Другие Звезды
Шрифт:
— Сестра? — недоумённо переспросила она, — нет, мы с вами не родственники…
— Мед, медсестра, — тут же пришёл к ней на помощь перебивший её профессор, — Анастасия, ну что же вы? В нашей клинике, — тут он повернулся ко мне, — приняты немного другие термины. Такая вот оказия, прошу это учесть. Вы, товарищ Александер, теперь всегда переспрашивайте и уточняйте, если что-то не поняли, вам всегда объяснят, и наоборот тоже. Это позволит избежать нам с вами в дальнейшем недопонимания, согласны?
— Ах, это! — сообразила Анастасия, когда я уже кивнул своему тёзке, — тогда да, я сестра. Хорошее слово, кстати.
— Ну, что же, — подвёл черту под всем этим профессор, — выполняйте все пожелания сестры как мои, товарищ Александер Артемьев, и всё
Он и в самом деле слегка чуть поклонился мне и, развернувшись, вышел, а я постарался взглядом рассмотреть всех этих странных людей, чтобы потом попытаться хоть что-то понять. Ну, про рост я уже отметил себе, а вот телосложение и лица, что-то в них было во всех слишком правильное, я бы даже сказал, исправленное, хотя никому из них до Анастасии, моей сестры, было не дотянуться. Я ведь уже бывал на медицинских обходах в качестве пациента и вот там, помню, компания была самая разная. И толстые там были, и худые, и низкие, и высокие, симпатичные и не очень, не то, что здесь. Здесь же все они были одного телосложения, спортивного такого, как будто все врачи в этом госпитале вдруг стали выполнять собственные предписания.
И ещё одежда, одежда была странной, мало того, что нигде у нас в таких костюмах не ходили, так ещё и материя на этих костюмах была мне неизвестна. Шёлк не шёлк, хлопок не хлопок, а что-то даже на вид прочное и удобное, хоть и лёгкое да красивое, это вам не шерстяное сукно.
— Позвольте кое-что вам разъяснить, Александр, — отвлекла меня Анастасия, и я повернулся к ней, — для начала. Эта медицинская капсула, назовём её так, — тут она похлопала по моему ложу рукой и я, подняв глаза наверх, увидел здоровенную крышку с окном из, наверное, оргстекла над моей головой, — это очень сложный, но невероятно эффективный, скажем так, лечебный прибор. И этот прибор напичкан датчиками, следящими за вашим здоровьем, и механизмами, которые могут совершать над вами, э… некоторые лечебные манипуляции. Прошу вас этого не пугаться, а ещё понять, что чем больше вы в этой капсуле находитесь, тем лучше для вас.
— А туалет как же? — спросил я, наконец-то бросив взгляд на самого себя. И хорошо, что меня напичкали чем-то, потому что должен же я был смутиться совершенно, ведь лежал я перед этой женщиной совершенно голым, должен, но не сумел.
— Капсула рассчитана и на это, — мягко объяснила она мне, — она умеет удалять отходы жизнедеятельности, но если вам это претит, то дверь в душевую и прочее находится вон в том углу, позже я покажу, как и чем там пользоваться, хорошо?
— Думаете, сам не догадаюсь? — спросил я без какой-нибудь задней мысли, и Анастасия это поняла.
— Профессор же просил вас ничего здесь не ломать, — напомнила она мне, — а вы согласились. В конце концов, именно я отвечаю за оборудование в этой палате, так что лучше будет показать. Мне это не трудно, это моя обязанность, зато я буду полностью уверена в том, что вы всё сделаете правильно. Договорились?
— Да, — кивнул я, — извините, не подумал. У вас там, наверное, как на подводной лодке, туда ведь тоже неподготовленных не пускают.
— Примерно, — улыбнулась она, внимательно смотря не на меня, слава богу, а на какой-то экран, — очень хорошая аналогия. Тем более что вам, Александр, пока туда и не нужно, сейчас ваш желудок пуст, процесс пищеварения запустим завтра. А вы пока не шевелитесь, мне нужно сделать вам небольшой укольчик.
Я послушно замер в ожидании, что сейчас она достанет шприц и всё такое, но вместо этого из боковой панели моего ложа, точнее моей медицинской капсулы, выехала какая-то хрень на присосках и тут же присосалась к моему левому плечу. Раздался тихий свистящий звук, возникла и тут же исчезла лёгкая боль, и эта штука с присосками мгновенно убралась на своё место, как будто бы и не было её.
— Как вы себя чувствуете, Александр? — она упорно именовала меня полным именем, вместо привычного мне по госпиталям обращения ранбольной, точно, наши-то они наши, эти врачи, но не совсем. — Нет ли неприятных ощущений? Может, чего-то хотите?
— Ощущения какими были, такими и остались, — прислушался к себе я, — и накройте меня чем-нибудь, пожалуйста. А то лежу тут перед вами, как святой в раю, мне стыдно потом будет.
— Хорошо, — не удивилась Анастасия и, вытянув вверх руку, опустила на моё ложе крышку. Она захлопнулась плотно, мгновенно возникло чувство, что я в здоровенный автоклав залез и, если бы не круглое окно над моей головой, через которое я всё видел, то неуютно бы мне стало, наверное.
— Пошевелите руками, — Анастасия что-то нажала на своём экране, и мягкие путы, не дававшие мне двигаться, тут же опали и куда-то уползли, а голос её был мне хорошо слышен даже через крышку, — устраивайтесь поудобнее, вам надо сейчас поспать. Это самое главное.
— Постараюсь, — послушно ответил я, разминая кисти и почёсывая зудевший нос, — хоть и не хочется пока.
— Ну что вы, Александр, — ласково улыбнулась мне Анастасия, вновь что-то нажав. — Вы действительно утомлены, и действительно хотите спать.
— Не совсем… — начал было я и моментально провалился в сон.
Глава 6
И вновь мне приснился странный, непонятный и муторный сон, хоть и без злобных собак, спасибо и на этом. И в том сне моём передо мной появлялись лица всех тех людей, что были в жизни моей хоть немного мне дороги, и все они вразнобой мне что-то говорили, все они пытались меня о чём-то предупредить, о чём-то предостеречь, там были и родители, и родственники, и друзья, и однополчане, но всех их заслонила собой Марина, и вот она единственная скорбно молчала, скупые слёзы текли из её глаз, а мне так захотелось услышать от неё хоть слово, что я не вытерпел, начал что-то кричать ей сам, но всё без толку, она лишь молча смотрела и смотрела на меня, и было в этом её взгляде столько всего, что я рванулся к ней изо всех сил и тут же проснулся, ударившись носом о стеклянное окно капсулы.
Боль отрезвила меня и я упал обратно на своё ложе, пытаясь успокоиться и прийти в себя. Что-то зажужжало слева, сдвинулась крышка боковой панели и вновь выдвинувшаяся штука на присосках что-то мне уколола. Через минуту стало легче, унялось бешено стучавшее сердце, и я начал уже что-то соображать, с досадой отмахнувшись от этого дурного сна. В самом деле, скоро всех увижу, вот тогда и скажете мне, что хотели, а для Марины я и сам слова найду. Самые лучшие, самые проникновенные и нужные, от всего сердца, и не будет она больше никогда на меня так смотреть.
Успокоившись, я стал обследовать себя, как смог. Вчера-то не до этого было, а вот сейчас вспомнились мне слова профессора о моём нынешнем здоровье, и про отсутствие травм я тоже вспомнил. Покрутил руками и ногами, но нигде ничего не болело, ничего не мешало движению конечностей, да и на ощупь ничего такого я у себя не обнаружил. Подивился, конечно, этому чуду, ведь, судя по моим последним воспоминаниям, должно было нас размазать прямо-таки в кашу, падали-то вверх ногами, пусть и в самое сердце болот. Да и кто бы нас оттуда доставал, а потом припомнил какую-то неведомую железную хрень, что сбрила нам правое крыло, и обрадовался. Значит, наши там были, значит, делали они там что-то такое, вот и меня спасли. А насчёт того, что падали мы, да ещё и вверх ногами, так ведь всякое бывает. Видел я, например, своими глазами лётчика, что с пяти километров упал и выжил при этом. Конечно, везение там было запредельное, упал он в длинный, крутой, забитый свежим и мягким снегом овраг на поверхности небольшой горушки, пробил в этом снегу двухсотметровый тоннель, да и вылетел по гладкому льду на дне этого оврага прямо на поверхность замёрзшей реки под взгляды удивившихся донельзя красноармейцев. Лечился он потом долго, конечно, но ведь выжил же! Вот и с нами, наверное, что-то подобное случилось, так я решил для себя и сразу стало легче.