Другая жизнь Генриха Крамера
Шрифт:
– Я не буду сражаться, о Хришикеша, – неожиданно провозгласил он и ошеломленный умолк.
– Послушай, Хуан, здесь ты не воин и не Стрелок, потому как твоя случайность, как и неопределенность твоя, увы, обозначены сюжетом, – продолжая придерживаться основной фабулы, аргументировал автор, весьма удивленный, впрочем, неожиданным, но перспективным ответвлением сюжета. Но Крамер не слушал его.
– Я не Хуан, – возмущался он, если уж решил засунуть меня в древний Египет, то мог бы получше изучить имена египтян, – Крамер на мгновение задумался, поперхнулся и неуверенно пробормотал, – ну например
– А если бы меня в этой твоей Саккаре поймали и посадили на кол?
– На кол тебя посадили бы в кабинете товарища Постника, а там, в пригородах Мемфиса, тебя просто бросили бы в Нил к крокодилам, – радостно откомментировал Ефим под бряцание сталкивающихся, несомненно, стеклянных сосудов.
–Стаканы Мухиной, граненые, цена семь копеек за штуку, похищены из уличных автоматов с газированной водой на углу Ермолаевской и Бронной, – ледяным голосом отконстатировала гугл-ассистент.
– Знамо дело, – густо и торжественно загудел второй голос за кадром и эфир наполнил дуэт из созвучия долгих и гулких глотков.
– Смотри как ты, на два голоса пьют, точнее на два горла, – позавидовал Крамер, однако, опомнился и оглядел пустую трапезную. “Ну надо же, уже сам с собой дискутирую”, – успокаиваясь, кивнул он книжному шкафу и направился к волшебной корчаге.
Автор-же, забив на продолжение сюжета, решил провести этот вечер с самим собой. Часы показывали ровно семь. Поземка, весь день заметавшая детскую площадку с марсианскими силуэтами качелей и пластмассовых горок, утихла, оставив после себя темные ленты холодный тротуаров пересеченные косыми зебрами снежных заносов. Екатеринбург, открыв кингстоны подъездов, фатально погружался во тьму. Из подъезда слышался метрономный стук каблуков, перемежающийся надрывным мужским кашлем-хрипунцом. Забрякали ключи, хлопнула дверь. Соседи вернулись домой. Слышно было как они нещадно бранились за стеной. Автор перетащил из кабинета в зал торшер, – пусть будет светло и тихо. Тиканье часов тягуче тянулось в тишине и золотистый коньяк неспешно убывал, освобождая искрящийся призмами шестнадцати граней стакан из автомата с газированной водой.
– А вот мы с пацанами в детстве не тырили стаканы из автоматов с газированной водой, – зачем-то сообщил Крамер на следующее утро Саде. Сада недоверчиво хмыкнула:
– Где это такие автоматы стоят, и где прошло твое детство?
У Крамера не было детства, точнее, наверняка, это детство было. И было оно, судя по белесым нитевидным шрамам на руках и ногах, достаточно бурным. А вот воспоминаний об этом самом детстве не было. Так и родился Крамер, сразу после сорока, с этими странными отметинами на теле.
– Не помню, – честно признался он, – возможно парамнезия.
– Конфабуляции, – веско поправила его Сада, – воспоминаниям верить нельзя. Она задышала, поворачиваясь на бок, сжала огромные ляжки и судорога повторного оргазма догнала ее.
– А вообще мне нравится, что ты узник цитадели, всегда дома в одно и тоже время, ну чем не примерный муж, – улыбаясь в утренней неге расслаблено сообщила она.
– Еще чего, – возмущенно буркнул Крамер.
– Да ладно не сердись, я очень хочу помочь тебе получить свободу, узнал, что нибудь новое?
– Судя по истории с неожиданным выбросом меня из мастерской в цитадель до заката, можно предположить, что архитектор однозначно замешан в моем пленении, – задумчиво ответил Крамер, – но вот, что делать дальше, придумать не могу, тупик прямо. Они замолчали, отдыхая.
– Третьего дня, пролетая над бездной Неизвестных, – задумчиво произнесла Сада и осеклась.
– Пролетая что? Над бездной кого? – ошарашенно подскочил на кровати Крамер.
– Забудь, это фигура речи, – активно дыша прошептала Сада притягивая Крамера к себе. И Крамер вновь познал вселенную.
Уже вечером, после ужина, Сада вновь вернулась к оговорке.
– Итак, – начала она, – однажды во время моего странствования по краю бездны Неизвестных. Она замолчала вспоминая подробности. Крамер, недавно освобожденный из гравитационной ловушки вселенной, опасаясь, (ни грамма пошлости, о мой читатель), быть вновь затянутым в черную дыру, не стал уточнять подробности ее путешествия.
– Так вот, с высоты примерно чуть менее четверти лье, – Сада внимательно посмотрела на Крамера. Крамер молчал.
– Умница, – одобрила она, продолжая, – я обнаружила стеклянное сооружение выполненное в виде пирамиды. Вначале я подумала, – так вот куда девался пропавший несколько веков назад Лувр. Однако опустившись ниже, – она вновь внимательно посмотрела на Крамера. Крамер молчал.
– Опустившись ниже, я не нашла никаких следов Лувра, но обнаружила возле этой стеклянной призмы седого отшельника, по имени Зе Дарк Сайд.
– Оф зе Мун, – радостно закричал автор..
– Не перебивайте пожалуйста, – строго сказала Сада, застегивая две верхних пуговицы чересчур короткого халата. Автор отвернулся, продолжая слушать.
– А вообще отшельника звали Рудольф, – продолжала Сада, – и не нужно автору притаскивать свои музыкальные пристрастия в текст.
– Итак, мы разговорились и он очень заинтересовался моим знакомством с тобой. Расспросив все внимательно о нас, вплоть до самых интимных подробностей, – Сада покраснела, – он чрезвычайно обрадовался и, видя мое усталое состояние, вынес из призмы странный поднос, будто парящий в воздухе. На подносе лежала золотистая капсула и граненный стакан полный прозрачной жидкости. И почему-то я не отказалась и выпила капсулу и вся энергия мира, казалось, влилась в меня. Время пролетело быстро и последний луч заходящего солнца упав на боковую грань призмы расщепился космической радугой. Договорившись о следующей встрече, я, не медля ни минуты, улетела домой.
Сада, сокрушенно развела руками и замолчала. Крамер встал и подошел к окну. Черная тень бастиона, будто меч наискосок рассекала освещенное белым светом луны плато Наска.
А где-то там, на краю бездны Неизвестных, Рудольф, проводив взглядом исчезающий в ночном небе силуэт Сады, выпрямился, став темно-филетовым рыцарем, жестко улыбнулся и зашел в призму. Призма, вздрогнула, и одинокой звездой унеслась ввысь в направлении раскинувшейся между созвездиями Геркулеса и Северной Короны, сияющей бесчисленными гроздьями галактик, Великой стены Геркулеса