Другой Аркадий Райкин. Темная сторона биографии знаменитого сатирика
Шрифт:
Искусствовед Е. Уварова так описывает восхождение Шифрина на эстрадный Олимп:
«По окончании ГУЦЭИ Шифрин работал в мастерской сатиры и юмора Москонцерта. На эстраде дебютировал в паре с Е. Облеуховой в музыкальном скетче «Я – Герберт» Р. Андерсона, а также с монологами «В мире животных» М. Жванецкого, «Дневник больного» М. Булгакова, «Письмо в дирекцию» В. Драгунского…
Первую премию на VII Всесоюзном конкурсе артистов эстрады (1983) принесли монологи «Магдалина» С. Альтова и «Алло, Люся» В. Коклюшкина. С помощью Коклюшкина (с 1981 года он постоянный автор Шифрина) «телефонные разговоры» с Люсей получили продолжение. Шифрин нашел маску маленького человека, далекого от политики, растерянного, инфантильного, вызывающего не только смех, но и сочувствие…»
Что касается Светланы Давыдовой, то она на том конкурсе удостоилась 2-й премии. Она начала свою карьеру на эстраде раньше Шифрина, будучи моложе его всего на четыре года (1952). Она окончила ГИТИС и в 1973 году поступила в Ленконцерт в коллектив известного эстрадного артиста Павла Рудакова (того самого, что выступал дуэтом с В. Нечаевым). Давыдова продолжала учебу – в творческой мастерской
«Еще в родном Кемерове Давыдова закончила музыкальную школу, профессионально владеет фортепиано. Позднее освоила и гитару, которая в случае необходимости заменяет фортепиано. За роялем Давыдова рассказывает, напевает, в иных случаях разыгрывает в лицах целые музыкальные сценки («Урок пения» А. Мерлина). Характерная актриса, она умеет дать мгновенную зарисовку персонажа, на протяжении короткого номера сыграть несколько ролей…»
Но вернемся к Аркадию Райкину.
На закате короткого андроповского правления он работал над очередным спектаклем. Он назывался «Мир дому твоему», текст принадлежал перу ленинградского драматурга Семена Альтова. И снова отметим: автор хоть и новый, но все из той же когорты соплеменников великого сатирика. То есть и на излете жизни он не изменил своему прежнему правилу – работать только с авторами из «своего» круга. Музыку к спектаклю начал писать композитор не из этого «круга» – Геннадий Гладков, но она в итоге Райкина не устроила, и он взял за основу музыку великого итальянца Д. Россини.
Репетиции шли долго, поскольку здоровье продолжало уходить от великого сатирика. Поскольку официальная медицина не справлялась с этим процессом, артист все чаще вынужден был обращаться к помощи известной целительницы Джуны Давиташвили, с которой он был знаком с 1976 года, когда еще работал над спектаклем «Зависит от нас…» («Дерево жизни»). Вот как он сам вспоминает об этом:
«В очередной раз лежу в ленинградской больнице имени Свердлова. Адски болят ноги. Боль продолжается круглые сутки и отпускает лишь на короткие минуты, когда накладывают какие-то компрессы. Только в течение этих нескольких минут могу подремать… Болезнь трудно поддавалась излечению. Наконец профессору Кушаковскому удается поставить меня на ноги в прямом смысле слова. И все же они плохо слушаются, побаливают.
После больницы еду в подмосковный санаторий «Сосны». Один из отдыхающих рассказывает мне о том, как помогла его жене некая Джуна.
Пробую добиться у нее приема, что оказывается довольно трудно. Наконец Джуна назначила мне день и час. Приехав, не застаю ее дома. В подъезде и на лестнице вижу множество ожидающих людей.
Возвращаюсь в санаторий с ощущением неловкости, что зря прогонял человека, любезно изъявившего желание меня подвезти. А главное, теряю надежду на встречу с Джуной.
Неожиданно она сама приезжает в наш санаторий навестить своего больного и садиться ужинать за один стол со мной. Мы знакомимся. После ужина Джуна заходит ко мне в номер. В течение десяти минут, не дотрагиваясь до меня, делает какие-то пассы руками. В результате я тут же чувствую себя лет на двадцать моложе.
Так я вошел в ее орбиту, стал регулярно приезжать к ней на прием…»
Джуна настолько заворожила Райкина своим целительским талантом, что он иной раз больше верил ей, чем официальным докторам. Вот как об этом вспоминает очевидец – А. Левиков:
«Однажды Райкину стало совсем плохо, вызвали «неотложку». Врач хотел было сделать укол, но тут в дверь позвонили. «Подождите, – попросил Аркадий Исаакович, – может быть, это Джуна? Она обещала прийти. Тогда обойдемся без уколов». Доктор скептически пожал плечами: нечего, мол, тогда и медицину вызывать, коли верите всяким… «Вам же самому будет интересно, – убеждал его Аркадий Исаакович, пока в передней помогали Джуне снять пальто, – посмотрите, как Джуна лечит, а потом еще раз измерите давление. Получится эксперимент, не правда ли? Присядьте-ка пока в кресло…» Джуна начала свои пассы – ну, словом, что там делают экстрасенсы, а ее пациент незаметно косил глазами на делано равнодушное лицо доктора. Но оказалось, что давление и впрямь упало до нормы!..»
Отметим, что Райкин и Джуна почти одновременно переехали жить в Москву – в самом начале 80-х. И именно Райкин написал письмо Брежневу с просьбой помочь целительнице получить московскую прописку – столичные чиновники, под давлением здешних врачей, не хотели, чтобы Джуна оседала в Москве. Брежнев помог, после чего… тоже стал пациентом Джуны.
Но вернемся к Аркадию Райкину.
Лечение Джуны помогало ему лишь некоторое время: у него меньше болели ноги, походка становилась более упругой, улучшалось общее самочувствие. Но так обычно длилось около полугода. Затем все возвращалось на круги своя. Близкие и коллеги Райкина даже сомневались, сможет ли он сыграть премьеру «Мир дому твоему». Но она состоялась, поскольку именно работа оставалась для великого артиста тем допингом, благодаря которому он еще жил.
«Мир дому твоему» вышел в свет весной 1984 года. Премьера игралась на сцене столичного Театра эстрады на Берсеневской набережной. Автору этих строк посчастливилось увидеть тогда это представление воочию, предварительно отстояв в очереди за билетами несколько часов. Честно говоря, спектакль произвел на меня двоякое впечатление. И главным образом потому, что я увидел другого Райкина, чем привык видеть до этого, – сильно постаревшего и малоподвижного. Былая энергетика ушла из великого сатирика, что сказалось и на самом спектакле – он являл из себя достаточно вялое представление, особенно в той его части, где присутствовал Райкин. Как выяснится позже, все это было следствием тяжелой болезни артиста – болезни Паркинсона (при ней, как известно, человек теряет память). Однако в год выхода спектакля болезнь только начиналась, поэтому ее последствия еще не были столь заметны, как это произойдет чуть позже. И на том представлении, которое видел я, Райкин ни разу не забыл текста и не перепутал слова.
На спектакли наш герой приезжал из Дома творчества кинематографистов в Матвеевском, где он в то время обитал. Там же в те дни оказался и сценарист В. Фараджев, который оставил о тех днях следующие воспоминания:
«Начало восьмидесятых. Аркадий Райкин уже перешагнул порог своего семидесятилетия. Но, несмотря на возраст, он продолжает выступать. Успех, как всегда, оглушительный. Раздобыть билетик «на Райкина» считается большой удачей. Нежданно-негаданно мне предлагают два билета в райкинский Театр миниатюр. Спектакль через неделю. Для меня это очень удобно. Как раз на эту неделю у меня забронирована путевка в Дом творчества кинематографистов «Матвеевское». Все складывается удачно. Неделю я провожу в «Матвеевском», тружусь над сценарием, а в воскресенье мы с женой идем «на Райкина»…
В «Матвеевское» я попал к самому ужину. Успел разложить бумаги. Водрузил на стол пишущую машинку. Умылся. И поспешил в столовую. В это же время из смежного номера вышел сосед. Я увидел его со спины. Он показался мне очень пожилым человеком. Немощный, согбенный, с дрожащими руками… Видно было, как безуспешно пытается он справиться с дверным замком.
Я поспешил на помощь. Обойдя мужчину, я вдруг увидел его лицо. Боже мой! Да это же Аркадий Райкин! Вот так встреча… Меня пронзила щемящая жалость к этому великому человеку.
– Вам помочь? – робко спросил я, боясь показаться навязчивым.
– Пожалуйста… – едва слышно промолвил Райкин, отдавая мне ключ.
Я запер дверь. Успел заметить, как продолжает дрожать его рука, опуская ключ в карман пиджака… Медленно, семенящими шажками Райкин направился к лифту. Я шел рядом, готовый в любой момент его поддержать. Никаких слов, пока мы спускались в столовую, сказано не было. Я понял, что Райкин к общению не расположен. Навязывать же ему свою помощь я не решался.
Мучила одна мысль: «Через неделю у этого человека спектакль… Целый вечер на сцене… Возможно ли это?»
В столовой Райкин направился к своему столику. Меня же посадили за соседний. В последующие дни, встречаясь с Райкиным, я с горечью отмечал, что состояние его не улучшается. Та же немощь, беспомощность, замедленность всех реакций… Человек с трудом поднимал ложку. С трудом орудовал вилкой… Дверной замок по-прежнему был для него непреодолимым препятствием… Я старался подгадать, чтобы наши выходы в столовую совпадали. Как только раздавался стук соседней двери, я выходил, и Райкин безропотно отдавал мне свой ключ. А я радовался, что могу хоть чем-то ему помочь.
Разговаривая с женой по телефону, предупредил ее, что спектакль, которого мы с нетерпением ждем, может не состояться. Жену это так огорчило, что она решилась позвонить в театр, справиться о возможной отмене. Ей ответили, что никаких сведений на этот счет пока нет. Но все возможно…
В день отъезда мне захотелось еще раз повидать Аркадия Исааковича, попрощаться с ним. Но к завтраку он не вышел.
Вечером того же дня мы с женой отправились в театр. Признаюсь, я шел туда без всякой надежды на успех. Ломал голову: как может человек в таком физическом состоянии, как Райкин, выйти на сцену?..
Я ошибся. Райкин не вышел, он буквально взлетел на подмостки. Легкий, элегантный, прекрасно владеющий своим телом… Голос звучит задорно, даже задиристо… Глаза блестят… Никакой немощи… Никакой хвори… Зрительный зал дружно реагирует на каждую реплику своего любимца… Хохот и аплодисменты…»
В спектакль «Мир дому твоему» вошло около десятка интермедий, причем в большей их части был занят Райкин.
Рассказывает Е. Уварова:
«Решение спектакля предполагало обнажение лирического начала. Артист распахивает перед зрителями стены своего дома. Здесь он живет, размышляет, работает, отвечает на телефонные звонки, читает письма, разговаривает с сыном. «Пожалуйста, располагайтесь, будьте как дома!» – обращается он к публике. Театр – это дом Аркадия Райкина, дом – это театр.
В глубине сцены на небольшом возвышении – уютная квартира с широким окном на заднике. Она отделена раздвижной стенкой от авансцены, где у правой и левой кулис дублируется часть квартиры с письменным столом, удобным креслом и телефоном. Центр свободен – это царство Аркадия Райкина, его мир, который по воле артиста населяется различными персонажами.
Благодаря конструктивности художественного решения Аллы Коженковой, режиссеры спектакля Аркадий и Константин Райкины получили две площадки, позволяющие создавать множество игровых комбинаций. Они могут предельно распахивать пространство сцены и сужать его до размеров просцениума.
В новом спектакле «Мир дому твоему» понятие дома приобретает расширительный смысл. Это не только его, Райкина, дом, это вся наша страна, наконец, вся планета – огромный, тесный дом. В одном месте хлопнет дверь, отзовется в другом.
Большой вступительный монолог проникнут заботой о нашем общем доме. Он затрагивает многие стороны жизни, но все подчиняется одной основной мысли – в доме должны царить порядок и уважение. Так возникает тема мира.
С каждым новым спектаклем вступительный монолог Райкина все более утрачивает качества эстрадности. На этот раз репризы в нем почти отсутствуют. Артист, нет, не артист, а пожилой, умудренный жизнью человек размышляет вслух о том, что болит, обращается к сердцу, совести, чести своих собеседников – зрителей…»
Итак, вступительный монолог Райкина длился без малого 20 минут. В нем поднимались разные проблемы современности – как социальные, так и экономические. Например, звучал следующий текст: «Там – ну, вы понимаете где – все работают, а вся выгода достается одному человеку. У нас все работают, но никому никакой выгоды». Или звучало такое: «Оденьте женщину получше, и она будет рожать почаще. Может быть, тогда мы и решим демографическую проблему».
В концовке монолога Райкин рассказывал сказку о волке и семерых козлятах, причем в его интерпретации хищник оставался победителем: съев бедных козляток, довольный укладывался спать под деревом. Звучал вывод: а ведь и среди нас, людей, развелось много разного рода хищников. «Может быть, мы хищнее зверя?» – вопрошал Райкин.