Другой дом
Шрифт:
— У моего интереса к ней есть особая причина.
— Вы имеете в виду болезнь ее бедной матери? — Он тут же понял, что ни тени претензий на то, чтобы взять на себя какие-то заботы, в ее словах не было, хотя при упоминании об этом несчастье ее лицо заметно вытянулось: она с трепетом выслушала сообщение о том, что совсем еще несмышленому ребенку грозит беда. — Это очень хорошая причина, — заявил он, чтобы успокоить ее. — Но было бы гораздо лучше, если бы у вас была еще и другая причина. Надеюсь, никогда не будет недостатка в людях, которые относились бы к ней с любовью.
Казалось, уверенности в себе у нее теперь прибыло.
— Именно таким человеком я всегда и буду.
— Именно таким человеком?.. — Тони чувствовал потребность разобраться, что же такое она имеет в виду. Однако теперь ее внимание было отвлечено пришедшим наконец лакеем, к которому он немедленно обратился. — Пожалуйста,
— Возможно, Горэм решит, что этого делать не следует, — предположила Джин, когда слуга ушел.
— О, она гордится ею так же, как и я! Но если она так решит, я отведу вас наверх. Потому что, как вы сказали, вы именно такой человек. Я ни капельки в этом не сомневаюсь, но вы собирались объяснить мне почему.
Джин отнеслась к этому так, будто речь шла о чем-то почти секретном.
— Потому что она родилась в мой день рождения.
— С вами в один день?
— Да, когда мне исполнилось двадцать четыре.
— О, я понял; это очаровательно — просто прелестно! — В этом обстоятельстве не было той таинственности, которой она его поначалу заинтриговала, но ее забавная вера в его значительность, приравнявшая половинку финика к сочной груше, странным образом внушила ему ощущение, что этого обстоятельства вполне достаточно для тайны; вместе с тем в нем крепло убеждение, что суждение миссис Бивер о ее волосах было чистейшей клеветой. — Это самое удивительное совпадение и порождает самую интересную связь. Поэтому, прошу вас, всякий раз, как будете отмечать вашу очередную годовщину, празднуйте заодно чуть-чуть и ее день рождения.
— Как раз об этом я и думала, — сказала Джин. Потом добавила, все еще застенчиво, но уже едва ли не сияя: — Я всегда буду посылать ей что-нибудь в подарок!
— А она будет посылать вам! — Эта идея даже Тони показалась очаровательной, и он тут же совершенно искренне решил, что, по крайней мере, в первые годы возьмет это дело на себя. — Вы ее самый первый друг, — улыбнулся он.
— Неужели? — Джин сочла эту новость замечательной. — Ведь она меня еще даже не видела!
— О, таковы все первые друзья малыша. Можете считать, что вы официально объявлены ее другом, — сказал Тони, желая сделать ей приятное.
Однако она явно не одобряла любое умаление ее исключительности.
— Но я ведь даже не видела ее мать.
— Да, с ней вы не встречались. Но непременно еще познакомитесь. Тем более вы уже видели ее отца.
— Да, ее отца я видела. — Будто желая убедиться в сказанном, Джин посмотрела на Тони — и позволила себе обменяться с ним таким открытым и пристальным взглядом, что мгновение спустя, ощутив себя как бы пойманной в ловушку, резко отвернулась.
В тот же миг Тони царапнула мысль о том, что ему следовало отослать ее домой; но теперь, отчасти из-за близости, установившейся между ними всего за несколько минут, а отчасти от осознания ее крайней молодости, его нежелание говорить с ней об этом пропало.
— Вы знаете, я дал миссис Бивер нечто вроде страшной клятвы. — Затем, когда Джин вновь удивленно посмотрела на него, добавил: — Она сказала, если вы придете, я должен тут же вас прогнать.
Джин уставилась на него с еще большим удивлением.
— Ах, мне не следовало оставаться!
— Вы этого не знали, и я не мог указать вам на дверь.
— Тогда мне следует сейчас же уйти.
— Ни в коем случае. Я бы не стал об этом упоминать, если б был с ней согласен. А упоминаю, напротив, только для того, чтобы задержать вас как можно дольше. Обещаю, я все улажу с кузиной Кейт, — продолжил Тони. — Я ее не боюсь! — засмеялся он. — Вы хорошо на меня влияете — за это я особенно вам благодарен. — Она была очень ранима; несколько секунд у нее был такой вид, будто она засомневалась, не подшучивает ли он над ней. — Я имею в виду, что вы успокоили меня в тот момент, когда мне это действительно было нужно. — Тони произнес эти слова с мягкостью, которая, как он с удовольствием отметил, глядя на ее лицо, сразу произвела должное впечатление: выражение ее лица мгновенно преобразилось. — Я озабочен, я удручен, я метался в тревоге. Ваше присутствие помогло мне сохранить хладнокровие — вы как раз то, что мне нужно. — Он кивнул ей с явной симпатией. — Останьтесь со мной, прошу вас!
Джин не бросилась с ходу выражать сочувствие по поводу его домашних обстоятельств, но жалость, наполнившая ее взор в ответ на этот призыв, свидетельствовала о том, что нежная ее природа тут же взяла свое. Именно безмятежность юности послужила причиной тому, что на душе у него стало спокойней, но теперь, всем сердцем откликаясь на его слова, она будто бы сразу сделалась старше.
— Ах, если бы я могла вам
— Не вставайте, сядьте, сядьте! — Он обернулся. — А вот и наше чудо света! — воскликнул Тони в следующее мгновение, увидев Горэм с подопечной на руках. Однако его интерес к вновь пришедшим почти сразу же угас, ибо в двери напротив появилась миссис Бивер. Она вернулась, и вместе с ней Рэймидж; едва войдя, оба они замерли на месте; замер и Тони, уловив, как ему показалось, направление зоркого взгляда соседки. Вид у нее был необычайно напряженный; это особенно выразилось во взоре, который она, выпрямившись во весь рост, устремила куда-то мимо него; в суровом этом взоре читалось осуждение, и Тони оглянулся, чтобы посмотреть на побледневшую Джин Мартл. Однако увидел он вовсе не Джин Мартл, а совсем другую персону, Розу Армиджер, которая, по странному совпадению, в этот самый момент, бок о бок с Деннисом Видалом, появилась в дверях, ведущих в холл из передней. Именно на Розу уставилась миссис Бивер — уставилась весьма многозначительно, что, без сомнения, было вызвано той фальсификацией, какой эта молодая леди подвергла историю своего отказа мистеру Видалу, в результате чего в адрес последнего были высказаны столь облыжные обвинения. Она даже не обратила внимания на Джин, которая, в то время как остальные стояли, подтверждала заведомое согласие со всем, что скажет Тони, уже одним тем, что единственная из всей компании сидела в кресле. Выражение лица миссис Бивер, казалось, настолько ее поразило, что она была не в силах подняться на ноги. Тони заметил все это в мгновение ока, равно как то, сколь мало взгляд Горгоны был способен обратить в камень Розу Армиджер, которая с бурным энтузиазмом, внезапно в ней пробудившимся и глубоко его изумившим, обратилась к присутствующим, весьма разумно напомнив им о давно накрытом ланче. Все было уже на столе — все портилось — все уже стало почти несъедобным! Тони почувствовал, что должен галантно поддержать ее.
— Пойдемте же наконец, — сказал он миссис Бивер. — Пойдемте, — повторил он, обращаясь к Джин и Деннису Видалу. — Доктор, вы присоединитесь?
Одним прикосновением он разрушил чары, сковывающие Джин; она встала на ноги; но Доктор, как бы желая сделать адресованное всем присутствующим объявление, поднял сдерживающую, властную руку.
— Пожалуйста, Брим, — никакого банкета. — Он посмотрел на Джин, на Розу, на Видала, на Горэм. — Я беру этот дом в свои руки. Немедленно все успокойтесь и ведите себя тише.
Тони бросился к нему.
— Джулии стало хуже?
— Нет, с ней все по-старому.
— Тогда я могу к ней зайти?
— Ни в коем случае. — Доктор Рэймидж схватил его за рукав, взял под руку и не отпускал. — Если вы не будете хорошим мальчиком, я запру вас в вашей комнате. Немедленно все успокаиваемся, — повторил он, обращаясь к остальным, — идем каждый по своим делам и ведем себя очень тихо. Я требую, чтобы в доме была фактически полная тишина. Но прежде чем она наступит, миссис Бивер имеет вам кое-что сообщить.
Миссис Бивер стояла по другую сторону от Тони, который чувствовал себя между нею и доктором как пленник. Она оглядела свою маленькую аудиторию, состоявшую из Джин, Розы, мистера Видала и почтенной Горэм. На могучих руках Горэм возлежало нечто большое, белое, закутанное в муслин и приводившее на ум приношение богам, доставленное к началу жертвенной церемонии.
— Я должна вам кое-что сказать, потому что доктор Рэймидж согласился, чтобы сообщение прозвучало из моих уст, и потому что мы оба взяли перед миссис Брим обязательство, что доведем его до общего сведения. Мне никогда не приходилось делать таких необычных объявлений, но я только что клятвенно заверила Джулию, что оно будет сделано всем, кого это может касаться, прежде чем я выйду из этого дома, а затем при случае будет повторено и в других местах. — Она сделала паузу, и у Тони, стоявшего рядом, мурашки пошли по коже от ее торжественного тона. Ей самой были не по душе неловкость и принуждение, а он жалел ее, ибо к тому времени уже четко представлял, что далее последует. Он догадывался, что за всем этим кроется свойственная его жене тяга к сугубой предусмотрительности, которая была бы почти гротескной, не будь она такой бесконечно трогательной. Ему казалось, он заранее настроился с полной снисходительностью отнестись к этой ее причуде, решив не придавать значения ране, нанесенной его чувствительности оглаской, на которой она настояла. Он готов был, издав нежный вздох, смириться — в надежде, что это поспособствует ее скорейшему выздоровлению. — Она хочет, чтобы стало как можно шире известно, — заявила миссис Бивер, — что мистер Брим, дабы доставить ей радость в этот критический момент — критичность которого, я убеждена, она преувеличивает, — честью ей поклялся, что в случае ее смерти он больше не женится.