Другие грабли

Множество историй начинается с того, как герой проигрывает в драке.

За примерами далеко ходить не надо. Тот же д’Артаньян уступил в своей первой схватке с графом Рошфором, лишившись при этом рекомендательных писем, что, возможно, стоило ему легкого начала военной карьеры, но в конечном итоге все-таки не помешало стать маршалом Франции.

Разумеется, есть и более современные примеры.

Возьмем какого-нибудь школьника, обычного тихого ботаника. Его постоянно шпыняют местные хулиганы, на него не обращают внимание школьные красавицы, ему достаются самые неудобные места в школьном автобусе. А потом

этого ботаника кусает какой-нибудь радиоактивный паук, и все для него меняется, и школьный автобус ему вообще не нужен, постольку ботаник приобретает способность прыгать по крышам.

Все мы знаем, для чего это делается. Чем глубже яма, в которую помещен герой в начале произведения, тем более впечатляюще выглядит его путь наверх. В этом есть определенная логика, потому что там, наверху, есть предел возможностей, потолок, выше которого уже не прыгнешь, по крайней мере, без потери интереса читателя или зрителя, поэтому лучший способ сделать путь героя длиннее — это поглубже закопать его в самом начале.

Некоторые и вовсе буквально восстают из могил.

Помимо прочего, проигравший в самом начале герой вызывает сочувствие. Так называемый «эффект хромой собачки».

Для достижения максимального эффекта у героя должно быть плохо вообще все.

Ну, например.

Жена изменила, родители выгнали на улицу, друзья предали, враги ударили в спину, банкомат зажевал карточку с остатками денег, последний трамвай просвистел мимо него, так и не открыв двери, вдобавок, пошел дождь, и герой вымок до нитки и получил воспаление легких. В поисках укрытия от ледяного дождя и пронизывающего ветра герой заходит в темную подворотню и видит, как несколько гопников пытаются ограбить юную прекрасную деву. Разумеется, он из последних сил (а он все-таки бывший офицер спецназа) бросается на помощь, раскидывает гопников, как ведро навоза на огороде, но те, перед тем как ретироваться, успевают сунуть ему нож под ребро. Герой падает на холодный и бездушный асфальт, истекая кровью, юная прекрасная дева склоняется над его остывающим телом и снимает с запястья часы с памятной гравировкой от боевых товарищей. Наконец, перед угасающим взглядом героя появляются синие мигалки, и он чувствует, как фельдшеры «скорой помощи» стаскивают с его ног ботинки. В конце концов герой умирает и, пока полицейские, раздосадованные, что им ничего не досталось, обводят мелом его окоченевший труп, возрождается в новом мире, в теле какого-нибудь забитого подростка, наследника древнего, но обедневшего рода, от которого остался только он, наивная младшая сестра с васильковыми глазами и выживший из ума дедушка. Герой идет в школу, ну, потому что, а что еще ему остается, где его гнобят одноклассники и макают головой унитаз, и в этот момент герой обретает силу, и в его голове возникает четкий жизненный план, в котором он непременно должен возродить род, сделав его снова великим, стать императором и всем отомстить, а также сокрушить врагов империи, внешних и внутренних, о которых он, возможно, еще даже не слышал, что отнюдь не является причиной возникновения сомнений в их наличии.

Очевидно, что высшая точка развития героя такого сюжета, вершина пищевой цепочки — это императорский трон. И если бы герой начинал со стартовой позиции какого-нибудь графа, светского льва, владельца заводов, героя войны и любимца женщин, количество ступенек, которые ему пришлось бы преодолеть, стало бы меньше в разы, если не на порядок. Конечно, еще герой мог бы стать богом, но давайте будем честными с самими собой. Кому интересно следить за приключениями богов, кого вообще волнуют их проблемы?

Поэтому в самом начале авторы и пытаются закопать

своих героев как можно глубже, и очередной Джон Уик получает по голове, и очередной Тони Старк начинает свой путь из набитых террористами пещер, и очередной Тор лишается своего молота в схватке со старшей сестрой.

Итак, множество историй начинается с того, что герой проигрывает в драке.

Но не эта.

А. Ф. С.

Люберцы.

Люберцы никогда не меняются.

Что, если задуматься, довольно странно, ибо все в этом подлунном мире подвержено переменам. Люди взрослеют, деревья тянутся к небу, города растут, реки меняют русла, пустыни наступают, и даже температурный баланс постепенно куда-нибудь смещается. Книги, прочитанные в детстве, в зрелом возрасте (если, конечно, вы допустили эту ошибку и решились их перечитать) воспринимаются совершенно иначе, Гоша, он же Гога, он же Жора из «Москва слезам не верит» больше не кажется для героини выгодной партией, и даже к мотивации Бэтмена возникают кое-какие вопросы.

Однако, в одном ты можешь быть уверен. Если теплым летним вечером ты отправишься на прогулку по пустырю за люберецкими новостройками, то рано или поздно ты непременно встретишь их.

Итак, был теплый летний вечер, где-то вдалеке светили своими окнами девятиэтажки, а запах выхлопных газов, непременный спутник большого города, находящегося по соседству, уже стал практически неразличим.

Их было пятеро.

Трое были такие себе, один вообще никакой, и только от одного могла исходить опасность. Это было видно по тому, как он стоял, в легкой, псевдорасслабленной позе, по тому, как он смотрел, вроде бы куда-то в сторону, но на самом деле не отвлекаясь и фиксируя каждую мелочь, по тому, как топорщился правый карман его джинсов, в котором был явно спрятан кастет.

Они преградили мне путь к девятиэтажкам и уходить с дороги явно не собирались.

— Здорово, пацаны, — сказал я.

Как говорил мой старик-отец, вежливость — это второе лучшее оружие на улице.

— Здорово, отец, — это сказал один из тех, кого я записал в «такие себе».

Опасный промолчал. Он не был здесь главным.

— Пройти можно? — спросил я.

— Конечно, — сказал все тот же тип. Но с места никто из них не сдвинулся. — Но сначала дай закурить.

— Не курю, — сказал я.

— Спортсмен, что ли?

— Типа того, — сказал я. — Стараюсь вести здоровый образ жизни, чего и вам советую.

— Мы и без твоих советов обойдемся.

— Это верно, — согласился я. — Жизненный опыт, его ведь ничем не заменишь. Даже негативный.

— Страна советов, — сказал другой и сплюнул в высокую, до колена, траву, которая росла вокруг тропинки. — Даже ночью от вас, советчиков, покоя нет.

— Это возрастное, — объяснил я. — Видишь молодежь и сразу же хочешь предостеречь ее от роковых ошибок, которые она уже вот-вот готова совершить. С другой стороны, есть люди, которые становятся мудрее, только набивая шишки на собственной голове, и не мне осуждать тех, кто выбрал этот путь.

— Ты чо буровишь, отец?

Я еще раз окинул их взглядом, пытаясь оценить их возраст. На вид самому старшему было не больше двадцати, младшему — едва ли шестнадцать. Ну какой я им, к черту, отец? Чисто технически, конечно, такое было возможно с самым младшим из них, но упаси хоть кто-нибудь меня от таких сыновей.

— Послушайте, дети мои, давайте разойдемся краями, — предложил я. — Я пойду домой, а вы пойдете… ну, куда вы там шли. Видео для тик-тока записывать или слитые с онлифанса ролики смотреть.