Другая жизнь Генриха Крамера
Шрифт:
Ближе к обеду пошел снег. Крамер стоял у окна наблюдая за стремительным маховым промельком пушистых белых хлопьев. В какой то момент ему померещился сумеречный силуэт промелькнувший над вершиной Лысой горы. Крамер всмотрелся в мельтешащую даль и ничего не увидел. “ Вероятно небольшой снежный смерч”, – предположил он. Черепинск заметало, как забытый богом полустанок где нибудь под Актюбинском. “Причем здесь Актюбинск, это же в другом мире”, – хотел возразить Крамер, но его вызвонил Директор. Захлебываясь от восторга он сообщил, что де Бренвилье сошел с ума и сейчас его везут в дом скорби замотанного, подобно Тутанхамону, в смирительную рубашку. Крамер хотел возразить, что замотана была мумия фараона, но информация последовавшая далее смешала его мысли. Директор, подвизгивая от смеха, сообщил, что по утверждениям разом избавившегося от заикания аптекаря, позапрошлой ночью, под
Согласившись с Директором, что подобная картина может возникнуть только в голове сумасшедшего, Крамер отключился и поспешил вниз, в выходную галерею. Там, на первом этаже, в пыльном темном чулане, расположенном сразу за нишей, хранилась метла. Судя по пятнадцати прутьям торчащих из нее, метла была очень старой и очень одинокой. Открыв окованную желтым металлом дверь Крамер застыл истуканом. Метлы в чулане не было. Наконец появилась версия отсутствия Садиных следов на снегу. Хотя если принимать эту версию всерьез, то Крамеру тут же следовало попроситься в одну палату с фармацевтом.
Крамер поднялся наверх к амбразуре окна и сравнил размеры оконного проема с габаритами Сады. Быть атакованным ночью пролетевшей сквозь метель двухметровой снежной бабой было крайностью даже в понимании Крамера. Снизу раздался грохот. “Эй, котик, спускай корзину”, – кричала килотонная любовь Крамера.
Визит к архитектору
Теперь у Крамера было два выхода из цитадели – шпинатный, действующий после прихода рассвета до заката, и вересковый, освобождающий выход после завершения заката и вплоть до рассвета. Наступили холода и Сада испекла и заморозила кучу шпинатных пирогов, висевших в авоське за амбразурой. Эль в волшебной корчаге не успевал прокисать. Осталось только правильно скомбинировать и, наконец, получить доступ к Шестибашенному. И вот тогда наверняка раскроется одна из печатей на тайне его заточения.
Крамер набрал номер секретаря архитектора. Голос женщины-робота, будто призрак ответила эхом воплям зуммера. Его попросили проговорить цель визита. Этот вопрос всегда ставил Крамера в тупик. Про проклятие, колдовство было странно говорить роботу и Крамер, отчетливо выговаривая звуки, надиктовал название темы визита – ”Проблемы выхода из цитадели в Черепинске.” Наступила обычная тишин. “О, – проговорил оживший голос женщины, – вы знаете, как раз сегодня товарищ Шестибашенный, будет заниматься этой тематикой, я запишу вас ровно на двенадцать часов. Вам в кабинет номер триста двадцать четыре, второй этаж”. Она пикнула зуммером и отключилась. Крамер посмотрел на часы. Часы показывали десять утра. “Странно все это”, – подумал Крамер, впервые ему назначили время через два часа. Навряд ли они успеют перенести визит. Он быстро оделся, накинул зипун, недовольно осмотрел себя и сказал -”Чекмень”. “Что чекмень”, – спросил автор. “Чекмень, – повторил Крамер. – я накинул чекмень”. “И это действительно был его чекмень” – подтвердил Копелян.
“Нужно спешить, чтобы не перенесли визит”, – Крамер закинул в нишу пирог и, оскальзываясь, побежал к дому архитектора. Двухэтажное здание дома Шестибашенного находилось напротив мэрии. Впрочем весь Черепинск называл это строение мастерской. Наблюдая из окна мэрии за бегущим Крамером, директор прокомментировал наблюдаемое, обращаясь к Голему – “Есть вероятность, что сегодня он попадает к Волхву”. “Не думаю, что его отпустят”, – раскладывая по столешнице документы ответил мэр.
Здание было обычной белесой провинциальной конторой без вывески какого-нибудь местного жкх. “Не многовато кабинетов будет для такого здания”, – подумал Крамер вытягивая на себя серую деревянную дверь. Дверь скрипнула, он шагнул и оказался на площадке перед обычной подъездной лестницей обыкновенной пятиэтажной хрущевки. Других дверей на площадке не было и он стал подниматься переступая через две ступени. Коридор второго этажа был традиционным общежитским коридором провинциального машиностроительного института в каком-нибудь южнозауральском Кургане. “Южнозауральский, – пробуя слово на вкус оценил Крамер, – надо же, никогда не слышал о таком”. Копелян промолчал. Впрочем, отличие таки было. Под номерами комнат висели таблички с именами. И еще у коридора не было конца. Не, ну окончание наверняка было, но линии коридора, повинуясь закону перспективы, сходились в одну точку. “Так вот она какая сингулярность пространства”, – подытожил Крамер поворачиваясь в правой двери. Надпись на табличке двери под номером означала, что ней, за дверью, находится никто иные как “Луи Лево и Жюль Ардуэн-Мансар”. “Это прямо колумбарий какой”, – отклассифицировал ситуацию Крамер. Имена были незнакомы ему. “Два в одном, – банально сообщил он табличке, – однако нужно поторапливаться, время одиннадцать пятьдесят пять, а мой номер триста двадцать четыре”. Впрочем, проблема решилась тут же, не сходя с места. Номер кабинета слева оказался искомым триста двадцать четвертым. Табличка гласила, что тут покоится, то есть находится некто Имхотеп. “Шел к архитектору, а пришел к фараону, вот это папирус случился, – удивился Крамер, впрочем, – подфартило, далеко шагать не нужно”. “Не фарт, но трезвый расчет, – весомо отвесил фразу автор, – вот герой будет идти и читать таблички, а где я возьму как минимум триста двадцать четыре великих архитектора”. “И действительно, впоследствии нужный кабинет всегда оказывался первым слева”. – голосом Копеляна подумал Штирлиц.
Часовая и минутная стрелки, усугубленные подоспевшей секундной, слились в пароксизме единства на цифре двенадцать. “Пора”, – решился Крамер и постучал. “Да-да”, – непонятным голосом отозвались за дверью. Крамер потянул за ручку в виде головы льва и прищурился, пряча глаза от яркого света в открывшемся помещении. Посреди абсолютно пустой белой комнаты стоял несколько полноватый рохля в одной набедренной повязке. На его безволосой груди размещалась свисающая с шеи табличка с надписью “Мазок”.
– Кхм…, – откашлялся, отступая в коридор Крамер.
– Постойте, господин Г, – запереживал рохля, – мы ждали Вас.
– Я Генрих Крамер и я к товарищу Шестибашенному, – сообщил Крамер пятясь и пытаясь прикрыть из коридора дверь.
– Ну конечно, – Коровьевым засуетился рохля, – вы Генрих, значит господин Г, а я его секретарь, моя фамилия Мазок.
– Захер-Мазок, – зачем-то сказал вслух Крамер.
– Просто Мазок – заулыбался секретарь, поправляя сползающую повязку, – а друзья зовут меня, просто Эм”.
– Впрочем, перейдем к нашему, точнее вашему визиту, – Эм изъял из глубин повязки сложенный вчетверо папирус. Почему-то Крамер сразу понял, что это папирус.
– Итак, – продолжил секретарь вчитываясь в документ, – тема вашей встречи с товарищем Шестибашенным, – Проблемы выхода из пирамиды в Черепинске”. Крамер хотел возразить, но не успел.
– Товарищ Шестибашенный – распаляясь, продолжал Мазок, – весьма и весьма заинтересовался наличием гробницы в родном Черепинске и…
– Цитадели, а не гробницы, – напрягаясь от неприятного предчувствия оборвал его Крамер. Мазок осекся. Он внимательно вчитался в папирус, бормоча, – вот этот иероглиф означает пирамиду, а этот… он замолчал бормоча – “проклятый новояз”.
– Простите, господин Г, – я вынужден покинуть Вас на некоторое время. Он толкнул незаметную дверь в белой стене за его спиной и поспешно проскользнул в нее, прикрыв ее за собой.
Находиться в пустой комнате было на редкость скучно. Крамер маетно побродил от стены к стене, потом подошел к тайной двери и толкнул ее. Жаркий ветер охватил его, а крики тысяч людей наполнили комнату. Крамер ошеломленно молчал перед величием грандиозной картину внизу. Он стоял в дверном проеме на вершине лестницы. ведущей вниз, в заполненную людьми долину. Слышались грозные оклики, шелканье бичей. Маленькие фигурки людей. будто муравьи тащили, огромный каменный блок. Несколько фигур ходил вокруг них размахивая руками. “Надсмотрщики и рабы”, – догадался Крамер, а где же секретарь. А секретарь был, там внизу, у основания лестницы, разговаривая со здоровенным седым стариком, закутанным в белую хламиду. Увидев движение секретаря, готового подниматься наверх, Крамер прикрыл дверь и отскочил к противоположной стене. Вернувшийся Мазок был смущен, но разговаривал сухо и официально.
– Извинете, господин Г, в связи с ошибкой нового сотрудника был неправильно переведен ваш запрос на встречу, и к сожалению, товарищ Шестибашенный, находясь в сегодняшней ипостаси, не сможет помочь в решении Вашей проблемы.
Раздался щелчок и Крамер оказался в собственной трапезной. Холодное солнце молча зависло над плато Наска.
Сколько граней у стакана Мухиной
– Клайв недоделанный, – нервно измеряя шагами каменный пол трапезной, обиженно пенял автору Крамер, – напридумывал двери в иные миры, а меня просто пнули оттуда и вот, с сердцем, пронзенным тоской, с помутившимся разумом, я больше не вижу свою дхарму