Другой путь. Трилогия
Шрифт:
– Мой контакт передал согласие. Через две недели в Потсдаме тебя встретит сам старый Эрих. Условия и точное место нам сообщат за два часа до встречи.
– Через две недели? Как я люблю коммунистов! Они в самом деле думают, что мир крутится вокруг них и у меня нет более забот, как угодить этим старым маразматикам?
Луиджи загадочно улыбнулся:
– Не стал бы я называть герра Мильке «старым маразматиком»…
Я бы тоже не стал, если бы товарищ Мильке не просрал бы вскоре свою страну, несмотря на все свои таланты. Немцы вообще странный народ – вроде бы всегда все делают правильно, но итогом верных действий чаще всего
– Не называй, – я занес дату встречи в Потсдаме в свой планировщик. – Займись визами, паспортами, ну, ты знаешь. В ГДР просто так не въедешь. А у тебя всего лишь две недели.
Луиджи чтото еще хотел сказать, но передумал. Видимо решил, что сумеет справиться без моих ценных указаний.
Он ушел, а я стал готовиться к знаменательной аудиенции.
Три дня прошли в какойто нервной суете и беспрестанных метаниях – от адвокатов, ведущих мои дела в отношении СкотлендЯрда до других, занятых несколькими слияниями: Parmalat я соединял с Nestle (не особенно рассчитывая на успех, просто устраивая газетную шумиху, играл на повышение), FIAT с SAAB – примерно с теми же намереньями, а SAP поглощал Danfoss – и эта сделка была серьезной.
Серому позвонил и доложился, что все в порядке, волноваться пока не о чем.
Первое мая отмечать не стал – не нашлось под рукой соответствующих транспарантов, чтобы достойно пройтись по Вестминстер Эбби, призывая пролетариев всех стран к объединению и размахивая красными флагами.
Но второго проснулся рано. И хотя встреча с лордоммэром была назначена на три часа дня, готов к ней я был уже в десять утра. Помытпобритнапомажен.
Такому невеликому знатоку Лондона как я, никогда бы не найти дороги от Примроуз Хилл, где располагалось мое основное жилище, до Финсбери, где ждал меня достопочтенный сэр Гревиль Спратт, торговец скобяными изделиями. Всего лишь три с половиной километра по прямой, но в сплетении узких улочек Сомерс Тауна, Пентонвилла и Финсбери я рисковал как Тезей в своей увеселительной поездке на Крит.
В общем, повез меня в сердце империализма Томас Дашвуд, оставшийся старшим смены вместо Саймона, которого Лу плотно взял в оборот. Был мистер Дашвуд молод, кажется даже моложе меня, а потому чрезвычайно добросовестно отнесся к своим обязанностям: сам уселся справа, слева подсадил ко мне еще и Джона, а за рулём Bentley устроился третий телохранитель – Кристиан. Фамилии своей многочисленной охраны я уже перестал даже стараться запоминать. Тем более, что большинство из них останется здесь когда я отправлюсь в какойнибудь Сингапур, Гамбург или Аделаиду, а там есть свои такие же парни – одинаковые с лица, и все с похожими именами. Редко когда Клаус или Пьер.
Мне нечасто доводилось ездить по Лондону, в основном от Хитроу до дома, вечером на Камлет Уэй, да в офис на пересечении Бондстрит и Оксфордстрит. Маршруты постоянные и порядком примелькавшиеся. Теперь
Том оказался большим патриотом своей столицы, рассказывал мне едва ли не о каждом доме, встреченном по дороге к Нортгэмптонскому скверу. Он сильно удивлялся, что полковник, сэр Спратт, встретится со мной не в Mansion House, где обычно принимает важных персон, а в здании городского университета, номинальным главой которого является. Томасу казалось это странным.
Едва мы проехали Юстен Тауэр, Дашвуд велел мне смотреть налево и ждать появления грандиозной стройки. Через пару кварталов я действительно увидел огороженную площадку. За забором высилось здание из красного кирпича: с башенками, с обилием стрельчатых и арочных окон, с обязательными часами под шпилем, с ломаной линией кровли – его четыре этажа выглядели очень внушительно и торжественно.
– Евростар! – торжествующе объявил Томас. – Станция Pancras. Представляете, скоро можно будет сесть здесь на поезд и через пару часов добраться до континента! Кале, Париж, всюду! Быстрее, чем на самолете! Под каналом!
– Под ЛаМаншем? – я чтото слышал об этой стройке века и периодически отбивался от предложений проинвестировать строительство какойнибудь ее части. Серега предупреждал, что проект это странный, коммерчески практически бесполезный, неспособный в обозримом будущем вытащить себя даже на самоокупаемость, и я ему верил.
– Да, сэр, – согласился, скривившись, Том, – под каналом. Мой кузен работает в проектном бюро. Подумайте только, два десятка миль под водой! Фантастика. В славное время мы живем, мистер Майнце!
– Все б вам, европейцам, землю ковырять, – усмехнулся я. – Швейцарцы тоже собираются сквозь Альпы копать дыру. В Италию.
– Мы – англичане, сэр, – поправил меня Томас. – Простите. А этим, с континента, просто делать нечего. Кому нужны их горы? Мне очень жаль, но ерунда это все. Вот через канал нужна дорога, а то наша экономика задыхается. А там зачем? Кто поедет в Италию через тоннель, если есть самолеты и корабли? И строить они будут наверняка еще лет двадцать. У нас быстрее все построится!
– Японцы уже два месяца как под водой катаются. Про тоннель Сэйкан слышал?
– А, – отмахнулся Том, – простите меня, сэр, да только игрушки это все. Там у узкоглазых под водой всегото десяток миль.
Такая точка зрения не была для меня внове, ведь всему миру известно, что Россия – родина слонов и всех изобретений: все, что придумали мы – эпохально и значимо, а то, до чего додумались другие – баловство одно.
Между тем мы уже оказались на Спенсерстрит и до цели поездки оставались считанные минуты. И самую последнюю из них отсчитали часы над трехэтажным краснокирпичным зданием университета.
Едва я выбрался из машины и расправил брюки, как за спиной раздался спокойный негромкий голос:
– Мистер Майнце? Позвольте, я провожу вас к канцлеру. Вас ждут.
В паре метров позади меня на тротуаре стоял человек. Тощий как вешалка, из тех людей, что совсем недавно очень быстро потеряли половину своего привычного веса – опавшие щеки, свисавшие двумя мешками под нижнюю челюсть, простыня полощущейся на подбородке кожи… На секунду мне показалось, что смотрю я в глаза дракону с острова Комодо – таким невыразительным и бессмысленным было выражение взгляда белесых гляделок моего провожатого.