Другой Аркадий Райкин. Темная сторона биографии знаменитого сатирика
Шрифт:
В итоге вороватая номенклатура оставила у руля удобного ей полудряхлого Брежнева, который промотает время аж до 1982-го. Каждый год генсек будет устраивать показательные «праздники», которые станут вызывать у населения прогрессирующую аллергию. Взять хотя бы декабрь того же 1976-го, когда генсеку стукнуло 70 лет. Такой вакханалии награждений, какая случилась тогда, Советский Союз не знал ни до этого, ни после. В те дни буквально все средства массовой информации лезли вон из кожи, чтобы отразить на своих страницах эту дату: например, в далеком от политики журнале «Наука и жизнь» генсеку была посвящена публикация аж на 18 (!) страницах под названием «Пламенный борец за мир, за коммунизм». Не отстают от своих коллег и кинематографисты: в кинотеатрах Москвы в те дни шло 14 (!) документальных фильмов про Брежнева, среди них: «Борцу за мир, за идеалы коммунизма», «За выдающийся вклад в дело мира», «На переднем крае мира», «Родина славит
Кстати, сам Райкин тоже принял участие в этих торжествах. Вот как об этом вспоминает Р. Ткачев (главный администратор райкинского Театра миниатюр с лета 1966 года):
«В день 70-летия Брежнева (19 декабря 1976 года. – Ф. Р.) мы работали в Московском театре эстрады. Предполагая, что Аркадий Исаакович будет приглашен на правительственный концерт, я спланировал спектакль на дневное время и назначил начало на 13 часов. За два или три дня до юбилейной даты выяснилось, что, в отличие от прошлых лет, торжество в Кремле начнется в 16 часов. Все билеты к этому времени были уже распроданы, и мы решили спектакль не отменять, а сократить на 10–15 минут (обычно он шел не менее 3 часов). К антракту из Министерства культуры СССР приехал заместитель начальника Управления музыкальных учреждений Коновалов, чтобы лично сопровождать Аркадия Исааковича в Кремль. Антракт немного сократили, и Аркадий Исаакович решил, что в финале спектакля он вместо обычных трех монологов прочтет только один: оставшегося времени хватит, чтобы успеть в Кремль, благо от Театра эстрады до Кремля не более пяти минут езды. Кончилась последняя миниатюра, и Райкин вышел на сцену с заключительными монологами. Прочитал первый. Как всегда, бурные аплодисменты. Он начинает второй. На часах – без пятнадцати три. Несчастный Коновалов побледнел, а Аркадий Исаакович приступил к чтению третьего. Когда занавес закрылся, он с виноватой улыбкой сказал, что не мог обидеть зрителей…»
Отметим, что самого Аркадия Райкина многие деятели культуры воспринимали как второго… Брежнева. Шутка ли: 34 года руководить одним и тем же театром! Впрочем, таково было знамение того времени – подобных долгоиграющих руководителей было чуть ли не полстраны как в политике, так и в культуре. И это притом, что почти на каждом углу висели транспаранты с надписью: «Молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас почет». Однако дорогу молодым старики уступать не спешили. Впрочем, там и молодежь была соответствующая – мельче калибром, чем их предшественники. В итоге второго Аркадия Райкина в стране так и не появилось. Хотя сам он возлагал определенные надежды на отдельных представителей эстрадного цеха. Например, на Геннадия Хазанова.
Всю первую половину 70-х тот активно торил дорогу к славе, будучи артистом Москонцерта и выступая в сборных представлениях с пародиями на известных людей (в том числе, кстати, и на Аркадия Райкина). Наконец, в 1975 году, после успешного выступления на V Всесоюзном конкурсе артистов эстрады (октябрь 1974-го, где он поделил 1-ю премию со своей соплеменницей из Киева Кларой Новиковой), началась настоящая слава Хазанова. Его стали постоянно показывать по ТВ, свет увидела гибкая пластинка, где он исполнял пародии на спортивного комментатора Николая Озерова, поэта Роберта Рождественского, на Аркадия Райкина. Однако самым знаменитым номером Хазанова стал «Монолог учащегося кулинарного техникума», который он впервые исполнил еще в самодеятельности МИСИ в конце 60-х (одним из авторов монолога был студент этого института Лион Измайлов). Хазанов играл робкого, доверчивого «маленького человека», чье простодушие нередко оборачивалось житейской мудростью. Впрочем, в длинной череде монологов этого учащегося было много разных тем: от действительно философских до житейско-бытовых, а то и просто хохмических. Например, в сценке «Арбуз» кулинар мучился весьма «сложной» проблемой: где найти туалет?
Но вернемся к Аркадию Райкину.
Итак, в спектакле «Зависит от нас…» за ним были почти все монологи, и только в двух сценках были задействованы остальные актеры театра. То есть и в этом случае Райкин тянул все одеяло на себя.
Героями райкинских монологов были все те же старые знакомцы: бюрократ-начальник, взяточник, бывший главный бухгалтер, приспособленец и т. д. Хотя были и новые герои: например, спекулянт, который в 70-е годы уже становился полноправным хозяином советской жизни, поскольку дефицит отдельных товаров превратился в серьезную проблему советской экономики. Этот спекулянт из монолога «Мыслитель» (автор – В. Сквирский) предстает весьма расторопным человеком. Например, мотается на самолете из одного конца страны в другой, чтобы раздобыть свежие цветы. По его же словам: «А я же укачиваюсь. Я весь рейс без отрыва от гигиенического пакета… И все для того, чтобы ты подошел ко мне в метро, сунул мне три и получил один» (то есть сунул три рубля и получил один цветок).
Действительно, спекулянты того времени вертелись, как белка в колесе, поскольку система обязывала. Однако стоило им взять власть в свои руки в начале 90-х, как весь их талант сосредоточился на одном: побольше захапать, наворовать и лечь на дно в каком-нибудь Лондоне. От былого энтузиазма, направленного на благо не только себя, но и общества, не осталось и следа.
Райкинский спекулянт жаловался: «Я же мученик. Ты же меня, мученика, хочешь в тюрьму, за решетку. Моить быть. Моить быть, меня и можно за решетку. Моить быть. Моить быть, надо – за решетку. Моить быть. Но ненадолго… Потому что ежели надолго, то надо, чтобы кто-нибудь подумал, чтоб рядом с пивом рыбка была. Чтоб тещины цветы государственной ценой пахли. Чтоб картошку из магазина не в мусорное ведро, а прямо в суп можно было класть… Ты об этом подумал? Он об этом подумал?..»
В миниатюре начала 70-х под названием «Единое мнение» (авторы – В. Синакевич и В. Сквирский) Райкин выступал не один, а в тандеме со своим постоянным партнером – Владимиром Ляховицким. Последний играл подчиненного, Райкин – начальника. Смысл миниатюры был в том, что начальник подминал под себя подчиненного, заставлял его беспрекословно разделять его начальственное мнение. Причем дело доходит до полного абсурда. Начальник заставляет своего визави согласиться с тем, что желтый цвет это вовсе не желтый, а темно-зеленый. «Если вы хотите, чтобы мы и дальше красили вместе, – обращался начальник к подчиненному, – то должны видеть вещи в едином цвете».
Кстати, эту миниатюру Райкин и Ляховицкий исполнили в новогоднем «Голубом огоньке» от 31 декабря 1976 года.
В миниатюре «Мы – за!» Райкин разоблачал некоего бывшего бухгалтера, который однажды написал в отчете правду, за что тут же был переведен начальником в рядовые курьеры. На новом месте бывший главбух стал… вруном и понес околесицу, которая все чаще звучала в передовицах тогдашних советских газет. Ну, например: «Мы все уже, как один, работаем за счет будущего года. Потом будем работать за счет этого… Мы обеденный перерыв перенесли на свободное от работы время… сейчас ужинаем за счет 79-го, а потом будем обедать за счет 73-го».
Несмотря на то что все в этой миниатюре было прозрачно, никакая цензура ее не зарубила. Впрочем, может быть, по той причине, которую озвучил А. Черняев: «Кукиш в кармане, даже очень сильно вынутый оттуда, тоже уже никого не удивляет и не вызывает прежней реакции».
Пропустила цензура и монолог «Без мечты нельзя» (авторы – В. Синакевич и В. Сквирский), где герой Райкина мечтает о такой жизни, чтобы и купить можно было все, что душе заблагорассудится, и чтобы очередей не было, и чтобы телефоны на улице все поголовно работали, а не через одного. В изложении Е. Уваровой это выглядит следующим образом:
«Я человек простой, фигурно не умею»… Коряво и косноязычно рассуждает он о счастье: «Счастье – это не обязательно много штоб, но того, што человеку не хватает!» Как же видит он счастье, чего ему не хватает?
Представим себе человека, который вышел из дома купить папиросы, две пачки «Белого мору». Идет он и видит ящики. «А в ящиках печень трески. Ну, это, думаю, для своих. Не, смотрю, прямо с улицы посторонние входят, я шасть за ними, встал в черед. Стою – дрожу, дрожу – стою». Или банки кончатся, или кассирша деньги уйдет сдавать, или задние крик поднимут, чтоб по одной давали…
Но ничего такого не произошло. Ухватив десять банок печени трески, он счастлив. Захотелось поделиться радостью с женой. И что же вы думаете? У телефона-автомата и трубка оказалась несрезанной, и монета не пропала – дозвонился с первого раза.
Жарко. Ноша тяжелая. Профессионально владея пантомимой, артист легко и точно передает физическое состояние человека с тяжелой авоськой: спина и руки напряжены, пальцы сжаты.
Впереди увидел бочку с квасом. Пить хочется, но он старается охладить свое воображение: «…сейчас, думаю, очередь будет, как в Аэрофлоте! Не, смотрю, только семнадцать человек и только шестеро с бидонами, ну, думаю, сейчас другие подойдут, остальные, которые раньше занимали. Нет, никто не подходит! Ну, я стою – дрожу, дрожу – стою, думаю, сейчас шланг лопнет, нечем будет кружки мыть, и кончится народное удовольствие. Короче, через двадцать восемь минут холодного квасу напился».
Здесь, в этом куске – «только семнадцать человек», – кульминация монолога, накал радости! Напившись квасу, ему стало «так хорошо, аж плохо». Пришлось пойти в поликлинику. Карточку в течение сорока минут искали и не нашли. «Ну, думаю, сейчас она меня обложит, подальше пошлет. Не, слова не сказала, нову карточку выписала. Я вот рассказываю людям, а мне говорят: ну, это ты, брат, уже заврался, такого быть не могло!..
А я вот думаю, что ежели все это щастье, которое выпало на мою долю, ежели бы его разделить на целый год, в году-то триста шестьдесят пять дней, вот бы щастье-то! Человеку ведь так мало надо!»