию урги. Мысли Крамера на мгновение остановились и потоком хлынули в правильном направлении, полностью соответствующим ситуации. Крамер, забыв про ковш в нише, легко взбежал по ступеням и, волнуясь, опустил корзину вниз.
Тайна архива Пайтити
Сада ушла еще до рассвета, радостно сообщив Крамеру, что теперь у него всегда будут свежеиспеченные шпинатные пироги. “Избавляясь от шпинатной зависимости, не попаду ли, с учетом темперамента Сады, в иное фармацевтическое рабство к аптекарю”, – задумался Крамер.
“Меня не провожай” – пропела Сада и двухсоткилограммовым мотыльком спорхнула вниз по ступенят. “А тут и двери открыты”, – послышался снизу ее голос и все стихло. Крамер вспомнил про ковш с элем оставленный в нише -”Сработал!”, – сообщил он книжному шкафу. Шкаф, в знак согласия попытался хлопнуть правой дверкой, но задремал. Крамер понимающе кивнул, встал и подошел к окну. На заснеженной площадке перед цитаделью были только вчерашние следы Сады ведущие в цитадель.
Не найдя ответа произошедшему, Крамер. вдруг осознал, что скоро рассвет и он вновь не сможет получить доступ к архиву хранящемуся на площадке перед цитаделью. “Нужно успеть занести хотя бы небольшой ящик. Крамер запрыгнул в сапоги, накинул халат и стремглав выбежал на площадку, краем глаза успев заметить медленно закрывающиеся створки дверей. Он ухватил обеими руками верхний ящик, поднял его, медленно разворачиваясь к проходу и внезапно оказался в трапезной с ящиком в руках. Перенос состоялся, осознал он и вдруг понял, что неведомая сила вернула его в цитадель вместе с ящиком. “Весьма полезная опция”, – оценил он, удивляясь, что подобный случай произошел с ним впервые за все время заточения.
“Впрочем, долой разврат, да здравствует анализ и синтез”, – несколько более пафосно, чем следовало, воскликнул он и принялся изучать поставленный на стол ящик. Наконец-то ему представилась реальная возможность разгадать тайну цитадели. Загадкой оставалась необходимость столь объемного архива для двух зданий из которых состояла цитадель – западного, где жил он, и северного бастиона и общая площадь этих новоделов, по его предположениям, была не велика.
Ящик, сколоченный из свежевыструганных досок, издавал запах хвои палеозоя. На боковой стенке солнечно светилась застывшая капля смолы. “Как интересно”, – сообщил ящику Крамер и, подцепив ногтем смолу, попробовал ее на вкус, раскусив крупными передними резцами.
– Не иначе как кордаит, – внезапно подумал он, – какое странное слово, откуда я его знаю, впрочем, память сама подскажет”.
– А память не знала, – хотел съязвить Копелян, но тоже промолчал.
Ящик был обмотан позеленевшими от времени двумя латунными полосами. Впрочем, шляпки гвоздей были искристо-блестящими. Верхняя крышка ящика была испещрена печатями различных инстанций и венчала эту череду огромная печать Председателя в виде трилистника. “Интересное сочетание древнего и нового”, – думал Крамер, отыскивая инструмент которым можно было бы открыть ящик. Единственным подходящим инструментом оказалась мотыга приобретенная им для копания вереска. После безуспешных попыток подсунуть острие мотыги под ленту, наконец раздался долгожданный пронзительный скрип извлекаемого гвоздя и латунная лента лопнула на стыке. Аналогичная судьба ожидала вторую полосу. Крамер взял паузу, чтобы унять волнение, его сердце заколотилось еще сильнее и он откинул крышку. Внутренность ящика была плотно заполнена древними книга, а сверху лежал огромный старинный фолиант толщиной не менее десяти сантиметров. Называлась книга просто и незатейливо, – “Реестр документов проекта Пайтити.” Шрифт текста был рваным, будто вырублен топором. Ниже следовала надпись указывающая авторство проекта – “Главный архитектор Шестибашенный”. Прямо за именем Шестибашенного в скобках указывалось, очевидно, второе имя архитектора – “Пача Камак.” Верхом неправдоподобности происходящего была дата проекта – “одна тысяча четыреста двадцать первый год”. Крамер сглотнул и посмотрел на корчагу с элем. Корчага изумленно молчала. Крамер хотел зачерпнуть эль, но вспомнив, что ковш остался внизу, выложил толстенный том на стол. Наименование проекта и автор устраивали его полностью, но вот дата… “Вранье, – громко обратился он к книжному шкафу, – люди столько не живут”. Шкаф понимающе заблестел корешком “Отягощенных злом”. Читать реестр не хотелось, он отложил фолинат в сторону и достал следующую, не менее древнюю книгу размером поменьше. “Спецификация драгоценных металлов. Том первый”, – удивленно прочитал он и открыл переплетную крышку книги. Первая же запись спецификации вызвала у него саркастический смех. Надпись под номером один гласила “Унитаз золотой, царский – 27 штук”. Все последующие книги также оказались спецификациями с перечнем драгоценным изделий. Даже канализационные трубы были выполнены из золота. В специальном кармашке на боковой стенке ящика оказался полиэтиленовый пакет с флешкой и стикером с надписью” “Архив в формате “pdf”. “ Вот это замечательно”, – улыбнулся Крамер и извлек из ящика последний документ, истертый, сложенный вчетверо кусок кожи с нанесенной на него картой. Тисненая надпись сверху карты гласила “Карта расположения Пайтити”. Всмотревшись в знакомые контуры Крамер понял, что видит, не что иное, как изображение южноамериканского континента.
Сумасшедший аптекарь
Крамер проснулся от прикосновения теплой ладони солнечного луча возложенной на его лысеющее темя. Он сощурился, улыбнулся, перевернулся на другой бок. Он снова был молод и полон сил. От вчерашнего разочарования не осталось и следа. “Прекрасная штука, этот вересковый эль! – запел он утреннюю осанну, – стократ был прав шотландский король в своем усердии поисков столь чудесного рецепта.
Вчера, когда очередная неудача в поисках пути избавления из заточения настигла его, он совсем упал духом. Угрюмые псы со всех близлежащих земель, от самого далекого окоема, все, до последнего щенка, способного оторваться от титек матери, собрались на вершине Наска. Безжизненная луна, неподвижным зрачком застывшего в нирване Будды, висела над черной линией горизонта. Вековая скорбь слышалась в многоголосом вое зверей. И Крамер вспомнил про эль. Он обреченно спустился вниз к двери. Ковш был в нише и был пуст. “Хоть ковш оставили и то спасибо”, – проворчал он изымая сосуд из стены. Пришел он в себя только после третьего ковша.